Гостем оказался Тики.

И Алана пораженно хлопнула ресницами, аккуратно убирая водяных змей обратно в ванну так, чтобы мужчина этого не заметил — не хотелось беспокоить его своими предрассудками и глупостями.

— Что-то случилось? — сипло поинтересовалась Алана, пытаясь выглядеть не такой уставшей, какой была на самом деле, и пронаблюдала, как Микк осторожно присаживается на край кровати и окидывает её взволнованным взглядом.

— Случилось, — кивнул мужчина, соглашаясь, и девушка обеспокоенно нахмурилась — а что могло случиться за четверть часа?.. Однако Микк вздохнул и покачал головой, снова огорошивая ее. — С тобой, — произнес он укоризненно. — Случилось, а ты молчишь.

Алана закусила изнутри щеку и за секунду затаила дыхание, тут же, впрочем, шумно выдыхая и явно, судя по лицу собеседника, совершенно неубедительно интересуясь:

— А… что со мной не так?..

Тики усмехнулся уголком губ, смеряя ее беззлобно-недовольным взглядом, и упал спиной на покрывало, вскидывая раскрытую ладонь вверх и загибая большой палец:

— У тебя круги под глазами, — дальше он загнул указательный палец: — Ты спишь в седле, — средний палец: — Тебя явно покачивает, когда ты идешь… Мне продолжать?

Девушка отвела глаза, чувствуя себя ужасно пристыженной и совершенно не имея сил ничего на это ответить. Или — не имея смелости. Она вперила взгляд в покрывало и впилась ногтями себе в ладони, просто не зная, как оправдаться, потому что звучать это будет глупо. И потому что поступила она явно глупо — лгать не умела, но зачем-то взялась и своими недомолвками доставила Тики только больше беспокойств.

Мужчина глубоко вздохнул и снова сел. И Алана тут же вскинула голову, впиваясь взглядом в его лицо, боясь, что он уйдет и оставит ее здесь наедине со своими страхами, которые…

— Иди ко мне, — тихо попросил он вместо этого, и девушка ошарашенно замерла, прослеживая в изгибе его губ легкую улыбку — и в следующую же секунду буквально влетая в его объятия.

Как хорошо. Как тепло.

— Тебе снятся кошмары, так? — почти прошептал Тики ей в волосы — и легко прижался губами к ее виску, буквально на секунду, но в то же время как будто на целую вечность. Алана рвано закивала и зажмурилась — теперь уже от облегчения. Потому что если Тики здесь, с ней, никакие кошмары ей не грозят.

И это было так потрясающе, так приятно, так… так… так, что заканчивать этого не хотелось.

— Ну ничего, теперь тебя никто не тронет, слышишь? И даже кошмары тебя не тронут, потому что я их сам прогонять от тебя буду, понятно? — ласково шептал он ей на ухо, осторожно обнимая за плечи и гладя большими ладонями по спине, отчего Алана чувствовала себя такой маленькой, такой беззащитной, такой ещё совсем девочкой, нуждающейся в добром и сильном взрослом, который мог бы позаботиться о ней. И это чувство было до омерзения противным и до дрожи прекрасным одновременно. Таким, что девушке казалось, словно её изнутри надвое разрывает от таких противоречивых эмоций.

Алана уже давным-давно не была ребёнком, большая часть океана её побаивалась, считая ведьмой и убийцей, а сама она с несколько столетий считала себя глыбой льда — безэмоциональной и всегда спокойной, но сейчас, рядом с этим мужчиной, в его согревающих и успокаивающих руках она вновь казалась себе мелкой русалочкой, которую по ночам успокаивал Рогз и которой пела песни Укра.

— Обещаешь? — только и выдавила девушка, силясь не расплакаться, и уткнулась ему носом в плечо, прижимаясь ближе и давая возможность — и разрешение — обнять себя крепче. Тики мягко согласился с ней и скользнул пальцами по ткани одежды — там, где скрывался шрам от отрезанного плавника.

— Если хочешь, я буду даже сказки тебе читать, — с явной улыбкой в голосе пообещал он, и Алана не сдержала смешка, чуть отстраняясь и вскидывая на него глаза. Щеки у нее полыхали, но ей было так плевать на это… У Тики сердце колотилось быстро-быстро и очень сильно, и это было самым надежным доказательством того, что ее не осмеют и не предадут.

