Граф покачал головой и проследовал к креслу, в котором обычно принимал гостей, усаживаясь в него и подпирая голову ладонью.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал он с легким оттенком сомнения — не в том, знал ли на самом деле, а в том, верно ли мнение Малыша, как видно — потому что всегда выглядел так, когда хотел кого-то в чем-то переубедить, — но не уверен, что это хороший выход.
Аллен склонил голову набок и хрустнул шеей, совершенно без какой-либо толики удивления глядя на него, и скривил губы:
— Это еще почему?
Граф чуть отвел глаза, только чтобы снова столкнуться с Уолкером взглядом, обернувшись обратно, и отозвался:
— Потому что он появился первым, — это было сказано как нечто само собой разумеющееся, но Тики… совсем ничего не понял. И еще непонятнее все стало дальше. — Он был первым после меня, потому что первое, что я сделал — согрешил, — первый Ной после Графа? — Если ты просто перенесешь эту боль на него, лучше тебе не станет.
— А может — станет, откуда тебе известно, — усмешка Уолкера превратилась в мрачную ухмылку. — Я не прочь поразвлечься, если хочешь знать, если Чистая Сила не отпугнет его, — заметил он неожиданно спокойно — как будто и не устраивал истерик тут только что, как будто и не оплакивал этого Неа, как будто… был кем-то другим.
Этот другой Аллен был расчетливым и явно знал, чего хочет. И эта холодная расчетливость понравилась Тики лишь еще больше, потому что сам он искал исключительно наслаждения.
— Не думаю, что она его отпугнёт, — закатил глаза Адам, словно уже смирился с тем, что они обсуждали, и Уолкер, замерев на мгновение, вдруг рассмеялся, качая головой. Он глубоко вздохнул, потянулся и шлёпнулся на диван, криво улыбаясь и манерно глядя на мужчину. Всё это было похоже на какой-то спектакль или игру, известную лишь им двоим, на какой-то секретный код, который были способны прочитать лишь они.
И Тики понял, что именно так оно и было, когда Граф фыркнул, взъерошивая Аллену волосы, и пожал плечами.
— Но это всё равно плохая идея, так что будь… — начал он с сомнением на лице, но мальчишка перебил его, хитро щуря глаза:
— Ты же, кажется, хотел, чтобы у меня появилась новая цель, нет?
Адам пожевал губами, неуверенно заламывая пальцы, и горестно вздохнул.
— Делай как знаешь, — в итоге опустил он плечи, и Аллен лукаво хохотнул, коротко обнимая мужчину и вскакивая с места.
— Спасибо, Мана, — мягко улыбнулся он, заправляя Графу выбившуюся прядь за ухо. — Спасибо за то, что остался… таким.В этом облике.
— Ну ты же мой любимый сыночек, — умилённо заулюлюкал он, заставляя Аллена недовольно скривиться и поспешно отойти на несколько шагов. С несколько мгновений Уолкер молча смотрел Адаму в глаза, словно хотел сказать что-то ещё, но в итоге лишь фыркнул, закатив глаза, и вышел из кабинета без единого слова.
И Тики, всё это время бывший в каком-то странном оцепенении, поспешил за ним.
Они провели вместе весь день. Ну, как вместе — Тики просто скрытно преследовал мальчишку везде, куда бы тот ни пошел. Потому что он должен был, должен, должен! знать, где находится его комната, чтобы наведаться к нему ночью и хорошенько поиметь.
Интересно, а после этого вынимающего душу разговора Уолкер вообще пойдет спать? Если нет, то это даже в пользу — Тики не придется его будить, чтобы использовать по назначению его очаровательный рот и совершенно восхитительную задницу.
О, сколько всего можно было с ним сделать… Микк даже терялся, когда представлял себе варианты, потому что все можно было повернуть так и эдак, а уж сколько было поз…
За оставшийся день они пять раз сходили на кухню, три раза напоролись на Вайзли, восемь — на Шерила и одиннадцать — на Роад. Вайзли с довольным видом кивал каждый раз и косился на коридорные стены (явно чуял присутствие Тики, образина), Шерил каждый из восьми раз обфыркивал Уолкера как только мог, а Роад… Роад просто на него вешалась, и это вызывало в Микке почти неконтролируемый приступ… чего-то.
