— Так… это все-таки он тебя посылал, верно? — собственный голос показался юноше каким-то… слишком безжизненным.

Тики смотрел по-прежнему совершенно устало. Настолько, пожалуй, что Аллену стало даже немного стыдно. Тот явно не спал всю ночь (потому что за окном уже рассвело), и все это время наверняка провел в дикой нервотрепке, заботясь сначала о нем, а потом и о Неа. Брат стопроцентно истерил и не хотел отходить от его постели, вот Кросс его снотворным и накачал, иначе хрен бы он, а не спал.

— Да, — теперь тон у Микка был какой-то отсутствующий. Как будто мужчина приготовился к тому, что сейчас Аллен вытянет из него всю грязь, а потом этой грязью же его и польет. — Я искал вас три года, на четвертый нашел и решил подружиться с Неа, чтобы не особенно напрягаться. Результат налицо, — здесь Тики все-таки дернул в усмешке уголком губ, и Аллен не впервые признал, насколько же мужчина самокритичен.

— Почему ты… — голос дрогнул, едва не сорвавшись, но Аллен заставил его звучать ровнее. — Почему отказался?.. Адам же теперь тебя…

— Да ничего он мне не сделает, — сердито поморщился Тики. — Шерил уже сворачивает бизнес и переправляет его в Германию. Роад вот решила уехать вместе с Вайзли, а тот хочет год доучиться в киотском университете… Но это не так уж и страшно.

— Но почему? — настойчиво повторил Аллен. Тики закрывался своей семьей как щитом, и юноша вполне его понимал, потому что… сложно искренне говорить с человеком, который считал тебя подлецом и лжецом все это время.

Но ему было важно знать.

— Потому что Неа — мой друг.

Уолкер насморочно вздохнул, желая просто провалиться.

От стыда. От осознания. От… понимания.

Тики и правда дорожил Неа. Не играл. Не лицемерил. Не обманывал, а дружил с ним. По-настоящему. Давал брату то, чего сам Аллен дать не мог, — поддержку и опору.

Юноша глухо хохотнул, чувствуя, как смех отдаётся болью в животе, и неожиданно для самого себя выдохнул:

— Спасибо, что дружишь с ним.

Слова вылетели совершенно легко, спокойно, словно так и нужно было. Потому что сам Уолкер не мог открыться Неа. Не мог улыбаться ему, не мог хлопать по плечу, не мог выслушивать его проблемы, не мог просто сидеть с ним и смотреть вместе фильмы. И когда Аллен об этом задумывался, это его убивало.

И именно поэтому слова вылетели так непосредственно.

Чего Аллен не ожидал, так это того, что Тики протянет руку и зароется пальцами в его волосы. Потреплет немного, отвесит щелбан — какой-то совсем свойский, беззлобный и не больной — и снова откинется на спинку своего стула.

— Это хорошо, что вы друг у друга есть, Малыш, — внезапно произнес он, и Аллен вздрогнул. Потому что обычно так Микк звал его лишь в разговорах с Неа, за глаза, но никогда — напрямую. — То, что есть я, — усмехнулся мужчина, — это тоже неплохо. Но меня мало, понимаешь? И вам с Неа… поговорить бы. Много и долго говорить. Потому что иначе… нормальной жизни у вас не будет.

— Ну так живем же, — нехотя буркнул в ответ юноша, отчего-то совершенно сбитый с толку, растерянный… и смущенный.

— Н-да, ну конечно… — шумно вздохнул Тики. — Ладно, — он поднялся и качнул головой. — Воспринимай это как дружеский совет, хотя… я же не друг тебе, это верно.

— Вот-вот, так что вали отсюда, — пробубнил Аллен ужасно сконфуженно и подумал, что, вообще-то, должен бы и поблагодарить мужчину за своё спасение. Он вздохнул, закусив губу, и начал: — Слушай, я… это…

— Не трудись, редиска, — беззлобно усмехнулся Микк. — Спасибо на хлеб не намажешь, а желаемого, — тут он как-то горестно хохотнул, — ты мне дать не сможешь. Так что, — мужчина пронзительно взглянул на опешившего Уолкера, — не благодари. Хотя, подожди, — закатил он глаза с таким выражением, словно только что вспомнил что-то очень важное. — Как выглядели те шавки, что тебя подстрелили?

Это он так намекал на то, что ему известно про салочки со шпионами на протяжении последнего года?

