— Не знаю, — не сдержав невеселой улыбки, отозвался мужчина. — Она разрешает проводить ее до остановки, но не разрешает подвезти. Она говорит со мной о кантри — и закрывается сценическими улыбками. А потом — рассказывает, почему любит рок.

Вайзли склонил голову набок, беззлобно улыбаясь, и сложил ладони, приставляя их к губам.

— Мне кажется, я вообще тебя таким никогда не видел, — необычайно мягко заметил он. — Меня всего пару недель не было, Тики. Когда ты успел так влипнуть?

Мужчина неопределённо фыркнул и пожал плечами.

— Вот за эти недели, видимо, и успел, — буркнул он, и в этот момент свет в зале потух, а на сцене Алиса подошла к микрофону.

— Рада приветствовать всех, кому интересен не только джаз и желательно не я, — лукаво хохотнула девушка, и Тики услышал, как ей завторили посетители. — Сегодняшний вечер будет посвящён J-року, и если вам, уважаемые гости, это понравится, то мы планируем проводить каждый месяц тематические вечера совершенно разных направлений, чтобы показать вам всю многогранность и красоту музыки, — проникновенно говорила она, словно бы светясь изнутри, и мужчина внимал каждому её слову, ловя себя на совершенно идиотской улыбке. — На самом деле, я хотела бы ещё много чего вам сказать, но, уверена, вы услышите ответ сами. Приятного вечера, уважаемые гости, — поклонилась Алиса, и свет погас даже на сцене, погрузив всё помещение в полутьму.

Зазвучали первые звуки, и прожекторы высветили барабанщика, кудрявого парня в очках, и гитаристку, на удивление оказавшейся той самой Линали, которая несколько дней назад миловалась с Малышом. И через несколько секунд свет окружил и всех остальных, включая и запевшую с редко проскальзывающей на сцене ухмылкой Алису.

И Тики обомлел. Потому что девушка пела сильно, мощно, удивительно грубо, но с привычной мягкостью в голосе. Она пела про то, что ещё есть время, про то, что следует продолжать бороться, про то, что её история лишь только началась, и мужчина видел, что в этих словах нет ни капли лжи. Его словно пронзало этими чувствами, необычайно резкими, внезапными, ужасно личными, по сути, но великолепными.

Тики проникался этим, проживал эти моменты… И даже что-то как будто ему мерещилось. Какие-то образы, моменты… Раньше он никогда за собой такого не замечал. Раньше он видел вообще что-то только после того, как закрывал глаза. Сейчас… все было совсем иначе.

Алиса пела, и он смотрел на нее не отрываясь. На ее руки, губы, как она двигается, как меняется ее лицо.

Он смотрел — и не видел. Были только образы. Люди, вещи, места, моменты…

Вайзли смотрел с улыбкой, подпирая ладонью щеку и не говоря ни слова. Спокойный, счастливый и румяный. И даже совершенно не бесящий своими ужимками.

— Я рад, правда, —произнес он, когда песня кончилась, и Тики, совершенно обомлевший и как будто… чувствующий себя каким-то изнеможенным, буквально сполз вниз на своем стуле и закрыл глаза.

— Я тоже, — спустя минуту или около того выдавил он, действительно счастливый тем, что находится сейчас здесь; что встретил эту девушку.

А потом она запела про то, как ненавидит лгать, но говорить правду ненавидит ещё больше. И было столько напряжённых эмоций, столько дрожи в тонком тельце Алисы, столько искренней злости и ненависти, что Тики словно огромной волной окатило с ног до головы. Она словно рвала себя, словно выплакивала что-то, словно высвобождала то вечное что-то, запертое в её душе.

Энергетика была мощнейшей. Даже Вайзли поражённо застыл на месте, восхищённо улыбаясь.

Девушка пела — и казалось, что перед глазами пролетала маленькая, но наполненная сильнейшими эмоциями жизнь.

Алиса пела и про ночные города, и про смысл жизни, и про пресловутую свободу, и про стремление бороться, и про ненависть. Про всепоглощающую ненависть — к людям, к себе, к миру, к обстоятельствам, даже к этой самой ненависти.