— Останься со мной сегодня, — попросила она, не отрывая от мужчины взгляда. — Пожалуйста… — и удивленно дернулась, когда Микк снова потянул ее к себе. Так обычно он тащил на руки Изу, отчаянно смущающегося (наверное, потому, что уже считал себя взрослым?..), но не выказывающего никакого сопротивления. Напротив — мальчик сам льнул к нему и ласкался, и что ж… Не зря.

Тики уложил ее на кровать и закутал в теплое легкое покрывало, сам устраиваясь рядом и позволяя буквально скатиться ему под бок. Алана закусила изнутри щеку и, чувствуя себя ужасно наглой, высунула из покрывала руку и обняла его за пояс, жмурясь и придвигаясь ближе. И — совершенно расслабляясь и растаивая, когда мужчина обнял ее за талию и прижал ближе к себе, утыкая нос в растрепавшиеся косы, начинающиеся едва ли не от самой макушки как раз, и выдыхая как-то блаженно.

— Сказки читать не будем? — ласково усмехнулся он, и девушка замотала головой, чувствуя себя и хорошо, и неловко, и как-то… почти привычно. — Тогда расскажи… что тебе именно снится, что ты не спишь по ночам? Я знаю, твои воспоминания о суше — это еще та мясорубка, но…

— Шан и Роц, — девушка посмотрела ему в лицо, ловя золотистое мерцание глаз в свете свечей и почти не боясь вот так говорить об этом. Почти — потому что это все равно было гадко, но в присутствии Тики ощущалось именно что просто страшным сном. — Я… я каждый раз откусываю Шану язык, когда он… — она не знала, как это называется, но если это тоже поцелуй, как сказал тогда Роц — у людей слишком мало определений, потому что поцелуй — это же призрак привязанности, разве нет? А это — это мерзость какая-то.

Мужчина успокаивающе провел ладонью вдоль позвоночника, тяжело выдохнув и опалив дыханием ей макушку, но ничего не ответил, и Алана продолжила, прикрыв глаза и чувствуя, что вновь может поделиться своими страхами и опасениями.

Правда, было немного жаль, что сам Тики с ней так ничем не делится, словно не доверяет или что-то в этом роде, и это заставляло чувствовать себя какой-то стервой, использующего отзывчивого мужчину как плакательную жилетку. Чувствовать себя эгоисткой, лишь забирающей и ничего не отдающей взамен.

— А потом он забирает у Роца нож, которым тот отрезал плавники, и вонзает его в хвост, и смеётся, манта его сожри, смеётся, — бормотала Алана, крепко зажмурившись, и вспоминала, как её трясло в панике в первую ночь, когда пришлось остаться в комнате одной. Тени тогда напоминали мечи, а любой скрип заставлял дергаться и вглядываться во тьму до кругов перед глазами. Она тогда просидела всю ночь, забившись в угол кровати, и окружила себя водяными копьями, а дверь — замуровала, и ей все равно казалось, что кто-то стоял там, в коридоре, и только и ждал, когда девушка отвлечется. Это было ужасно. Это было выматывающе. — Я боюсь спать, Тики, — со вздохом признала Алана очевидную вещь. — Мне кажется, что только стоит закрыть глаза, как в комнату кто-то ворвется. А когда я всё-таки закрываю глаза, то вижу, как Шаг и Роц гогочут надо мной, как те гниды убивают моих сестёр и братьев. Почему я вижу именно это? — шепотом выдохнула девушка, подняв лицо к Тики. — Почему мне не снятся водопады, которые однажды показала Элайза? Или, как же их там, павлины? Они же такие красивые! — воскликнула она, поджав губы, и напряженно нахмурилась, уткнувшись носом мужчине в грудь.

— Самое страшное для нас всегда сильнее самого светлого, что бы ни кто там ни говорил, — мужчина прижался губами к ее виску, как будто хотел забрать этим жестом все ее плохие воспоминания, и девушка устало улыбнулась, почти чувствуя, как засыпает, но в то же время продолжая упорно бороться с накрывающим ее веки наваждением. Ей было важно поговорить с Тики сейчас. объяснить ему, рассказать.

И у него очень быстро билось сердце — как будто он беспокоился, как будто она была ему дорога.

Она же правда ему дорога?.. Он же хоть немного привязан к ней? Может быть, так, как к Изу?

Он ведь даже не смотрел на нее, когда перевязывал. И сейчас, когда приходит делать это по утрам в ее комнату — не смотрит.