— А что, и их снимешь? — фыркнул он, пытаясь не обращать внимания на слова про желаемое. Про Алису? — А вообще, не трудись, — передразнил мужчину Аллен, мгновение злорадно любуясь удивлением на его лице, и невозмутимо выдохнул, смотря в окно: — Я их сам прирезал.

— Как кур? — с той же беззлобной издевкой выдал Тики, останавливаясь у двери и скрещивая на груди руки.

— Представь себе… — буркнул в ответ юноша, чувствуя, как щеки заливает краска. Он не знал, плакать ему или смеяться, потому что именно на курах Адам, а потом и Неа учили его перерезать глотку.

Но вообще-то Тики отменно отвлекал от проблем насущных, просто напитывая этим пресловутым смущением.

И когда Аллен начал при нем смущаться?

Может, это из-за руки все?..

Из-за этой чертовой руки и из-за чертова старикана, точно.

— Что ж, — вздохнул Микк. — Тогда шеф-повар из тебя отменный, снимаю шляпу. Хотя бы ради этого и стоило тебя спасти.

На этом мужчина вышел за дверь, даже не удосужившись попрощаться и оставляя Аллена в гордом одиночестве.

Юноша убито вздохнул, по-прежнему чувствуя этот отвратительный жар на щеках (и как это можно было вообще терпеть), и откинулся на подушку.

Слова Тики о брате не оставляли.

Может, им и правда наконец-то стоит поговорить?

========== Op.8 ==========

Всё полетело к чертям совершенно внезапно.

Совершенно внезапно и ужасающе быстро, так, что остановить было просто невозможно.

Выходные прошли по большей части в больнице — Тики присматривал за вымотанным Неа, который всё норовил торчать у койки Аллена и которого качали снотворным и витаминами, чтобы тот спал и отдыхал. Как сказал Кросс, оказавшийся близким другом Уолкеров, мужчине была необходима передышка, чтобы избавиться приближавшегося нервного срыва.

Но больше Микка интересовал Малыш. Неожиданно оказавшийся умелым в разделывании куриц. Настолько умелым, что перерезал глотки стариковским шавкам с одного раза.

А ещё — оказавшимся невероятно тонким, совершенно удивительно хрупким на вид. Бледным, мягким и слишком нежным для того, кто, чёрт подери, убил двух вооружённых людей.

И — гладиолус. Мать вашу, тот самый гладиолус, который Тики подарил накануне Алисе. Который какого-то чёрта оказался в одной из книжек редиски, выпавшей из сумки. Микк заметил её как-то мимолётом, когда бросился к бледному как смерть юноше и такому же бледному Неа, но…

Сейчас, когда он сидел в кафе и наблюдал за поющей Алисой, этот факт не желал выходить у него из головы.

И вроде бы это все могло оказаться совпадением, но Тики не верил в такие совпадения. И цветок Аллену могла дать сама Алиса, но… по какой такой причине?

Девушка на сцене пела что-то до боли лирическое, но мыслями Тики был слишком далеко, чтобы вспомнить оригинального исполнителя или даже начать подпевать, как мог делать это обычно. Он вслушивался только в нежный перелив голоса и потрясающий фортепианный аккомпанемент. Сегодня Алиса солировала, а потому совсем не вставала со своего места, а еще… она была очень бледна (возможно, из-за Аллена?), и из-за этого посетители кафе притихли, словно подстраиваясь под ее нерадужное настроение.

Маленькая фея. Что же она с ним сделала…

Сегодня Алиса закончила поздно. Пела она много, но тихо, как будто тоже, как и Тики, была где-то в себе. И — постоянно всматривалась в толпу.

Уж не сбежавшего ли из больницы Малыша выискивала? Тот слинял еще вечером воскресенья, оставив Неа в полнейшем раздрае, а Тики — с десятком неразрешенных вопросов в голове.

Кросс потом позвонил и сказал, что отрок неразумный снова в кафе у него ошивается, но легче от этого как-то не становилось.

Пришел повидаться с Алисой?.. тоже?..

Но сам Тики его не видел. И не думал, что хотел бы увидеть.

Редиска вызывал у него странные чувства: смешанные воедино ненависть и беспокойство, впервые проснувшиеся, когда он увидел его совершенно беззащитным, но улыбавшимся.

Криво, мать, улыбавшимся, когда у него в животе ковырялись пальцем. И это было чем-то удивительным, совершенно выбивающим из колеи, потому что Микк никогда до этого не видел на лице Аллена настолько открытой улыбки.