— Дело уже движется к полудню, — заметил он и усмехнулся: — Кто обещал мне учить имперский?
Изу глухо захихикал, и настроение у Тики тут же немного повысилось. Что ж, когда Алана исчезнет из его жизни, у него будет прекрасное напоминание о путешествии к ее бухте и обратно. Причем, прекрасное в абсолютно любом смысле.
— Я обещал… — пробурчал мальчик уже на имперском — тихо и неуверенно, но верно. Он вообще-то удивительно быстро запоминал все то, чему Микк успевал его учить в дороге.
Алана рассмеялась, покачав головой, и хитро блеснула глазами, пододвигаясь к ним поближе, чтобы в следующую секунду защекотать взвизгнувшего Изу.
— Ах ты сонный малёк, уже солнце в зените, а ты все ещё спать хочешь, — хохотала девушка, мучая отбивающегося ребёнка, и Тики благополучно (в целях безопасности, конечно) отодвинулся от них, не желая (или, наоборот, отчаянно желая) сделаться жертвой охочей до чужого смеха русалки.
Спустя несколько минут Изу окончательно проснулся, протирая кулачками глаза, так и норовящие закрыться, и потопал к кадке с остывшей за ночь душистой водой, которой вчера так никто и не воспользовался, чтобы умыться. Алана глубоко вздохнула, потянувшись (позвонки у неё затрещали, словно она все это время была в тесной коробке, в которой и растянуться в полный рост нельзя), и с тоской взглянула на ребёнка, потом — на свои лодыжки, видневшиеся из-под сбившейся к коленям золотой юбке ханбока.
Тики прикусил губу, вспомнив, что ей надо облиться водой, и поманил Изу к себе.
— Идем кушать? — ласково поинтересовался он у малыша, когда тот пристроился рядом с ним. Все-таки обычно русалка раздевалась, когда ей нужно было побыть в воде, а Изу вообще-то был еще слишком мал для лицезрения женских прелестей.
А сам Тики был уже достаточно взрослым для этого, потому еще больше хотел покинуть комнату.
Наверное, в конце концов ему просто придется признаться Алане в своих чувствах и попросить ее отпустить его. Он уедет вперед и доложит старику, что близнецы везут морскую жрицу, которая попытается помочь устранить недуг.
И больше постарается никогда не сталкиваться с сиренами, когда все закончится. Заведет семью, как ему и пророчил Мари, наплодит детей и постарается просто… помнить то, что с ним было как красивую сказку.
Так будет правильно.
Изу встрепенулся, посмотрев в сторону Тики и став похожим чем-то на луговую собачку, которых полным-полно в полях, и заторможено кивнул, нахмурившись, словно думая о чём-то серьёзном. Мужчина перевёл взгляд на задумчивую Алану, явно погруженную в свои мысли, отметил некое непонимание в её глазах, и вопросительно приподнял бровь, когда она сконфуженно взглянула на него.
— Мне не нужна вода, — пробормотала девушка, неловко коснувшись пальцами шеи, и пожала плечами, подозрительно вздохнув. — Я тебя во сне не душила? — прямо выпалила она, тут же покраснев и неуверенно сжавшись. — Кажется, из-за выпитого вина я не смогла удержать хвост на месте.
Тики пробило на смех от неловкости всей этой ситуации, и он не сдержался — прикусив губу, хохотнул и поспешно спрятал лицо в волосах удивленно пискнувшего Изу.
— Знаешь, это звучит как «что-то я слишком распустила руки», — признался он смущенно и с недоумением заметил, как Алана вспыхнула, отводя взгляд и нервно облизывая губы.
— Просто я выпустила хвост случайно и… — залепетала она как-то совершенно неубедительно и замолчала на полуслове.
— Утром ты спала в обнимку с Изу, а что было ночью я не помню, — решил выручить девушку он — и вообще-то совсем не солгал — так крепко уснул, что даже ничего и не чувствовал.
Алана потерла руками лицо и все-таки перевела взгляд на мужчину. И — мягко улыбнулась, так и не согнав со щек румянец.
— В-вот как… — выдохнула она. — Ну и ладно тогда… Раз так, может, заплетешь меня?..
И была девушка такой сконфуженной, такой потерянной, словно совершенно не представляла, что делать дальше, будто хотела что-то сказать, но никак не могла осмелиться, что Тики просто не был способен ей отказать. Да и хотел ли он вообще отказываться от чуть ли не единственной возможности касаться её?
