— Ты мне не надоедаешь, — мягко произнес мужчина. — Ты очень… важный для меня человек, которому я всегда буду рад помочь всем, что только в моих силах, — тихо выдохнул он. — Поэтому… пожалуйста, не бойся говорить мне о чем-либо. Я никогда не причиню тебе вреда.

Алана зажмурилась, перекатывая эту фразу — замечательную, потрясающую фразу — на языке, и закусила губу, просто не зная, что ответить, а потому лишь уткнулась носом Тики в шею, легонько поводив им по его коже, как делали это сирены, чтобы выразить свою привязанность, и кивнула, осторожно прикоснувшись самым кончиком хвоста к ногам Микка.

Тот словно бы замер в ожидании чего-то, и девушка, нещадно краснея и проклиная все на свете, потянулась пальцами к его лицу, ловя удивление в золотом взгляде, а потом накрыла ладонями глаза мужчины с тихим вздохом.

Вода поднялась с кровати, окружая её пузырём, и Алана на мгновение подумала, что было бы хорошо сейчас растянуться где-нибудь в речке (про море нельзя было вспоминать, нельзя), но Тики как раз в этот момент медленно сглотнул, и она встревоженно пробормотала:

— Я не хочу, чтобы ты его видел.

— Ну и дурочка, — выдохнул он и глухо хохотнул. — Лучше бы обняла, не буду я смотреть.

Алана издала нервный смешок и скользнула ладонями по его щекам, случайно задевая губы большим пальцем и замирая на секунду. Потому что это было так… ох. Теперь ей хотелось водить подушечками пальцев по губам Тики, а это же было просто недопустимо.

Девушка потянулась к нему, покорно обнимая и почему-то пребывая в твердой уверенности, что глаз мужчина и правда не откроет.

И она снова прижимаясь к нему голой грудью, а его это, кажется, совершенно не волновало. Или все-таки волновало…

Тики гладил ее по спине, даже не обращая внимания на то, что внутри водяного пузыря они находятся вместе, и Алана медленно выдохнула, ощущая жабрами сладко-приятный аромат таинственных масел в прохладной воде.

Кажется, это было одним из самых лучших утр за последние четыре сотни лет.

Вечно это продолжаться не могло, конечно, и отстраниться все же пришлось, но после таких… откровений (такой откровенности между ними, обнаженности, беззащитности) ей стало заметно легче.

Тики обработал ей ноги, как только она отправила воду обратно в ванну, и вновь улыбнулся (как будто она не жаловалась ему снова и не закатывала глупых истерик):

— Ну что, поворачивайся спиной?

Алана молча кивнула, просто не находя слов, чувствуя себя немой рыбой, и повернулась к нему спиной, чувствуя себя такой лёгкой и тяжёлой одновременно, что хотелось просто разорваться на части от всех тех противоречий, что сейчас томились в ней.

Руки Тики касались её так трепетно, так аккуратно, что Алане казалось, словно она была драгоценностью в его руках, чем-то невообразимо хрупким и ломким, способным от одного неверного движения рассыпаться песком, развеяться морской пеной.

Но ведь она никогда не была такой! Всю свою жизнь она была бойкой и самостоятельной! Всю свою жизнь считала себя твёрдой и прочной как подводные скалы!

Так почему, манта всех сожри, сейчас она была такой податливой? Почему в руках именно этого мужчины?

Когда Тики закончил с перевязкой, Алана позволила себе напоследок коснуться кончиком большого пальца на ноге его ступни, словно бы невзначай, словно бы случайно, потому что дрожь от этого невинного (хотя как невинного? Она касается ногами постороннего мужчины! Того, кто точно не сможет стать её мужем!) жеста прошлась по телу до самой макушки электрическим зарядом, словно её умудрился ужалить угорь, и улыбнулась, наклоняясь за ханбоком.

— Ты же помнишь, что мы хотели к хозяйке за платьем зайти? — поинтересовался Тики, помогая завязать жакет, и девушка постаралась как можно увереннее кивнуть, чтобы не показать, что, океанские пучины, забывала обо всем, когда он был рядом.

