Алана судорожно вздохнула, не зная, что с собой сделать, потому что ей ужасно хотелось заключить ребёнка в объятия и уверить его, что всё будет хорошо. Что теперь уж точно всё будет хорошо.

Подумать только, его мать была среброволосой русалкой.

И Изу… отчего же мальчик тогда боялся её в самом начале?

— Откуда сбежали? — только и спросила девушка, затаив дыхание и надеясь, всей душой надеясь, что ответом будет не то, о чём она подумала.

Ребёнок сильнее прижал колени к груди, опасливо оглядываясь по сторонам, настороженно всматриваясь в горизонт, и почти неслышно выдохнул:

— С севера.

И Алана вдруг ощутила, как в груди у неё все леденеет и тяжело падает вниз. С севера. С севера, где велась ожесточённая борьба между людьми и тритонами. Где существовало рабство, где морской народ измывался над людьми, где русалок не убивали, но где убивали человеческих женщин и детей.

Алана поджала губы, пытаясь уверить себя, что Изу мог быть не из ледяных крепостей, а из какого-нибудь племени, куда сбежала его мать, будучи изгоем среди своих. Но… но… но… в это было тяжело поверить. Хотя бы потому, что ребёнок боялся океана, словно тот мог в любую минуту вздыбиться на него и забрать в свои пучины.

— Из ледяных крепостей? — шепнула Алана на русалочьем так тихо, как можно было возможно, потому что… ей было страшно.

Потому что Изу, длинно взглянув на неё, медленно кивнул и спрятал лицо в коленях.

— Я уже слышал о тебе, — глухо сказал он, и Алана виновато прикусила губу, потому что примерно представляла, что он мог о ней знать, учитывая то, что подавляющая часть океана была уверена в ее сумасшествии. И не ошиблась. –Однажды к маме приходил управитель. Он говорил про царевну-ведьму, сильнейшую в море после своего отца. Он хотел жениться на этой ведьме и с её помощью уничтожить людей. Но… ты же… — здесь мальчик вскинул голову и вперил в нее умоляющий взгляд, — ты же не станешь его женой?.. Правда?.. — голосок его дрогнул, и в груди у девушки все сжалось от жалости и внутреннего протеста.

Так вот, по какой причине Изу сначала ее боялся! Вот из-за чего не подходил к ней, пока не увидел, что она стала увечной, хоть и косился так восхищенно! Она напоминала ему мать, но он здраво рассудил, что она может быть опасна, вот и держался подальше, ведь Линк строил на нее планы и, скорее всего, именно Линк или кто-то по его приказу убил отца мальчика.

Все-таки не сдержавшись, Алана кинулась к ребенку и крепко его обняла, невесомо целуя в волосы и ласково поглаживая по хрупкой спинке.

— Конечно же нет! — горячо заверила она его, сама удивляясь тому, насколько убедительно говорит о вещах, в которые почти не верит. Ведь слухи — и Линк — правы, отец все-таки сильнее и может просто заставить.

…если она себе кровь не пустит и не воспользуется своим проклятым даром.

— Я ведь… — девушка запнулась и ощутила, как скулы заливает румянец, но все равно продолжила. В конце концов, Изу ведь и так знал об этом, правда? — Я ведь люблю твоего папу. И тебя — тоже, очень-очень. И тебе… тебе не надо бояться.

Ребенок прижался к ней всем телом и обнял за шею, утыкаясь носом в мокрую рубашку на груди и всхлипывая.

— Мама… она специально сбежала в Эндонсис, — тихо пояснил он, шмыгая носом. — Сказала, это княжество дружно с древней Поднебесной империей, хотя там много охотников, и там нас не найдут северяне…

— Но если… — Алана крепче сжала мальчика в объятиях, боясь предположить, что он ей расскажет дальше, и тот, к ее ужасу, произнес:

— Северяне нас не нашли. Но нашли охотники.

Девушка обняла его крепче, прижимая к себе, желая одарить заботой и защитой, жаждая спасти его, оградить ото всех опасностей этого мира, и Изу, всхлипывая уже в голос, замотал головой, зарываясь ей в грудь лицом.

