— Медведь не придёт, — уверенно говорит Семён, — в его взгляде столько сострадания, что женщина даже улыбнулась.

Семён сажает девочку себе на плечи, женщина цепко хватает мальчиков за руки и мы, поспешно уходим со страшного места.

Решили идти тем же путём, которым они пришли, так до склонов ближе, трава всё ещё не выпрямилась и указывает направление. Но я постоянно вспоминаю об убитом оленёнке, это как наваждение, хочется принести трофей в лагерь, желудок просто воет от возмущения и злости, он совершенно пустой и пить хочется, до умопомрачения. Решено, доведём их до спуска, а мы вернёмся за своим трофеем. Интересно, как Семён воспримет моё предложение? Я обернулся, встретился с его тревожным взглядом, вздохнул, мне показалось, он меня не поймёт. Ладно, там видно будет. В любом случае, без воды, дёргаться не стоит, второй такой переход можно не выдержать.

Внезапно натыкаемся на родник, он с наглостью разбросал в стороны корни и всяческий мусор и весело журчит, как песня с небес.

— Это знак! — я даже как-то расстроился.

— Здорово! — Семён ссаживает с плеч девочку, ждет, когда женщина и дети напьются и кое-как смоют с себя грязь. Затем и мы напиваемся, причём я шепнул Семёну, чтобы пил как можно больше. Он улыбнулся, мой друг ещё не понял, какую гадость готовлю я ему. Но, к моему удивлению, Семён отрывается от родника, смотрит на меня честным свинцовым взглядом, и произносит: — А ведь у нас оленёнок на дереве висит. Как с ним быть?

Я деланно нахмурился и, с великим сожалением произношу: — Это так… какая досада! Но не возвращаться, же за ним?

— Есть хочется… до коликов, — вздыхает мой друг.

— Так что ты хочешь предложить? — осторожно спрашиваю я его.

— Доведём их до спуска к лагерю, а сами, по этой же тропе, вернёмся к нашему оленёнку, — с воодушевлением начал Семён, но, внезапно что-то вспомнил, осекся, помрачнел и, что-то хочет сказать, верно, отрицательное. Но я энергично поддерживаю его, хлопаю по плечам и, горячо говорю: — Ты знаешь, какая вкусная оленятина! Я как-то раз её пробовал, тесть с охоты приносил, пальчики оближешь… запечём на углях…

— Хватит! — Семён едва не захлебнулся в собственной слюне. — Женщину с детьми к лагерю приведём и бегом к нашему дереву.

— Хорошо… ещё не вечер… хотя день уже идёт к концу… до темноты б успеть, — всполошился я.

— Успеем, — Семён переходит на быстрый шаг.

На этот раз никто не шоркался у нас на пути, сравнительно быстро миновали степь и, вскоре запахло свежестью моря.

— Пришли, — Семён ссаживает с плеч девочку, утирает пот. — Вам по этой тропе вниз, затем увидите площадку на склоне — этот наш лагерь.

— Кстати, — решил добавить я, — ваш друг Олег, жив, я ему операцию сделал.

— Как?! — восклицает женщина. — Олег жив? — на её лице появляется неуверенная улыбка, — я утвердительно киваю, — она обращается к детям: — Ваш папка живой!

Пришлось быстренько отойти в сторону, столько было радости, со слезами и соплями, но я получил такое удовлетворение, что спас долговязого. Ради таких случаев, стоит жить!

Семён улыбается, я тоже, взглядами провожаем их маленькую группу. Вот они скрываются из вида, радость на наших лицах исчезает, с опаской смотрим назад. Что-то не хочется идти за оленёнком, но я шагнул в сторону степи и Семён, вздыхая, потопал за мной.

— Мы авантюристы, — хмыкаю я.

— Согласен, — понуро отвечает Семён, он уже тысячу покаялся, что предпринял этот опрометчивый шаг, но мы идём, судьба нам благоговеет.

Миновали страшную поляну со следами трагедии, как по команде посмотрели в сторону гор, но медведя не увидели, быстро пробежались к лесу, остановились у разлапистого дерева, это в случае чего быстренько взобраться по ветвям наверх. Ни хищников, ни другого зверья не наблюдаем, пока везёт.

— Ты как? — я больше обращаюсь к себе, чем к Семёну.

— Что-то свербит под ложечкой.

— Сильно проголодался?

— Скорее всего, испугался, — искренне произносит он, — но задерживаться не стоит, скоро будет темнеть. Надо идти к тому дереву, только бы там не было саблезубого тигра.

