Микк пожалел, что всё-таки пришёл сюда. Что вновь увидел её (его), что вновь оказался пронзён потоком ненастоящих, но оглушительно искренних эмоций, что вновь, чёрт раздери, залюбовался мерцанием бледной кожи и ненавязчивыми покачиваниями бёдер.

Музыка стихла как-то внезапно. И столь же внезапно Алиса (Аллен, это Аллен) соскользнула со сцены, торопливо направляясь к столику Тики и Вайзли.

Младший, увидев это, радостно засиял глазами и тут же подорвался со своего места, расчетливый сукин сын.

— Добрый вечер, леди, — подобострастно поклонился он смутившейся девушке (это парень, переодетый в девку парень) и заулыбался. — Тики, я такси вызову. Не скучай.

Какая уж тут скука, иронически подумал мужчина, провожая его насмешливо-мрачным взглядом. Если бы ты знал, Вайзли, кому в пояс кланяешься и кого кличешь «леди» и «восхитительной».

Аллен присел за стол, глядя на Тики внимательно и виновато, и в каком-то как будто волнении облизнул губы.

— Я… полагаю, мне нужно извиниться… — выдавил он, пряча глаза и вздыхая, и нервно заломил тонкие пальцы, как прежде закутанные в перчатки. Пальцы, на которые Тики всегда засматривался, которые хотел целовать и поглаживать.

Это были не пальцы Алисы, а пальцы Аллена Уолкера, который все это время его дурил. И вряд ли такое можно вообще простить.

— Смотри какая штука, а? — невесело отозвался Тики. — Помнишь, я тебе про Уолкеров говорил, Алиса? — девушка (юноша) вздрогнул (а), и мужчина растянул в резиновой улыбке губы. — Говорил, что старший — мой лучший друг, а младший — заноза в заднице? Оказалось, эти двое друг друга стоят.

Аллен тут же прекратил заламывать пальцы и вскинулся.

— Хватит, Тики… — выдохнул он, и эти напомаженные губы… Это были губы Алисы, черт побери. — Я… Неа очень волнуется за тебя. Он… хочет поговорить, объяснить, и я… тоже хочу объяснить.

Что объяснить?..

То, что ты — Аллен, но у тебя мимика, жесты и голос девушки, в которую я влюблен? По какой такой причине ты и есть девушка, в которую я влюблен?

Тики показалось, что сейчас он сойдет с ума.

— Зачем ты вообще вырядился девкой? — грубо обронил он, и Аллен вздрогнул, вскинул на него серые глаза, обрамлённые пушистыми чёрными ресницами.

Юноша закусил нижнюю губу в том самом жесте, в котором Алиса закусывала её последние несколько встреч, и вдруг сухо усмехнулся, вновь покрываясь уже своей ледяной стеной мрачности и невозмутимости.

И это вызвало в Микке такой диссонанс — ироничный взгляд, ядовитый изгиб губ и болезненная нежность, подчёркнутая воздушной вуалью и плотными ажурными перчатками, — что он даже замер на мгновение.

— Смотри какая штука, — с мрачным весельем передразнил его Аллен. — Неа так не любит музыку, потому что она напоминает ему о Мане, что даже запретил мне заниматься ею. Вот и пришлось изгаляться, — пожал он плечами в своей обыкновенной безразличной манере, однако ужасно напряжённый, и выдохнул, прямо смотря сглотнувшему Тики (отчего-то совершенно оглушённому) в глаза: — Ты можешь ненавидеть меня, а ты, скорее всего, именно это и делаешь, но, прошу, послушай Неа. Ты очень нужен ему, — проговорил юноша, поджав губы, уже на разговорной форме языка, избегая слишком сложных конструкций и становясь в этом самым настоящим Алленом, в меру вежливым, но и одновременно грубым.

— Ему нужен ты, — припечатал Тики, сверля его сердитым взглядом и предпочитая не напоминать о том, что напоминает Неа о Мане так же, как музицирование, пожалуй. — Я-то как-нибудь разберусь — я взял ответственность и буду нести ее. А вот что делать с тобой — непонятно. Потому что сорвался Неа из-за тебя.

— Что-то незаметна твоя ответственность, — ядовито обронил Аллен, откидываясь на спинку стула и скрещивая затянутые в перчатки руки на груди. Платье протестующе зашуршало. — Где ты был эти дни, а?