— Конечно, — улыбнулся он, погладив её по голове, стаскивая с волос ленты, пропуская сквозь пальцы длинные мягкие пряди. Алана зарделась ещё пуще, румянец покрыл пятнами уже плечи, сливаясь по цвету с алыми росписями, и мужчина почувствовал, как сердце готово вырваться из грудной клетки.
Изу разулыбался, глядя на них, и прикусил губу.
— Может, тогда я схожу поем? — негромко поинтересовался он и тут же спрятал руки за спину, словно боялся, что ему не разрешат или что-то сделают. Однако Тики только ласково кивнул в ответ.
— Конечно, ты же у меня большой мальчик, да? Подойдешь к стойке и попросишь принести тебе за стол поесть. Правда… — здесь мужчина усмехнулся, — не знаю, завтрак тебе принесут или обед!
Изу засмеялся, как-то сразу расслабившись и развеселившись, и шмыгнул за дверь.
Алана улыбнулась, когда по коридору за стеной раздался топот маленьких ног, и мечтательно зажмурилась, откинув голову и снизу вверх посмотрев на Микка.
— Знаешь, я так люблю его, как будто это… — она запнулась, облизнулась задумчиво, но закончила: — Как будто он мне кто-то близкий. Сын или племянник… Хотя смешно, наверное, это, у меня ведь ни племянников, ни детей…
Мужчина не удержался и легко скользнул пальцами по ее шее к загривку, лаская тонкую кожу и в каком-то неясном предвкушении прикусывая щеку. Если Алана так думала, то, может, она…
Тики встряхнул головой, пытаясь избавиться от таких сладких и заманчивых мыслей, и улыбнулся, принявшись расчёсывать длинные пряди взятым с тумбы гребнем.
— Зато внучатых племянников — орава, — хохотнул он, и девушка завторила ему мягким бархатным смехом, отчего внутри у мужчины всё вновь затрепетало. Когда две пышные косы были заплетены, а сама Алана разнежилась настолько, что уже с несколько минут водила кончиками тонких хрупких пальцев поверх его колен, Микк с чувством радости и собственного удовлетворения поднялся и, отчего-то ощущая себя таким окрылённо-воздушным, лёгким, подхватил закрасневшую русалку под локоть и спустился вниз, где Изу доедал уже похлёбку, слушая россказни Неа — ужасно поникшего, но от этого только сильнее пытающегося жестикулировать и улыбаться.
Тики нахмурился, только заметив состояние брата, и тут же задался целью узнать, в чем дело. Они с Аланой переглянулись и, не сговариваясь, двинулись к столу. Изу, сразу заметивший их, разулыбался и замахал рукой.
Устроившись рядом с малышом (сын, он твой сын, Тики, ты же любишь его, так привыкни к этому) и устроив рядом русалку, мужчина сложил руки у замок и устроил на них подбородок.
— Ну, рассказывай, по какому поводу траур, — велел он брату без предисловий, и тот вскинул на него злые и несчастные глаза.
— Вы были неправы! — выпалил он. — Мана считает, я болен, ясно? И он велел мне уйти. И я ушел. Вот и все. И ничего нет. И пошло оно все!.. — на этом Уолкер уже вскочил с места, чтобы сбежать от такого откровенного допроса, но Алана печально улыбнулась и переглянулась с понимающе хмыкнувшим Тики. Микк даже порадовался на мгновение такому единодушию между ними (и почти решился погладить ее по руке), но тут же заставил себя отвлечься на Неа.
— Он в чем-то прав, — заметила Алана. — Ты действительно болен, Неа, но… — она запнулась и закусила губу, будто не зная, продолжать ли, но все же продолжила: — Ты болен из-за Маны. Твоя душа… — Уолкер уставился на нее во все глаза и даже как-то дернулся протестующе, но смолчал. — Она больна. Ты… — русалка осторожно заключила его руку в свои ладони и как-то совершенно по-матерински улыбнулась: — Ты не можешь обрести равновесие, Неа. Мана — это твой ключ к нему, но он сам очень заморочен и испуган своими чувствами к тебе.
Тики улыбнулся, чувствуя, как в нем просыпается сумасшедшая нежность к этой девушке — снова — и согласно кивнул.
— Не думай, что он тебя не любит, друже, — осторожно заметил он. — Мана просто боится, у нас ведь такое нечасто происходит. Ладно вы оба мужчины, но вы братья, и его это пугает. Может… — он чуть помедлил и почесал висок. — Может, ты попробуешь поговорить с ним об этом?