— Надеюсь, что нет. Он не дурак, прекрасно понял, что достать эту тушу не сможет, да и свиноподобным нашим полакомился.

Как страшно было проделывать последнее метры, день стремительно угасает, мы явно не успеем до темноты, вот уж и луна явила миру свои жёлтые рога. Зажглись первые звёзды, а мы только подошли к дереву, где висит наш трофей. Земля у корней вся изрыта, здесь бесновался не один хищник, но всех постигло разочарование. Надо торопиться, скоро проснутся ночные хищники и, я не сомневаюсь, они будут опаснее тех, кто любит солнце.

Подбираем брошенные у дерева заготовки, пользуясь случаем, Семён быстро делает себе уродливую дубину, а из длинных веток изготавливаем нечто носилок, сбрасываем оленёнка на землю, привязываем копыта к шестам, и взгромождаем на плечи. Семён охнул от тяжести, но сразу выпрямился: — Тяжёлый, а нам идти с десяток километров.

— Поверь, это не так много, — смеясь, отвечаю я. — Зато, сколько мяса!

— Донести бы, — Семён поворачивает голову то вправо, то влево, весь вид выражает крайнюю степень тревоги.

— Куда мы денемся, дотащим, — неуверенно произношу я.

— Тогда трогаем, — Семён толкает носилки, и я бодренько засеменил вперёд.

— Такое чувство, словно мы что-то украли, — размышляет мой друг.

— Это потому что, каждый хищник в этом лесу, считает эту добычу своей, — не оборачиваясь, говорю я.

— А у меня уже плечи натёрло.

— Так быстро? А как же ты раньше грузчиком работал? — подковырнул я Семёна.

— Я в аптечной фирме работал, там ящики не слишком тяжёлые, — горестно вздыхает он.

— Тогда понятно, работал по профилю.

— Не смейся.

— И не думаю. Ты не тормози, мне кажется, я слышу какой-то шорох.

Семён мигом поднажал, и мне пришлось переходить на бег. Через некоторое время и у меня вспухают плечи, морщусь от боли, но с небывалой силой возникает упрямство — умру, но трофей не брошу. Вроде и Семён того же мнения, сопит как злобный хомяк, я даже боюсь оборачиваться, чтобы не встретиться с его испепеляющим взглядом.

Совсем стемнело, окружающий лес наполняется тревожащими душу звуками, в зарослях зажглись большие светляки, в кронах деревьев завозились ночные птицы, из глубины леса донёсся волчий вой и ему мгновенно отозвались с другой стороны.

Я забываю о боли в плечах, несусь из леса, как подстреленный в зад жеребец, Семён напирает сзади, я едва держу равновесие и рассудок.

Вываливаемся в степь и замираем в ужасе. Впереди двигаются живые холмы — стадо степных мамонтов готовится к ночлегу. Нам вновь везёт, ветер дует с их стороны, исполины нас не почуяли, но в любой миг всё может измениться. Радует ещё то, что ни один первобытный хищник не встанет на пути этих гигантов, поэтому, мы в относительной безопасности… только бы слоны нас не учуяли.

— Глазам своим не могу поверить, — тихо восклицает Семён. — Неужели такое может существовать?

— Ты о слонах? — в потрясении спрашиваю я, но мозг лихорадочно работает, надо как-то пройти мимо, а тропа проходит совсем рядом. В траве мы не укроемся, для степных мамонтов она как мягкий мох и едва прикрывает их узловатые колени.

— Это такие слоны?

— Степные мамонты. Правда впечатляет? Когда в первый раз увидели, думали, умом тронулись, в природе такое существовать не может.

— Однако, существует, — Семён почему-то улыбается, хотя надо бы дрожать от ужаса.

— Они отходят, — замечаю я в их стаде оживление. Слоны двинулись к лесу, угрожающе извергая низкие, клокочущие звуки, их рокот будоражит кожу, и волосы поднимаются дыбом.

— Куда это они? — Семён уже не улыбается.

— Что-то учуяли, — холодея, говорю я. Ветер, что дул в нашу сторону, обмяк и делает попытку завернуть от нас в сторону стада. Но, в последний момент, словно сжалился над нами и вновь задул с удвоенной силой в нашу сторону, донося до ноздрей острый звериный запах. Степные мамонты останавливаются, возбуждённо помахивают огромными ушами, вскидывают хоботы, всё не могут успокоиться.