— Мари что-то такое мне тоже тогда сказал, — признался он. — Правда… в настоящем времени.

Алана замерла, зарывшись пальцами в кудри у него на виске, и удивленно вскинула брови.

— Серьезно? Ох, расскажи!

Микк пожевал губы, словно бы силясь вспомнить, и, нахмурившись, выдохнул:

— Мы как-то немного разговорились, и он сказал, что я замечательный отец. Правда, я хотел я возразить ему, что детей, мол, у меня нет, — пожал он плечами, переведя на девушку вдруг что-то осознавший взгляд, и ошалело улыбнулся. — А может ли быть, что он имел ввиду Изу? — подобрался мужчина, воодушевленно сев перед Аланой и заставив её вскинуть вслед за ним руку, чтобы продолжить мягко гладить уже загривок.

— Вполне возможно, — улыбнулась она в ответ, не желая говорить, что Мари обычно ничего не говорит про настоящее, потому что взор его направлен лишь в будущее.

А это значило, что что когда-то у Тики будет семья, где он будет замечательным отцом, где дети будут любить его, где он будет любить какую-то женщину, которая сможет дать ему то, чего мужчина заслуживал.

И что вряд ли это будет Алана.

Тики довольно зажмурился, невообразимо ласковый и похожий чем-то своим мягким поведением на ленивого ламантина, которые иногда заплывали к девушке в бухту, чтобы вместе полежать на камнях и согреться на солнце, и нежно посмотрел неё.

— Хорошо, если так, — мечтательно выдохнул Микк и тут же потянулся, словно бы стряхивая с себя сонливость и утреннюю нерасторопность. — Нужно тебя перевязать, пока ты не иссохла у меня, а то вместо свинины вновь будет рыба, — задумчиво протянул он, и Алана закатила глаза.

— Идиотская шутка, — проворчала девушка, но ладонь с его шеи убрала и послушно отвернулась, чтобы снять ночное платье.

Когда она обернулась к нему совершенно обнаженной… получила то, чего так все это время хотела. Тики скользил взглядом по ее телу — тонкому бледному телу, совсем не такому, как у здешних женщин, и эта непохожесть сейчас показалась Алане какой-то особенно острой. Но Тики смотрел ласково, даже как-то почти ласкающе, словно хотел прикоснуться к ней, но не смел. Девушка закусила губу и села, осторожно вытянув перед собой ноги.

Шрамы от плавников почти уже не болели, и, странное дело, в последние два-три дня конкретно о своих увечьях Алана мало вспоминала. Думала только о том, что кто-то посторонний пытался к ней прикоснуться, и о том, что ее братья и сестры были убиты злобными тварями, совсем не похожими на встреченных ею в Империи людей.

Однако поберечься все-таки стоило.

Тики позволил ей облиться водой, попутно поинтересовавшись, лежала ли она хоть раз в ванне с маслами больше четверти часа, и засмеялся, когда девушка помотала головой.

— То есть, в этой воде надо лежать?..

Мужчина кивнул, уже не обращая внимания на путешествующею над его головой душистую воду, присел рядом, устанавливая на коленях миску с отваром.

— Конечно, — откликнулся он и ласково погладил ее по коленке каким-то очень простым и незатейливым жестом, почти рассеянным, которого даже будто и не заметил.

Алана зажмурилась от удовольствия, ощущая себя приласканным дельфином, и свернулась калачиком, позволяя воде окружить её со всех сторон — кожу сразу же приятно захолодило, успокаивая и насыщая влажностью, и захотелось растянуться в полный рост, щелкнуть всеми позвонками, размять затекшие мышцы и вдохнуть морской кислород жабрами.

Пусть русалки и могли принимать человеческое обличие, но даже простого обливания каждый день не хватало, чтобы полностью заменить хвост и плавники. Это было чем-то похоже на постоянное нахождение в тесной и маленькой клетке, где не было возможности вытянуться, расправить плечи, вдохнуть полной грудью.

На корабле Алана хоть могла обратиться на несколько мгновений, пока была одна в каюте, но сейчас… Ей было ужасно стыдно и неудобно. А ещё — страшно. Стоило только начать покрываться чешуей, как паника затапливала с головой, не позволяя срастить хвост — девушке глупо казалось, что в комнату ворвутся, невзирая на все те копья, что еженощно она выставляла около двери, что все вновь повторится, но в этот раз Тики на помощь не успеет. И этот страх сжирал её изнутри, заставлял бояться принять истинное обличие, заставлял кутаться в одеяло, забиваться в самый угол кровати и глазеть на свои ноги.

