Слишком идиотская тема! Слишком личная и идиотская, чтобы обсуждать её с тем, кто и так знает всё то, что творится у тебя в голове! Даже если ты и сам этого не знаешь!
Мудрость лишь понимающе усмехнулся, смешливо фыркнув, и по-дружески посоветовал:
— Сходи поешь тогда хотя бы, а. Заешь своё горе свежеиспечёнными слойками.
Микк наморщил нос, не желая называть это горем — и вообще никак не желая называть, потому что без предварительной подготовки сердце нельзя разбить, а он не ведет себя как ребенок или влюбленная девица! — и соглашаясь только с тем, что стоит поесть.
— Спасибо на добром слове, — однако вместо того, чтобы пререкаться, только и завел глаза он.
Мудрость загадочно усмехнулся и отсалютовал ему бокалом.
— И шарф не забудь.
Третий апостол хмыкнул и взял висящий на спинке кресла шарф, такой длинный и толстый, что на нем можно было запросто кого-нибудь повесить. Или повеситься самому.
Мрачно хохотнув в ответ на эту мысль и представив, как будет постоянно задыхаться из-за этого в следующей жизни, Тики кивнул и откланялся, решив действительно сходить на кухню и чего-нибудь перекусить. Он не ел толком с самого утра, не считая куска слабо прожаренной свинины на завтрак, а потому попробовать слойки определенно стоило даже учитывая его нелюбовь к сладостям.
Путь до цели не омрачался совершенно ничем, а потому ничего и не предвещало беды: даже Роад не маячила перед глазами, а уж она обычно, стоило мужчине появиться на Ковчеге, кидалась ему на шею и почти не отлипала. Хотя, наверное, сейчас у неё была новая пассия, у которой можно было висеть на шее. Отчего-то Мечта очень сильно надоедала Уолкеру (а то, что она именно надоедала, можно было легко понять по его лицу), и это заставляло Микка постоянно ухмыляться.
Он проскользнул на кухню, вдыхая ароматы свежевыпеченных булочек, и, на скорую руку сварив себе кофе и схватив с подноса порцию расхваленных Вайзли слоек, уселся за стол.
И стоило только ему съесть первые две булочки (действительно потрясающе вкусные), как в дверях словно по заказу объявился Аллен Уолкер собственной персоной. Восхитительно недовольный жизнью, с кругами под глазами (небось опять всю ночь просидел со своими реактивами) и с засученными рукавами. Он остановился на пороге, вперивая в Тики длинный взгляд прищуренных глаз, и склонил голову набок, как будто снова оценивая его и осматривая со всех сторон. Причем, осматривая так, что Тики мигом растерял весь аппетит и с трудом заставил себя откусить от третьей булочки и сделать еще глоток кофе.
И как это вообще назвать — непонятно. Неудачный день или все-таки просто задница?
— Ну и… как булочки? — напряженно поинтересовался Малыш, приближаясь и останавливаясь совсем рядом.
Тики пожал плечами.
— Вкусно. Возьми и попробуй, — голосом он постарался нигде ничего не показать и мог судить о том, что у него это получилось, потому что Уолкер при его словах только сильнее прищурился, почти хмурясь, и опустился на стул рядом.
— А дай кусочек.
При этом он даже не улыбнулся, скотина — светил тут своей мрачной мордой, словно у него произошло горе, прерванное ещё одним горем, и ожидается, как минимум, ещё с десяток таких вот трагедий.
Тики закатил глаза. Ну-ну, что за герой драмы, паршивый клоун, бесящий своим одним видом.
— У тебя за спиной целый противень, — недовольно проворчал мужчина, заставляя себя не рассматривать мальчишку: не глядеть на его угловатые плечи, на худые руки, на извилистый шрам, на седые волосы, на тонкие губы…
Тики встряхнул головой.
Бесит. Он тебя должен бесить, помнишь?
Аллен фыркнул, дёрнув ноздрёй, и покачал головой.
— А вдруг мне не понравится, — пожал он плечами, глубоко вдыхая и потихоньку теряя эту мрачность. — Не класть же надкусанную обратно, — уверенно проговорил Уолкер, словно это было до ужаса логично, а Тики, идиот такой, не смог догадаться.
Или это только сам Тики так всё в штыки воспринимал?..