— А ты мне не женушка, — хмыкнул мужчина, отзеркаливая его позу, — но если так хочешь знать — я пьянствовал и трахался до беспамятства. Надо же раны как-то зализывать. И вот я здесь, как видишь, жив и здоров. Это все?

— Нет, — Аллен нахмурился и поджал губы. Эти блядские напомаженные губы — губы Алисы, которые хотелось целовать не переставая. — Сейчас ты поедешь к Неа, и вы с ним поговорите.

— Только после того, как поговоришь с ним ты, — передернул плечами Микк, потягиваясь (ломота в теле еще ощущалась) и беря со столика чашку с чаем. — Ну что, поехали? Переоденешься или прямо так, Алиса?

Аллен вдруг опустил голову в правому плечу и улыбнулся ну совершенно сладко, так, как ещё никогда не улыбался, так, что захотелось выбить этой бляди все зубы, так, словно уже в чём-то выиграл.

Он предвкушающе хохотнул, подаваясь вперёд и опираясь локтями о столешницу, и с ехидной, даже язвительной ухмылкой выдохнул:

— Тогда ваша очередь, потому как я уже поговорил со старшим братом, уважаемый господин Микк.

И — встал из-за стола, зашуршав складками платья, после чего сразу же направился к гримёркам.

Тики проводил его мрачным взглядом и дернул уголком губ в пародии на саркастическую усмешку. Ну-ну, поговорили они с братом. Замечательно поговорили, как видно, если этот редиска до сих пор тут девкой по сцене скачет.

Естественно, просто из чувства противоречия мужчина не сдвинулся и с места. Так и сидел следующие четверть часа, медленно смакуя свой чай и глядя, как по сцене снует народ, проверяющий и убирающий инструменты, и как подключают музыкальный центр.

Когда Аллен вернулся и, сердито нахмурившись, плюхнулся на стул напротив него, Тики даже бровью не повел. Этот человек (если не присматриваться, не ловить жесты, если не смотреть и не думать) вызывал у него лишь чувство неприязни и какой-то иррациональной обиды.

— Какого хрена ты все еще здесь? — губы у юноши были еще немного чересчур яркие, и это наводило на определенные размышления, суть которых Микку ничуть не нравилась.

Каждым жестом, каждым взглядом Аллен только доказывал то, что он и Алиса — есть одно, и это приводило мужчину в отчаяние, потому что он не мог его по-настоящему возненавидеть.

Потому что его привязанность к прекрасной девушке с бесовскими огнями в глазах невероятным образом норовила перенестись и на мрачного подростка с раздутой самооценкой.

А этого категорически не хотелось.

— А ты вообще кто, чтобы мне указывать? — бесстрастно бросил Тики, замечая, как скептически приподнял бровь Аллен, совершенно невозмутимый и отрешённый.

Снова ставший собой.

Мелким паршивцем, которому хотелось выбить все зубы к чёртовой матери.

— Никто, — сразу же ответил Уолкер, легко пожав плечами, и Микк вдруг заметил, как из-под тонального крема на носу просвечивает фиолетовый цвет синяка. Да и переносица была слегка опухшей. Да и вообще юноша выглядел на удивление потрёпанно и бледно. Ну-ну, с простреленным-то животом попытайся выглядеть по-другому. — Но вот для Неа ты лучший друг, а потому я приведу тебя даже силой, — равнодушно закончил Аллен и, встав из-за стола, схватил опешившего Тики за плечо (неожиданно сильно, скотина, схватил), потащив его к выходу.

Немного придя в себя через пару секунд, Тики глухо хохотнул, удивляясь такой прыти, и несильно двинул ему в живот, заставив охнуть и сверкнуть из-под челки полным негодования взглядом.

Мал еще, редиска, чтобы указы раздавать. Проштрафился сам, а строит из себя хрен пойми кого.

— Ну что ж ты стоишь? — ядовито шепнул мужчина, дергая в насмешке уголком губ. — Идем дальше, шкет. Ты ж меня силой вести хотел.

Аллен поджал губы.

— И приведу, не сомневайся.

Силы, впрочем, особенной не потребовалось. Все, что Тики было нужно — это чтобы этот заносчивый куренок поехал с ним, потому что мужчина должен был знать, как это они там с Неа поговорили, и к чему это привело.

Именно поэтому уже через несколько минут мужчина устроился на водительском (да, именно, и никто больше не покусится на него) сидении в своей машине, и Аллен нырнул в салон, словно таким образом выражал свой протест.