Однако я ошибалась.

Спасибо еще, что никто не поднял меня на смех, когда скользкая белая луковица пулей пролетела через всю кухню и ударила Берди пониже спины. Та, не моргнув глазом, подняла снаряд с пола, ополоснула в корыте и перебросила мне. Мне удалось одной рукой поймать и удержать предательницу, удостоившись кивка от Берди, который принес мне огромную радость (в чем я никому не призналась).

У Берди все было устроено просто, без каких-либо излишеств, и вскоре после резки овощей нам доверили прибираться в комнатах для гостей. Всего комнат было шесть, не считая нашего домика с протекающей крышей и бани для постояльцев.

По утрам Паулина и я подметали и мыли полы в незанятых комнатах, взбивали тощие матрасы, расстилали на прикроватных столиках чистые салфетки, а под конец раскладывали веточки пижмы на подоконниках и матрасах, чтобы отпугнуть насекомых и паразитов – особенно тех, кто прибывал сюда вместе с путниками. Номера были обставлены просто, но уютно, запах пижмы радовал, а поскольку комнаты обычно не пустовали, работа занимала всего несколько минут. Однажды Паулина засмотрелась на то, с каким рвением я исполняю свои нехитрые обязанности. «Вот бы тебя допустили к этой работе дома, в цитадели. Там всегда было много немытых полов».

Как мне хотелось, чтобы мне позволили выбирать, чем заняться. Как я жаждала, чтобы родители поняли: меня замучили бесконечные уроки того, что, по их мнению, подобало знать дочери короля, а у меня совсем другие интересы. Попытки обучить меня кружевоплетению неизменно заканчивались беспорядочно перепутанными нитями, не годящимися даже для рыбной ловли, и тетушка Клорис обвиняла меня в том, что я нарочно отвлекаюсь. А когда я признавала ее правоту, это бесило ее еще сильнее. Признаюсь, это искусство даже могло бы заинтересовать меня, если бы его преподавали мне не насильно. Казалось, никого не интересуют мои наклонности или способности. Я чувствовала себя куском сыра, который засунули в дальний угол покрываться плесенью.

Кратковременные компромиссы только сильнее раздражали меня. Помню, как мать, обратив внимание на мою склонность к языкам, предложила мне поднатаскать в диалектах Морригана братьев и нескольких младших кадетов. Некоторые из этих диалектов особо сложны, это почти самостоятельные языки, так мало у них сходства с наречием, на котором говорят у нас в Сивике. Но даже этой небольшой поблажке вскоре положил конец королевский книжник, после того, как в один прекрасный день я поправила его ошибку в диалекте горной провинции Сиенсы. Книжник заявил королеве, что он и его помощники лучше меня справятся с преподаванием. Может, хоть здесь, на постоялом дворе, я найду применение своим способностям, разговаривая с приехавшими издалека постояльцами на их языках.

С мытьем пола и уборкой я справлялась легко, а вот другие работы давались с трудом. В цитадели я видела, как служанки легко, одной рукой вращают стиральные барабаны. Первая попытка – и мне прямо в лицо плеснула грязная мыльная вода, потому что я забыла закрепить защелку. Паулина изо всех сил старалась удержаться от смеха. Развешивать белье на просушку оказалось не проще, чем стирать. Когда я развесила полную корзину простыней и отошла, чтобы полюбоваться своей работой, налетевший ветер сорвал их с веревки, а деревянные прищепки испуганными кузнечиками разлетелись во все стороны. Каждый день работы по хозяйству приносил новую боль в новых местах – болели то плечи, то икры, даже кисти рук, непривычные к выкручиванию, отбиванию, отжиму. Простая жизнь в маленьком городке оказалась совсем не так проста, как я представляла, но я была полна решимости научиться всему. Если жизнь при дворе и научила чему-то меня нужному, так это выносливости.