За платьем они действительно зашли. Уолкеры и Изу (до страсти счастливый и сияющий) ждали их внизу, и когда Тики сказал, что им нужно зайти в хозяйкину лавку, Неа только как-то очень понимающе промычал и стрельнул в Микка озорным взглядом, из-за чего тут же полетел со стула, снесенный потоком ветра. Причем, ветра очень холодного, Алана даже поежилась и бросила на Тики недоуменный взгляд.

Что это с ним? Поссорились?

Оставалось надеяться только, что не из-за нее.

Из-за этого происшествия завтракали по большей части молча — Тики явно не терпел никаких даже самых безобидных подначек в свою сторону, потому что сразу как-то посмурнел и смотрел исключительно в свою тарелку.

В которой был только некий… салат. Резаные овощи, перемешанные между собой и политые чем-то.

К мясу он даже не притронулся, чем очень обеспокоило Изу — и Ману, сразу давшего Неа крепкий подзатыльник. И казалось, все знали что-то, о чем Алана понятия не имела, и это было… очень напрягающе.

Впрочем, только до того момента, пока Тики не предложил все же отправиться в лавку.

Потому что близнецы с ними не отправились под предлогом того, что им необходимо собраться в дорогу (хотя что им нужно было собрать, девушка так и не поняла, и у неё сложилось впечатление, что Неа просто не хочет брата с кем-то делить, а потому дорожит минутами, проведёнными с ним наедине — так же, как и сама Алана бережно хранит мгновения этой трепетной близости с Микком), а Изу, радостно хлопнув в ладоши и явно не желая оставлять мужчину, прицепился к его ноге, и тот просто не смог сказать ему что-либо.

В лавке у хозяйки оказалось полно платьев разных цветов и размеров, форм и длины, воздушные и приталенные, с шарфами или вуалями, гладкие и в складку, и у Аланы просто глаза разбежались, когда она взглянула на все это великолепие — русалки же не носили никакой одежды, кроме бедренных украшений.

— Вам очень у лицу будет синий, — приветливо улыбнулась хозяйка, полноватая добродушная женщина, и душа её переливалась светлыми волнами, оттененными чернью словно мутной пеной.

Алана смущенно кивнула и бросила беспомощный взгляд на Тики, всем своим видом показывая, что в одежде совершенно не смыслит. Мужчина ответил ей легкой улыбкой и подвел осторожно к вешалкам с одеждой.

— Что душе твоей угодно, — мягко произнес он, — то и возьмем, просто бери и примеряй.

Сказать так было легко, конечно, но вот сделать… Алана совершенно не представляла, что из всего этого могло бы ей подойти и что из этого стоит носить перед жителями Империи. Она закусила губу и осмотрела наряды самых разных мастей — тут и ярких цветов были ткани, и нежных, и как будто бы почти блеклых, а уж какое разнообразие в украшениях на всех этих платьях! И ведь не камнями расшиты, а нитями — сияющими тонкими нитями на нарядах были сделаны целые картины!

Огромные цветы, бушующие волны, ветвистые деревья, причудливые животные, падающие лепестки…

Одно, правда, платье девушке приглянулось больше других. Оно не слишком было похоже на ханбок по своей форме — куда более приталенное и совсем не такое пышное, оно отличалось красивой длинной юбкой в пол и летящими рукавами. По подолу шла вышивка, похожая на какие-то нежные цветочные лепестки, а на самой юбке ветвилось дерево, ветви которого окунались в воду.

Ткань платья была нежно-голубого цвета, похожего на подернутое облаками небо, и когда Алана заметила его, то замерла.

Потому что по сравнению с ханбоком — скрывающим абсолютно все — этот наряд был куда более… открытым и откровенным, пожалуй, и ткань, из которого он был пошит, была тоньше — но нежнее. Какой-то… как будто даже немного скользкой.

Тики ее интерес явно заметил, потому что подозвал хозяйку и попросил приготовить платье для примерки.

— А оно… точно мне подойдет? — Алана прикусила губу, оборачиваясь к нему, и мужчина как-то странно улыбнулся в ответ, а хозяйка, услышав ее, восторженно закивала.

— Ах, милая! — восхищенно всплеснула руками она, установив ширму. — Вы настолько ладная, что вам подойдет в этой комнате абсолютно все! Верите — даже мешки, в которые мои девчонки складывают тканевые обрезки!