И внутри у Тики всё трепетало, всё дрожало от восторга, от прошивающих его чистых эмоций. Не таких, когда Алиса исполняла джаз — там было всё мягче, тягучей, легче. А сейчас ему словно… закричать хотелось. У Микка в груди словно новый мир образовался — огромный и просторный. Он будто падал куда-то, обдуваемый всеми ветрами.

А в конце Алиса спела что-то удивительно лёгкое, светлое, ободряющее — про целую вселенную, про стремления и мечты, про жажду свободы и стремительные порывы морского ветра.

Когда отзвучал последний аккорд, в зале воцарилась тишина на несколько секунд. А потом — аудитория взорвалась аплодисментами.

Тики ощутил дикое желание закурить и шумно вздохнул, как если бы выдыхал сигаретный дым. На столе перед ним лежал букет камелий — красных и белых. Викторианский язык цветов, восхищение и любовный пыл.

Когда Алиса спустилась со сцены в зал, мужчина поднялся и, подхватив букет, коротко поклонился и вручил его ей.

Девушка изумленно хлопнула ресницами, принимая подарок скорее исключительно потому, что была слишком удивлена. В общем-то, именно этим Тики и воспользовался.

— Я покорен, —выдохнул он, когда на губах девушки расцвела легкая улыбка, давшая понять, что она не имеет ничего против. — Вы настолько великолепно пели, что я… Даже слов нет. Энергетика потрясающая.

— Да ладно вам, — хмыкнула Алиса, чуть скривив губы в беззлобной насмешке и покачав головой. Прикрыв глаза, потянула носом воздух, силясь ощутить аромат камелий, которые, по правде сказать, почти не пахли, но если ты ощущал их — просто утопал в нежности. — Вам же рок-музыка не нравится, вы сами говорили.

— Ну я же слушаю кантри, — хохотнул Микк, ощущая дикое желание не только закурить, но еще поцеловать собеседницу и — совсем как влюбленный мальчишка — совершенно растерянно запустить пятерню себе в волосы.

Алиса коротко рассмеялась в ответ, румяная, счастливая, уставшая, но ужасно одухотворённая, и прикрыла глаза, глубоко вдыхая аромат камелий и, Тики был уверен, утопая в их ласковой нежности.

Вайзли вежливо кашлянул, привлекая к себе внимание, и девушка в лёгком удивлении приподняла бровь, а мужчина недовольно насупился.

— Добрый вечер, — улыбнулся парень, и Алиса, нахмурившись, чуть опустила голову в знак приветствия. — Братец, это невежливо — не представить меня такой прелестной даме, — лукаво усмехнулся он, и Тики закатил глаза.

— Алиса, это мой надоедливый младший брат, Вайзли, — процедил мужчина и обратился уже к самой девушке: — Жду вас у главных ворот.

Алиса понятливо кивнула и, мягко улыбнувшись парню, скрылась в коридоре.

— Какое великолепие, — тихо протянул Вайзли, провожая ее взглядом и одобрительно кивая головой. — Я вблизи ни разу почему-то ее не видел. А она… шикарная.

— Она потрясающая, — Тики коротко кивнул и направился к главному входу. — Настолько, что просто из головы у меня не выходит.

Парень хмыкнул и хлопнул его по плечу — как будто утешал, что это не так плохо: рассеянность Тики в его влюбленности и эта необыкновенная мечтательность, совершенно не свойственная ему прежде.

Они вышли за дверь кафе, оставшись под прикрытием козырька, и Микк, все же не выдержав, закурил.

Никотин обжег глотку жаром, и мужчина выдохнул дым в воздух.

Алиса выскользнула из здания, когда он скурил сигарету почти до фильтра. Тики тут же выкинул никотиновую палочку в урну и слегка поморщился. Не успел.

— Если продолжите в том же духе, так в постель будете затаскивать лишь сигареты, — мило улыбнулась девушка, поправив лямку сумки, и мужчина уже привычно проигнорировал очередную её подколку про курение, но Вайзли поперхнулся и ошарашенно уставился сначала на Алису, потом на невозмутимого Микка, пожавшего плечами.

— Поверьте, если и вы продолжите в том же духе, то вообще никого в постель не затащите, — в тон ей ответил Тики, раздумывая, как поступить: провожать девушку пешком, либо же попытать счастья и уговорить её сесть машину, потому что подвезти нужно было и Вайзли. — Вы не будете против, если мы подбросим вас до дома? — всё-таки поинтересовался он.