— Потренироваться хочешь? — догадывается Анатолий Борисович.

— Засиделся, надо размяться, — соглашаюсь я.

Тесть придирчиво оглядывает мои багровые шрамы: — Не рано?

— В самый раз, — отмахиваюсь я.

— На тренажёрах попробуешь?

— Нет, только рукопашный бой. Подбери мне парня покрепче.

Тесть ухмыляется, чуть прищурив глаза, одобрительно говорит: — Ладе повезло с мужем, — он хлопает меня по плечу, — себя вспоминаю, таким же был в молодости.

— Отец, ты и сейчас не слабый, — без всякого комплимента говорю я.

— Да, нет, руки уже не те, реакция подводит… разве что, мозги ещё варят, — улыбается он и подзывает крепкого парня, — Филипп, занимался боевым самбо. По каким условиям будете биться?

— До нокаута, — с удовольствием осматриваю парня, в прошлом я весьма успешно занимался боевыми единоборствами и поэтому понимаю, что соперник для меня выбран серьёзный.

Филипп с хорошо скрываемым пренебрежением кивает: — Для меня большая честь сразиться с вами, Великий князь.

— Не на собрании, — поморщился я, — мы сейчас на равных позициях, можешь называть меня Никитой.

— И это правильно, — неожиданно широко улыбается Филипп. — Никита, тебя как, можно сильно швырять на землю, вроде как шрамы ещё свежие?

— Жёсткий массаж не помешает, — я выхожу на импровизированный ринг, вокруг которого мгновенно собирается народ, краем глаза замечаю, некоторые заключают пари и многие ставят на моего соперника. М-да, не опозориться бы, как Великий князь сразу не состоюсь, а поддерживать статус необходимо, шрам в виде короны на плече одно, а дела — другое. Внезапно вижу Ладу, она идёт с Яной, энергично крутит шеей, видит меня на ринге, в удивлении округляет глаза, что-то возбуждённо говорит подруге, та кивает, но когда Лада пытается прорваться ко мне, удерживает за руку. В душе сокрушаюсь, не вовремя появилась жена, вспоминаю, как сегодня она осторожно ощупывала мои рубцы и требовала с моей стороны беречь себя, сильно не напрягаться, тяжести не носить, я кивал как послушный болванчик, она сокрушённо качала головой. А тут, на тебе, я в центре ринга, мой соперник уверенно поигрывает мышцами и, хотя весь его вид излучает благожелательный, глаза не предвещают ничего хорошего. Я усмехаюсь — вот влип, теперь получу от неё по полной программе. Лада укором смотрит на своего отца, Анатолий Борисович грозно сдвинул брови, показывая этим, что разговора не будет и даёт команду на сближение.

Филипп с ходу бросается мне в ноги, не удерживаюсь, падаю на спину, от боли в голове вспыхивает радуга, но она мобилизует на ответные действия. Под рёв зрителей, я подгибаю колени, затягивая соперника на себя и, резко распрямляю ноги. Он отлетает, поспешно выпрыгивает на пятки, становится в боевую стойку, но и я уже тоже стою на ногах, теперь его не пропущу к себе — сила борцов в ближнем бою, но Филипп прекрасен и в чистом рукопашном бою. Но тут он делает непростительную ошибку, вновь бросается мне в ноги, я резко отхожу назад и сверху наношу удар локтем в район лопатки и коленом в лицо. От таких жёстких ударов любой соперник был бы нокаутирован, но Филипп, охнув, вцепился в мою пятку и стал заворачивать ногу под болевой приём, ещё мгновение и кость пойдёт на излом. Толпа взревела. Обхватываю его шею в ключ, и получается интересная картина, чем сильнее он заворачивает мне ногу, тем мощнее происходит удушающий приём — теперь всё зависит от того кто выносливее к боли. Моя нога изогнулась, как лук, впору стрелу вкладывать, но и Филипп рычит, пуская изо рта пену, и крутит пятку словно чёрт. Но вот воздух в лёгких кончается, он ослабляет хватку, я высвобождаю ногу, перебрасываюсь через него и сильнее сжимаю шею, жду, когда он начнёт бить ладонью о землю, но соперник упирается изо всех сил, лицо побагровело, уже судороги пробегают по телу, про себя ругаюсь — так и удушить можно — отпускаю. Филипп производит стремительный перекат и уже стоит на ногах, грудь судорожно вздымается, белки глаз кровавые. Он с ходу наносит мощный удар кулаком, успеваю поставить блок, но он задевает бок, там, где багровеет шрам, рубец расходится, хлынула кровь. Как некстати появляется, затмевающая рассудок, злость, стараюсь её унять, так можно выйти из-под контроля. Гашу в себе раздражение и делаю вид, что «поплыл», замечаю, как в глазах у Филиппа вспыхнула радость, теперь он нанесёт мне последний, завершающий удар. В погоне за дешёвыми эффектами, он высоко подпрыгивает, целясь ногой мне в голову. Ожидая моего неминуемого поражения, вскрикивает Лада, но я прекрасно контролирую ситуацию, блоком отвожу летящую ногу, другую сбиваю перекрещенными руками, ловлю в блок, подсаживаюсь, заводя его ногу на своё плечо и, делаю бросок. Филипп не понял, что произошло, удар о землю был такой сокрушительной силы, что он, охнув, теряет сознание. Испугавшись, что я переусердствовал, наклоняюсь над ним, щупаю пульс и под радостные вопли толпы, произношу: — Жить будет… а он неплох, как я погляжу, такие бойцы мне нужны.

