А проделать такое без последствий может только человек со способностью Тики. То есть, наверное, никто.

То есть это все дикий бред.

Микк скривил губы, открывая глаза и изучая лицо нависшего над ним мальчишки. Выглядящий как подросток, Аллен был, конечно, гораздо старше, и это оставило свой отпечаток на его чертах, делая их более порочными и темными.

Такими, как сейчас.

— Не совсем тебя понимаю, — заметил мужчина лениво. — Во-первых, сердце нельзя разбить без предварительной подготовки, — подвел он вслух итог своим умозаключениям, — а во-вторых, все довольно логично. Ты меня спровоцировал — неважно для чего, — я тебя трахнул, потому что повелся и захотел. А теперь я хочу спать, ясно? Поэтому я хочу уйти.

Аллен закатил глаза, словно его раздражал этот разговор не меньше, чем самого Тики, и в итоге скептично выдал:

— Ты можешь поспать и здесь. Уж я-то точно к тебе лезть ночью не буду, — едко усмехнулся он, и мужчина против воли скользнул взглядом по шее, по груди с разбухшими яркими сосками, по исцарапанной коже груди и живота, по узким бёдрам и подтянутым ногам.

Это должно пройти, повторил себе Тики. Это пройдёт, как только ты съебёшься отсюда как можно дальше и не будешь думать об этом засранце, которому до сих пор хотелось всадить ещё разок.

— Не имею желания слушать, как ты во сне пускаешь слюни и зовёшь Неа, — безразлично (насколько было возможно) проговорил Микк, кривя губы, и отстранил от себя нахмурившегося Уолкера, вставая с кровати.

— Я не зову Неа во сне, — упрямо выдал мальчишка, скрестив руки на груди, и Тики закатил глаза.

— А слюни пускаешь, значит? — ухмыльнулся он натянуто и снова встал.

— И этого я не делаю! — явно разозлился Аллен, скрещивая руки на груди и сердито поджимая губы. Теперь Микк смотрел прямо ему в глаза, потому что их лица оказались почти вровень, и эта злость, она была такой… соблазнительной. — Хватит вести себя как ребенок!

Микк вздохнул, потирая ладонью лоб и не зная, как объяснить помягче. Почему-то всерьез задевать мальчишку больше не хотелось, но, похоже, это было неизбежно.

— Я развлекся и хватит, понимаешь? — наконец произнес он спокойно, заставив Аллена недовольно дернуться и сузить глаза.

— Нет, — упрямо мотнул головой тот, естественно, все понимающий.

Впрочем, сейчас и сам бы Тики не назвал свои слова полностью правдивыми.

Не сегодня.

— Что нет? — однако вместо того, чтобы просто свалить наконец отсюда, спросил Тики; ну сколько можно ломать комедию, а?

— Не понимаю, — пожал плечами мальчишка. Совершенно обнаженный и соблазнительный. И как будто зазывающий продолжить развлечение.

Микк коротко усмехнулся.

— Ты идиот?

— У меня ученая степень, вообще-то, — Уолкер уставился в потолок и захрустел пальцами. — Несколько, — добавил он зачем-то.

— Но мозгов, нет, как видно, — фыркнул Тики, пытаясь не интересоваться, сколько же тогда ему было на самом деле лет, и, взглянув на него, спокойно проговорил: — Я хотел тебя трахнуть — я трахнул. И всё. Больше ничего от тебя мне не нужно.

Нужнонужнонужно, но он должен был обойтись. Микк должен быть остыть и перестать, сука, перестать желать этого паршивца, забившего себе в голову очередной план (теориютеориютеорию, отчего-то вспомнил мужчина), перестать думать о нём, перестать представлять, как соблазнительно он выгибается и стонет.

Аллен глядел на него с несколько минут, не произнося и слова, и Микку в одно мгновение стало даже неудобно — потому что он вновь ощутил себя подопытным экспонатом, образцом, какой-то мушкой, и это взбесило до такой степени, что хотелось прижать Уолкера к стене и, исцарапав его в кровь, ещё разок долго брать.

— Ну допустим, — наконец согласился мальчишка, качнув головой, и потянулся, выгибаясь в спине. — Тогда спокойной ночи, — проговорил он, снова становясь тем самым безразличным ко всему ублюдком, и Тики, желая напоследок врезать ему в челюсть, поднялся и наконец вышел в коридор.