— Мамины слёзы вызывали метель, — забормотал он на русалочьем, красиво выговаривая шипящие на северном диалекте, и в его голосе было столько тоски и боли, что Алана не сдержалась и принялась покачиваться, целуя мальчика в макушку и глядя по тонкому худому тельцу. — И её очень любили духи, а потому они сказали, что охотники нашли нас. Мама велела мне бежать, и я п-побежал, — Изу запнулся, насморочно шмыгнув, и из его груди вырвалось ещё одно судорожное рыдание. — А потом поднялась метель, и мама… — он замер, крепче цепляясь маленькими ладошками за спину зажмурившейся Аланы, и девушка успокаивающе зашептала ему на ухо что-то бессвязное, что-то мягкое и ласковое.

Его мама, бывшая среброволосой русалкой, которая не пробудила свои силы и умерла.

И Изу остался один.

Таков был конец этой печальной истории.

Алана тихо запела одну из северных колыбельных, чувствуя пальцами, как ребёнок вздрагивает всем своим крохотным тельцем, как трепещет его душа-светлячок, облизывая ладони теплым огнём, как выливаются из него слёзы и боль, и, когда Изу чуть успокоился, пряча лицо, спросила:

— Почему ты ничего не сказал, рыбка?

И он вдруг поднял на неё взгляд: в его голубых глазах словно стыл лёд, и в самой глубине этого льда что-то испугано мерцало.

Изу отстранился, дрожащими пальцами чуть отталкивая Алану от себя, будто боясь чего-то, и встал, опасливо оглядываясь и поджимая губы.

И — вдруг вокруг заплясал снег.

Девушка широко распахнула глаза — от испуга и восхищения. Потому что сама она никогда не была в ледяных крепостях и северной магии воочию не видела ни у кого, кроме Линка, к которому преисполнилась неприязни, только услышав о его планах на нее от мальчика.

Она, в общем-то, и раньше не слишком рада была участи быть его супругой, а уж теперь, после того, как окончательно уверилась в том, что он считает ее скорее оружием, чем женщиной — никогда не согласится на такое. Линк выставит ее как свой козырь в войне с людьми — а она позволит ему к себе прикоснуться, прекрасно зная, что рано или поздно он направит свою карающую длань на ее семью?

— Я защищу тебя, слышишь, — заметив, как мальчик испуганно дрожит, глядя на нее, пообещала Алана. Она совершенно не узнавала своего голоса, но, тем не менее, он казался ей достаточно убедительны. — Линк до тебя не доберётся, — уверенно сказала она — и постаралась улыбнуться. — Да и твой папа, он тоже не позволит такому случиться, он же тебя любит.

При воспоминании о Тики Изу зарделся — но тут же побледнел, видно сообразив, что Алана хочет ему рассказать, и торопливо замотал головой.

— Нет! — воскликнул он звонко. — Не говори ему! Ти… п-папа испугается и не захочет быть… моим… папой…

И снег вокруг них закружился, покрывая воду тонкой ледовой коркой, замораживая воздух, заставляя, казалось, застыть само время.

Алана ошеломлённо взглянула на Изу и потянула к нему руки, чтобы обнять, но тот испуганно отскочил, и ледяная корка рывком полетела во все стороны, погребая под собой море, берег, нависшие под водой ветки деревьев и забираясь на белую чешую.

В глазах у ребёнка плескалась паника.

Та же паника, которая жила и в самой Алане, когда она боялась показать свою силу Тики. Когда была уверена, что тот возненавидит её, откажется от неё, испугается.

…как же они, и правда, были похожи с Изу. Пригретые одинокие сироты.

Алана ласково улыбнулась, чуть опуская голову набок, и уложила руки поверх застывшего льда, окутавшего её живот.

В глазах у Изу теперь взбушевался и страх, отчего снег задрожал и пошёл тончайшими нитями по воздуху.

Великолепнейшее зрелище.

Алана восхищённо приоткрыла рот, чувствуя, как мороз царапает нос и горло, как он цепко хватает за кожу и щёки, и восторженно выдохнула:

— Как же красиво…

И вдруг все прекратилось. Прекратилось так же внезапно, как началось.

— Тебе правда н-нравится? — Изу прикусил губу аж до крови и вперил в нее полный надежды взгляд. — Просто… это же… оно же… с севера… а ты… ты…

Девушка разделила хвост, рванулась — и все-таки снова поймала ребенка в объятия. Малыш был холодный как ледышка, и Алана поспешно начала растирать его бока и спину, чтобы согреть.