Ревности?
Это было странно, на самом деле, потому что раньше Тики никого особо не ревновал.
Но он же не мог просто так взять и вляпаться в этого белобрысого мальчишку, которого хотел просто выебать?
Конечно, нет. Ведь говорят, ревность именно от любви возникает.
Хотя вот Ледяная Диана заявляла, что может произойти наоборот… Но откуда тогда взять ревность?
Тики наморщил лоб в недовольстве, проклиная замудрившего де Вега, который только и знал, что цитировал ему свои стишата, и помотал головой.
Все это в любом случае было совсем неважно. Интересно было другое —мужчина узнал местоположение комнаты Уолкера еще в самом начале своей слежки… Так почему он еще до сих пор здесь?..
Почему до сих пор скрывается в стенах, почему следит за каждым движением мальчишки, почему ловит взглядом каждую эмоцию, мелькающую на его вновь бесстрастном лице?
Тики не знал. Тики не мог ответить — а потому продолжал следить, надеясь, что однажды, в какой-то внезапный момент, всё станет явным.
Аллен пришёл в свою комнату только под вечер — уставший и словно бы высушенный, как завядший цветок, — и Микк с любопытством рассмотрел это помещение, бывшее до настоящего момента для него загадкой (с утра мальчишка заскочил сюда лишь на несколько секунд, отчего мужчина даже не успел осмотреться). У дальней стены находилась широкая кровать (в голову тут же поползли пошлые мысли), рядом с ней — несколько тумбочек с блюдами, полных-ми сухих закусок и разнообразных напитков, деревянный массивный шкаф, угрожающе высившийся вреди всего остального вполне аккуратного убранства, а большое окно в человеческий рост было плотно зашторено, отчего в спальню не проникало ни одного луча искусственного дворового светила.
Тики мельком заметил, что нигде здесь не было зеркал, но пропустил это как-то мимо мыслей.
Потому что самое интересное расположилось там, куда тут же направился Малыш, стоило ему только переступить порог комнаты, — стол. Огромный стол, заваленный различнейшими бумагами, чертежами, рисунками, подставками и колбами самых странных форм и размеров.
Аллен быстрым движением собрал волосы в хвост, потянулся, хрустя позвонками, и воодушевлённо улыбнулся, заставляя Тики сглотнуть.
Потому что внизу живота у него сразу же вспыхнуло и загорелось, и на какой-то момент мужчине показалось, что даже стена потеплела из-за исходящих от него эманаций.
А потом оказалось, что он просто выпустил щупальца.
Черт. Он их выпустил. Эти блядские щупальца.
Уолкер что-то мурлыкал себе под нос, иногда отбрасывая со лба непослушную белую челку, и полночи мешал реагенты, то взрывающиеся прямо у него под носом (у него была такая забавная медицинская маска, господи, он был таким потрясающе… белым, что Тики, он… он не знал, насколько же шикарно они будут смотреться вместе, полные противоположности друг другу), то шипящие, то изменяющие свой цвет.
Ужин они оба пропустили. Тики — потому что не мог оторваться (по какой-то совершенно непонятной ему причине, Уолкер ведь был не таким уж и красивым) от наблюдения за Малышом, а Малыш — ну… наверное, потому что ему было плевать.
А Тики было не плевать. И ему было ужасно интересно — остался ли у Малыша шрам на сердце от тиза. Он хотел узнать это, сунув руку в его грудную клетку и пощупав там.
Неа не мог так сделать, потому что он был бездарем, не выделившим своей способности, когда только появился, а Тики — он мог. И хотел. И собирался сделать это. Обязательно.
Но — не сегодня ночью.
Потому что необходимо было всё обдумать, обмозговать, понять. И самое смешное было в том, что это «всё» было для мужчины чем-то неизвестным, отчего и не следовало рубить с плеча, как он обычно делал. Всё-таки мальчишка сейчас — часть Семьи, а портить отношения, и так, кажется, не самые радужные, ещё больше совершенно не хотелось.
Вдруг Аллен что-то забормотал себе под нос, воодушевлённо хохотнув, и залпом выпил какую-то жижеобразную дрянь из пробирки. Тики затаил дыхание, отчего-то уверенный, что у него сейчас рога или жабры вырастут, но с минуту ничего не происходило.
