Тотошку, похоже, эта просьба застала врасплох. Он растерянно гавкнул и поспешно сказал:
- А вдруг мой истинный облик слишком страшен, чтобы его видеть маленькой девочке?
- Правда?.. Тогда не надо, пожалуйста. Оставайся собакой.
- Вот и славно, - в голосе пёсика послышалось облегчение. - На четырёх ногах бегать удобнее, чем на двух.
Так, переговариваясь, они шли и шли. Становилось всё темнее, но путники храбрились, не показывая страха. Наконец, Тотошка не выдержал:
- Слушай, ты хочешь всю ночь идти?
Элли пожала плечами.
- Удивительно, но я не устала. Это волшебство туфелек, наверное... И спать не хочу. Странно, правда?
- Но я-то устал, - пожаловался пёсик. - Это ты весь день книгу читала, а я сегодня семь вёрст пробежал! Хоть это для меня и не крюк. Да и не ужинал ничего! Давай отдохнём, что ли!
- Где?
- Да вон там, где кончается поле!
Девочка вздохнула.
- Ну, давай... Я-то думала, до завтрашнего утра в Изумрудный город приду...
Они присели у старой ограды, рядом с полем, отчего-то несжатым, хотя тучные колосья давно наполнились и клонились к земле.
Неожиданно они услышали странный звук.
- Что это?
Тото принюхался.
- Человеком не пахнет...
Они прислушались. Кто-то хриплым, зловещим голосом пел грустную песню:
- Кажется, шепчут колосья друг другу:
Скучно нам слушать осеннюю вьюгу!
Скучно склоняться до самой земли,
Тучные зёрна купая в пыли!
- Кто это? - дрожащим голосом спросила Элли. - Я, кажется, читала эти стихи в одной книжке...
Тотошка осторожно выглянул:
- Ничего нет... только чучело висит на колу, и всё...
А голос - странный, точно призрачный - всё пел:
- Нас что ни ночь разоряют станицы
Всякой пролётной прожорливой птицы!
Заяц нас топчет и буря нас бьёт!
Где же наш пахарь? Чего ещё ждёт?..
- Послушай, Элли, я, наверное, сошёл с ума, - тихо сказал Тотошка, - но, по-моему, это чучело поёт!
- Чучело? Как оно может петь?!
- Вашему пахарю моченьки нет! Знал, для чего и пахал он, и сеял, да не по силам работу затеял!..
И дальше в прежнем темпе:
- Плохо бедняге - не есть и не пьёт!
Червь его сердце больное грызёт!
Руки, что вывели борозды эти,
Высохли в щепку, повисли как плети,
Очи потускли и голос пропал,
Что заунывную песнь напевал!
- Эй, кто бы ты ни был, именем господа нашего, отзовись! - закричала Элли. Песня смолкла, и жутковатый голос - будто говорил человек, завязанный в мешок - произнёс:
- А кто это там? Покажись, дитя!
Элли вышла из-за ограды. Перед нею высилось чучело - огромный человек, выглядящий как кожа, снятая с фермера, выдубленная и набитая. Жуткое, опухшее, как у утопленника, лицо с подкрашенными губами и глазами под неестественным углом наклонилось к девочке.
- Кто это у нас тут, а? Кто бродит в одиночестве во тьме ночной у моего поля? Никому не позволено взять отсюда даже колоска!
- Мы и не брали, - растерянно сказал Тото.
- Да?.. А не желаете ли вы обозвать меня чучелом, страшным и отвратительным, как труп в ночи?
- Э-э... нет, - поспешно сказала девочка. - Кто ты?
- Я?.. Когда-то у меня было имя, но теперь можете звать меня Страшилой.
- А кто ты, Страшила? - дрожащим голосом поинтересовался пёсик. Чучело развело руками:
- Вам и вправду интересно знать? Я расскажу свою историю...
- Расскажи, - попросила Элли. Слушать незнакомца было менее страшно, чем слушать тишину вокруг.
- Меня звали... впрочем, не важно. Я был бродягой, как вот вы сейчас, искал работу поденщика. Меня нанял местный фермер, охранять поле в течение трёх ночей, пока он разберётся с другими полями. Так вот, я немного... хм... выпил, в общем, и уснул, а наутро оказалось, что часть поля поклевали птицы. Ну и что с того, у фермера это и так были бы излишки... Но он рассвирепел, ударил меня, а я парень не робкий - ударил в ответ... Вот только фермер, когда очнулся, позвал помощников, меня скрутили и принялись бить... В общем, он оказался настоящим зверем. И прекратил побои лишь когда я был мёртв.