Что-то тёмное в груди так и не пожелало успокаиваться.

***

Утром следующего дня бушующее в груди что-то так и не угомонилось. Тики даже не удивился этому, если честно, да и того, что вышло как-то паршиво все, отрицать не мог. В конце концов, этого и следовало ожидать от кого-то вроде Аллена Уолкера, верно?

Потому что Тики не помогло даже пребывание в шахте, хотя народу там было просто море. Воодушевленный Шерил распорядился набирать странствующих рабочих и всякий сброд, как ему посоветовал Микк (и очень не зря), и местечко было очень даже живеньким и веселым. Вот только стоило вернуться в Ковчег, как это самое веселье тут же испарилось, оставив после себя только навязчивое желание не столкнуться случайно с Малышом, чтобы снова не увидеть его спокойного наплевательского лица.

Его глаз, губ, скул, рук…

Твою же мать.

Ближе к вечеру Тики наведался в гости к Вайзли, который без лишних слов вручил ему большой шерстяной шарф, бывший в принципе не болеющему Ною вроде и ни к чему, и достал вино, предложив отметить покорение очередной крепости. Микк согласился, конечно же, хотя вино не слишком-то любил, и пару часов они перебрасывались взаимными расслабляющими колкостями из тех, что всегда помогали Третьему апостолу отвлечься от всяких неприятных мыслей и успокоить нервы.

— Ну и что ты собираешься делать дальше? — спросил у него Мудрость, когда услышал сухую справку о новом постельном подвиге братца.

Тики только хмыкнул в ответ, потому что сказать было, в общем, особо нечего, и пожал плечами.

— А что я буду делать? — спросил сам себя он. — Ничего. Я добился, мне нормально. Только осадок остался неприятный.

— Ну да, — парень завел глаза. — Как же — великолепного тебя сравнивают с каким-то там Неа.

Микк только поморщился. Очевидно, в этом действительно все и дело. И раз так — стоит ли вообще его хандра выеденного яйца?

Ведь Уолкер… он любил Неа. Да ещё и так сильно, видимо, что горевал до сих пор. Куда это Тики вклиниться в такую идиллию? С его-то обыкновенными земными плотскими желаниями?

Мальчишка же… он же определённо любил не так, как мог представить себе Микк — не приземлённо, не зацикливаясь лишь на чём-то телесном.

— Тики, — мягко начал Вайзли, явно в очередной раз прочитав его мысли, но в этот раз мужчину это отчего-то не бесило, — если тебе чего-то хочется, то ты всегда добиваешься своего. Что же в этот раз не так?

Микк хмуро усмехнулся. Не так?

Да всё не так.

— Я не Неа, — недовольно скривил губы он, — и быть им не собираюсь. И с этим развлечением вообще не стоило затягивать.

— А это развлечение? — Вайзли наклонился ближе и улыбнулся, спокойный и понимающий — как будто все-все знает.

Тики откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, чтобы не видеть довольного лица и без того знающего ответ брата.

— Да, — сказал он, после слов Мудрости и сам не слишком веря в то, что говорит правду. И думая о том, что Малышу вчера тоже наверняка солгал.

— А ты мне не врешь? — конечно же поинтересовался трехглазый засранец.

Третий апостол открыл глаза и посмотрел ему в лицо. И, опрокинув в себя бокал вина, нервно хохотнул:

— Не уверен.

Вайзли удовлетворённо кивнул в ответ, прикрыв глаза, и легко улыбнулся.

— Не думаешь, что именно с этим ты и затянул? — в итоге спросил он, вернувшись к вязанию, чтобы, как видно, не смущать (хотя кто тут ещё смущался, ага) Тики, и пожал плечами, когда Микк задумчиво нахмурился. — Тебе бы отношения выяснить с ним, а не сбегать, как дитё малое, — хохотнул Мудрость, стреляя в мужчину озорным взглядом, и Тики сердито надулся, скрещивая руки на груди.

— Да что тут выяснять? — недовольно проворчал он. — Он Неа любит, точка, конец, и так понятно, что ничего другого быть не может. И я не хочу быть всего лишь заменой этому ублюдку, — отчеканил Микк, скривив губы, и Вайзли лукаво улыбнулся, стягивая петлю.

— А кем ты хочешь быть? — заискивающе просил он, и Тики вскочил с кресла, недовольно поджав губы.