— А если мне будет противно есть твою надкусанную булочку? — однако противиться он не перестал чисто из чувства… чего? Почему бы ему просто не встать и не уйти отсюда, а? Какого чёрта Микк вообще распинается перед этим паршивцем?
— Вчера ты просил тебя поцеловать, а сегодня тебе будет противно есть мою булочку? — Аллен пододвинулся почти вплотную и посмотрел ему прямо в глаза, словно показывая, что не собирается заминать событие прошлой ночи, хотя еще вчера, прежде чем внезапно передумать по какой-то весьма туманной причине, он гнал его прочь и всячески отстранялся.
Нет, Тики и хотел, чтобы он извивался и вырывался, но…
Или не так уж он и хотел?..
— …ты что, так и не отстанешь от меня? — в итоге вздохнул мужчина, откладывая так и не доеденную булочку обратно на тарелку и потирая пальцем бровь.
Почему он такой странный, господи? И чего ему теперь вообще надо?
Уолкер покачал головой, совершенно серьезный и явно настроенный отстаивать свою точку зрения до последнего.
— Нет.
Тики раздражённо выдохнул через нос, отчего-то чувствуя себя то ли оскорблённым, то ли униженным. Хотя… по сути, так должен был себя Уолкер чувствовать, которого оттрахали, особо не спрашивая его разрешения, но почему-то сейчас именно Микк представлялся себе жертвой. Ну, у него было одно оправдание: его спровоцировали. Тики не был виноват, что один отдельно взятый мальчишка вбил себе что-то в голову и сначала просто использовал его в своих планах по побегу, а потом… а что потом? Зачем он провоцировал его потом?
— И зачем тебе это вообще надо? — в итоге стало выдохнул Микк, просто не желая думать больше ни о чём, что как-то связано с Уолкером.
А тот… а тот какого-то черта потянулся вперед — и поцеловал его. Причем, ладно бы просто поцеловал — он прижался, зарылся в волосы пальцами, как будто не имел намерением ничего более, кроме как приласкать и расположить к себе, и Тики в растерянности дернулся назад и поспешно отстранился, совершенно не желая иметь с ним ничего… общего…
Хотя кому он врал?
— Какого. Черта. Ты. Творишь? — однако выдохнул он сердито, совершенно не желая, чтобы Малыш вообразил себе, будто его действие решило что-то, и поднимаясь из-за стола.
И зачем он вообще все это затеял? Во многом он ведь виноват и сам — нечего еще изначально было даже думать о том, чтобы затащить Уолкера в постель! А теперь сам какого-то дьявола хандрит и не гуляет по шлюхам, и еще этот мальчишка что-то в голову себе вбил.
Тики не был в него влюблен! Ну не был!
…может, совсем немного.
Но это не значит, что на этой влюбленности можно выехать! Потому что на ней нельзя выехать! Тики надоест, и он сбежит, и потом проблемы будут у всех! И у этого Уолкера — в первую очередь!
…или же это у Микка будут они в первую очередь?..
Однако Аллен лишь улыбнулся — впервые за сегодняшний разговор, впервые за все их разговоры. Улыбнулся хитро, воодушевлённо, с примесью чего-то хищного в изгибе губ — и наклонил голову к плечу.
— Я хотел тебя поцеловать — я поцеловал, — спокойно объяснил он, смотря прямо в глаза слишком стушёванному Микку, который совершенно не понимал: ни того, что происходит сейчас здесь, ни того, что горит у него внутри. — Ты моя долгосрочная перспектива. Внеплановая. Так надо, — отрывисто проговорил Уолкер, усмехнувшись, и хохотнул: — Так что хрен ты от меня сбежишь. Я и не с такими в догонялки играл.
Тики завел глаза и не нашел ничего лучше, кроме как вернуть говнюку его шпильку, раз уж от этого разговора все равно некуда было деться.
— Ты еще вчера выгонял меня из своей постели, а теперь я твоя внеплановая долгосрочная перспектива? — вскинул брови он, вновь принимаясь за булочку и терзая ее с излишне преувеличенным, пожалуй, аппетитом. — Звучит как запасной вариант.
— Лучший вариант, — поправил его Уолкер деловито и, снова подсев вплотную, прижался к нему торсом и скользнул ладонью по руке, будто вновь норовил так попробовать приручить. — Ну так что, дашь булочку откусить?