И сейчас, когда Микк был рядом, когда он мог защитить её от любой напасти, мог обогреть и обнять, Алана слишком стыдилась показывать ему свой изуродованный хвост, на который и сама лишний раз стремилась не смотреть.

Но вытянуться и растянуться в полный рост хотелось до жути.

— Почему ты продолжаешь бояться? — Тики нахмурился, и уголки его губ печально опустились, из-за чего Алана тут же вскинулась, глядя на него недоверчиво и совершенно не понимая, как можно было так… так просто понять ее позу?..

Неужели она была такой жалкой, что ее страх был заметен?

Однако мужчина мягко улыбнулся.

— Даже со мной, — легко заметил он, явно стараясь как-то успокоить ее и обратить происходящее в шутку. — Значит, кто-то соврал мне насчет хороших снов, да?

— Нет! — девушка выпрямилась, садясь в водяном пузыре, и бросила на него молящий взгляд. Он не должен спрашивать! Не должен видеть! Это же ужасно видеть! Ее хвост ужасен, и она сама…

Это вообще не по правилам!

Тики протянул руку, проникая в водяной пузырь, и ласково погладил ее по голове, зарываясь в волосы пальцами, и Алана зажмурилась, подаваясь к нему и приглушенно вздыхая.

«Утешь меня, Тики».

Эта невозможность быть с ним казалась ей как будто какой-то стеной, сокрушить которую хотелось, но не было сил. Мужчина дрогнул губами и скользнул ладонью по ее щеке, слегка задевая большим пальцем губы и так и замирая на какой-то момент.

— На корабле… ты всегда обращалась, — как-то даже будто бы грустно произнес он. — Неужели сейчас постоянно вот так… тебе не больно?

Ей было больно.

Больнобольнобольно.

Алана позволила воде упасть и расплескаться по постели, пропитывая простынь и покрывало, и рванулась к мужчине, прижимаясь к нему всем телом и чувствуя, как дрожат руки. И как жабры прорезаются на запершившем горле.

— Очень больно, — хрипло выдавила она — и истерически хохотнула, чувствуя, как лихорадочно и мелко Тики целует ее в щеку и скользит губами к шее — к жабрам. Как будто действительно хотел… к ним прикоснуться?..

Почему он так делает?.. Почему он такой ласковый? Чем она, пусть ненадолго, но заслужила такое счастье?

Алана же была совершенно несуразной, какой-то неправильной, не заслуживающей даже существования, потому что сереброволосые русалки были убийцами, потому что сама она была убийцей, и душа у неё, наверное, была уже давным-давно вся чёрной, но Тики… но Тики!..

Мужчина нежно провёл губами от уха до ключицы, касаясь кожи невесомо, словно бы лёгкий ручеек, и вызывая дрожь по всему телу, дрожь, которая тут же змеей метнулась вниз и улеглась тугим узлом, и тихо выдохнул в каком-то даже взволнованном отчаянии.

Ну почему он такой?.. Почему так заботится?

— Я не буду смотреть, если хочешь, — прошептал Тики, чуть отстранившись и мягко погладив Алану по щеке. — Только, пожалуйста, не мучай себя.

Она так любила его. Так… сильно.

Алана прижалась к Тики крепче, чувствуя, как тяжелеют ноги, срастаясь в хвост, и ласково прижалась губами к колючей щеке, обжигая губы горячей кожей и совершенно не представляя, как сказать ему обо всем, что сейчас ощущает.

Что рвется внутри неё.

— Ты замечательный, — выдохнула девушка в конце концов. — И это очень нечестно — то, с какой простотой ты понимаешь, что надо делать в тот или иной момент. Неужели тебе не надоедает вечно меня успокаивать?

Микк подарил ей маленькую печальную улыбку и погладил ладонями по плечам, останавливаясь на предплечьях и не отпуская.

Алана ощущала, как ее чешуя трётся о ткань его брюк, и кусала губы.

Ей отчаянно хотелось… чего-то. А чего — непонятно.