- Ты был... что? - переспросила Элли.
- Умер я, вот что. Фермер стал думать, что делать с трупом, и не придумал ничего лучше, чем сделать из меня чучело. Он был таксидермистом, лучшим в округе... В общем, вынул из меня внутренности, бросил собакам, а из кожи и скелета соорудил чучело... честно говоря, я не очень-то понимаю, что и как он для этого сделал, я в его ремесле мало смыслю. Он набил меня соломой и посадил на кол посреди поля, чтобы я и после смерти охранял пшеницу. Короче, фермер свихнувшийся был, не зря я ещё подумал, отчего это он так далеко от других живёт...
- А как ты ожил? - спросил Тото.
- Не знаю! Однажды я пришёл в себя и понял, что я давно мёртв, тело одеревенело, сердце не бьётся, а в голове - прелая солома... Рот мой был зашит, хотя я слегка расковырял нити, чтобы разговаривать, правда, говорить мне было не с кем, кроме ворон. Не хочу рассказывать, что я почувствовал и сколько всего передумал, пока сидел на колу. Но, дождавшись ночи, я слез, вынул один из кольев и отправился к фермеру.
- И? - протянула девочка.
- А ты как думала? Я захотел отомстить - ведь он мало что соломой меня набил, ещё и на кол посадил, унизительно это! В общем, я сделал с ним то же самое. И с его работниками тоже. И закопал их здесь, на поле - видишь, какая пшеница после этого выросла! Знатное удобрение! А потом я понял, что идти-то мне и некуда. Я слишком страшен, чтобы наниматься кому-либо на работу, да и зачем мне теперь работа - есть не нужно, спать не нужно, холода не чувствую. Одежда на мне есть, но это, скорее, привычка. В общем, я поселился на поле в шалаше. Охраняю поле и ради развлечения убиваю редких путников, которые пытаются его обокрасть.
- Да у тебя точно не всё в порядке с мозгами! - воскликнула Элли. Страшила замотал головой:
- Я сам выбрал такую жизнь! Да и нет у меня никаких мозгов.
- Если бы были - ты бы ни за то не стал такого делать!
Страшила задумался.
- А что не так-то? Что плохого в том, чтобы убить курицу или корову? И в чём отличие, чтобы убить человека?
- У человека есть душа! - воскликнула Элли.
- У меня её нет.
- Неправда! Она есть у всех... людей! - возразила она неуверенно: не знала, можно ли отнести ожившее чучело к людям.
Страшила усмехнулся - его рот был сшит нитками, лишь малая часть его открывалась, демонстрируя зияющую пустоту. От этого улыбка выглядела ещё страшнее.
- Я раньше считал, что душа находится в мозгу. А его-то у меня и нет!
- Почему в мозгу? - удивился Тото.
- А где ж ещё? Руку или ногу тебе отрубить - душа-то никуда не девается! Значит, она не в руке и не в ноге. Но если вспороть кишки или вырвать сердце - то, говорят, есть умельцы, которые всё это могут заменить искусственным. Значит, душа не в сердце и не в каком-либо органе. То есть - остаётся лишь голова. Если твою голову сорвать и пришить другому телу - то это будешь ты, а не другой. Но если тебе вырвать зуб, отрезать ухо или выколоть глаз - душа всё равно останется при тебе, верно? Значит, она может быть только в одном месте - в мозгу. Потому что... иначе - где? А так как у меня нет мозгов, значит, нет души, и я могу делать что угодно - грех на душу не возьму. Вот так-то оно, дитя. А теперь, прости, ты мне наскучила, я собираюсь...
Он вынул из-за пояса остро отточенный серп. На нём багровели пятна засохшей крови. Элли отпрянула и воскликнула:
- Погоди! Я знаю, кто может вернуть тебе мозги!
Страшила замер.
- Да ну? Кто?
- Гудвинус! Говорят, он демон, а демоны могут воровать души... Он либо вернёт тебе душу, либо мозги. Я уверена, это ему под силу!