Привожу его в чувства, он открывает глаза, смотрит на меня с нескрываемым обожанием и спрашивает: — Где я?

— На земле, — улыбаюсь я.

— Но ведь был полёт.

Я помогаю ему встать, дружески хлопаю по спине: — Ещё полетаешь, а ты молодец, я даже вспотел.

— Никита Васильевич, вы ранены? — увидев кровь на моём теле, беспокоится Филипп.

— Ерунда, — отмахнулся я, — а меня называй просто — Никитой.

— Я с тобой дома поговорю! — нашу идиллию прерывает возмущённый выкрик Лады. В толпе рассмеялись, моя жена нахмурилась, но неожиданно светлеет лицом и тихо шепнула мне в ухо: — Я тобой горжусь… но всё равно ты несносный муж, Семёну покажись, пусть новый шов тебе сделает. Целую жену, опираясь о её хрупкое плечо, схожу с ринга, ощущаю на себе восхищенные взгляды, свой авторитет не уронил… а ведь мог… или нет? Мой тесть с теплотой смотрит на меня, многозначительно поджимает губы, размеренно подходит, ласково смотрит на дочку: — Всё правильно, Ладушка, ему давно надо было заявить о себе, я ждал этого момента, поэтому подготовил Никите самого лучшего бойца, чтобы наверняка… лишь Аскольд сильнее Филиппа.

— Мордобоем можно лишь дешёвый авторитет заработать, — поучительно заявляет Лада, у неё иногда проскальзывает от своей мамы — учительницы младших классов.

— Не скажи, сейчас как раз и нужен хороший мордобой, чтобы поднять авторитет, да и засиделся Никитушка, жиреть начал, — озабоченным тоном произносит Анатолий Борисович, — я с испугом глянул на своё тело, но вроде лишнего жира не обнаружил, но тестю виднее, раны заживут — на тренажёрах надо покачаться.

Семён поселился на краю города, к моему удивлению, он организовал лечебницу для животных, правда, и людей иногда принимает. Я вначале его не понял, почему именно зверей лечит, но он по секрету рассказал, как-то Игорь раненого волчонка принёс, с него, и началось, приёмный сынок постоянно находил нуждающихся в помощи животных и волок к Семёну, пришлось даже штат ветеринаров увеличивать. Что ж, это тоже нужно, а для людей, я на другом краю города первоклассную больницу создал, но все мои родные предпочитают ходить к Семёну, вот и я плетусь к нему.

Мой друг придирчиво осмотрел мою рану, советует сжать пальцами края разошедшегося шва, а сам ловко накладывает шинку лисёнку, затем отдаёт зверька Игорю и вновь подходит ко мне: — Зажило ведь уже, что произошло? — с укором спрашивает он.

— Удаль свою демонстрировал, — хмыкает Лада, — с Филиппом сразился.

— Побил? — спрашивает Семён.

— Нет, Никита его! — с жаром восклицает моя жена.

— Так я это и имел в виду, — улыбается Семён. — А про Филиппа я уже давно знаю, с десяток его бывших соперников лечил, крутой он боец.

— Не заметила, — поджимает губы Лада, — Никита его как Тузик грелку…

— Да-да, — соглашается Семён, однако шов разошёлся, — он достаёт хирургический инструмент, раскладывает скальпели, кривые иглы, готовит нитки из жил, затем снимает с полки пол-литровую банку, на которой ещё сохранилась этикетка ещё с той, прошлой жизни — консервированные кабачки, взбалтывает содержимое.