Вечерами работы было особенно много, таверна была полна горожан, постояльцев, рыбаков, пришедших отдохнуть и скоротать время с друзьями. Их ждала похлебка или жаркое, веселый смех, а иной раз острое словцо Берди, над которым дружно хохотала вся таверна. Главным, что привлекало гостей, была простая, но вкусная и сытная еда. Летом число постояльцев всегда увеличивалось, а поскольку приближался ежегодный Праздник Избавления, народу в городке было вдвое больше обычного. Уступив настойчивым просьбам Гвинет, Берди признала, наконец, что и в обеденном зале лишние руки не помешают.

В первый вечер нам с Паулиной доверили обслуживать по одному столу, хотя Гвинет справлялась одна с дюжиной. На нее было любо-дорого смотреть. Думаю, она была ненамного старше нас, но распоряжалась в обеденном зале так, словно всю жизнь только тем и занималась. С молодыми она шутила и флиртовала, подмигивала и хохотала, а потом, повернувшись к нам, выразительно закатывала глаза. К людям постарше, в добротном платье, у которых кое-что звенело в кошельках, она относилась почтительнее, но и их ухаживаний явно не принимала всерьез. Она просто делала свою работу и делала ее хорошо.

Посетителей Гвинет оценивала мгновенно, как только они показывались в дверях. Это ее развлекало, и она с радостью втянула нас в эту игру. «Вот этот, – шептала она, показывая на коренастого мужчину, появившегося в дверях, – мясник, или я ничего не понимаю. У них у всех усы, представляете? И толстое брюхо от доброй кормежки. Но главное – это руки. У мясников руки, как свиные рульки, но ухоженные и ногти всегда аккуратно подстрижены». А потом добавляла игриво: «Нелюдимые они, но платят щедро». И она удовлетворенно хмыкала, что так ловко его раскусила. «Наверное, собрался покупать свинью. Закажет одно светлое пиво, без закуски».

Когда «мясник» в самом деле заказывал только пиво, мы с Паулиной начинали восторженно хихикать. Я понимала, что мы могли бы многому, очень многому научиться у Гвинет. Я исподтишка следила за ее движениями, за тем, как она переговаривается с гостями, как смеется. И, конечно, внимательно приглядывалась к тому, как она кокетничает и флиртует.

Я не знал, восхищаться ею или спланировать медленное и более мучительное убийство для королевской изменницы. Лучше всего было задушить ее голыми руками. Или, может быть, лучше для правосудия было бы поиграть с ней сначала, заставить корчиться в бессилии. Я терпеть не мог этих самодовольных пиявок, уверенных, что их голубая кровь возносит их над другими – а сейчас у нее не было передо мной никаких преимуществ.

Из-за нее мне пришлось дольше, чем я ожидал, мотаться по дорогам, но я нипочем не признался бы в этом своим товарищам. Я уже давно должен был бы сделать свое дело и направиться к месту нашей встречи, но, вынужден признать, недооценил девицу.

Она спланировала свой побег тщательнее, чем я ожидал, заставив всех поверить, что поскакала на север, а не на юг, да и потом не забывая оставлять ложные следы. Но крестьяне не умеют держать язык за зубами и любят хвастать удачными сделками. Теперь, наконец, я уверенно следовал по следам двух путников с тремя ослами, которые проехали по центральной улице Терравина, пол ездоков было трудно определить, а по виду они напоминали грязных попрошаек. Я очень надеялся, что наша умненькая принцесса ничего больше не выдумает – для ее же пользы.

– Эй, ты! – окликнул я встрепанного мальчишку, который вел под уздцы лошадь в сарай. – Как тут пиво, сносное?

Мальчишка застыл, как будто вопрос требовал обдумывания, откинул прядь волос с глаз:

– Пиво-то? Да, хорошее пиво. Так люди говорят. – Он повернулся, чтобы уйти.

– А как насчет еды?

Он снова замер – видимо, каждый вопрос повергал его в раздумья, а может, ему просто неохота было расседлывать и устраивать коня. – Лучше всего рыбная похлебка.