— Постой, — сказал он. — Если мой мир — иллюзия, то как же я попал сюда? Ведь… мысль не может стать плотью!

Вайэрси улыбнулся.

— Твой генетический код тоже записан в матрице. Я только ввел его в биологический синтез. Просто.

— Но… но… — юноша недоуменно смотрел на свои руки и ноги, — но как же я появился на свет? Ведь не ты?..

Вайэрси засмеялся так, что чуть не упал.

— Нет, не я. Если хочешь, тебя произвела на свет Парящая Твердыня. Ты — её сын. Мы внутри неё.

— И мир, что я видел на диске — ваш?

— Да, Вайми. Но я не вмешивался в ваш мир… если не считать тех двух явлений Твердыни. Ты так сильно старался понять, что смог получить какое-то представление о реальном мире… и затем — возможность изменять свой мир, но он изменяет сам себя, и ты изменился тоже. Я не помогал тебе: ты прошел свой путь один. Впрочем, я сам знаю, что виноват. Если хочешь, можешь меня побить, — он широко улыбнулся и добавил, — если получиться.

Вайми без слов бросился на него… и вдруг отскочил назад, готовый драться уже насмерть.

То, во что попал его кулак, не было телом. Острота его чувств осталась с ним, и он понял, что ЭТО вообще не было живым. Вайэрси спокойно смотрел на него. На миг его очертания размазались, превращаясь во что-то невообразимое, однако странно красивое, как игра света в кристалле. Потом он принял прежний вид. Вайми был напуган… почти до смерти… и восхищён… немного меньше.

— Живое тело уязвимо, Вайми, — ровно сказал брат. — Оно стареет. И умирает. Есть сущности, неподвластные смерти: не из плоти, но наделенные чувствами. Жизнь, сама по себе, не важна. Важен разум, творящий и сознающий. А он может жить в иных формах… разных. Твоя красота — не предел совершенства. Есть иные возможности… лучшие. Если тебе придется выбирать между небытием и ними — ты поймешь, что обретаешь, а не теряешь.

— Зачем? — сказал Вайми. — Есть другой мир. Я в это верю.

— В это приятно верить, но нельзя узнать, потому что никто не может знать всё… может, мы сможем создать такой мир…

Вайми смутился. Этот, новый Вайэрси был очень странным, но он остался его братом. Проще говоря, он был жутко рад его видеть — кем бы Вайэрси ни стал. И при одной мысли, что он сможет увидеть Лину — более цельную, более мудрую, чем знакомая ему — его сердце начинало радостно замирать. Пусть даже с ней будет он-другой, второй его брат… интересно, какой он? И — все остальные?

Он осторожно коснулся руки Вайэрси. Живая… тёплая… тот мог скрыть от него свою сущность. Легко. Но не захотел. Иных доказательств того, что перед ним — его брат, Вайми не требовалось.

Они сели рядом у стены.

— Ты не совсем такой, каким был там, — сказал Вайми.

— Я там не был. Если честно, мне не приходилось убивать людей. Никогда. Но мне приходилось сражаться, Вайми. И убивать.

— Но не людей?

— Нет, не людей.

— Так кого же? Ты охотился?

Вайэрси как-то странно смотрел на него — совсем как в тот раз, когда он явился рассказывать о своём путешествии в Найр. Его лицо неуловимо изменилось. Вайми вдруг понял, что этот Вайэрси прожил гораздо больше, чем его брат. Он старше, чем старый. Старше, чем древний. Но вот выражение его глаз было таким же, как тогда…

— Знаешь… твой мир был миром моего детства. Я вырос точно так же, как ты. Единственная разница между нами — в том, что мы знали, где живем. Нас учили. И там не было найров, никого — только звери и мы. А вы… Миф о Благородных Дикарях и Плохой Цивилизации на удивление живуч. Я видел множество дикарей — и они все, как на подбор, были отменными скотами. И всё же, я не перестал верить… создал заведомую нелепицу… и получил нечто удивительное — тебя. Это величайшее наслаждение — из снов, из ничего создать нечто живое и симпатичное. Тебе столько нужно узнать, что я завидую тебе…

— А мой мир?

Вайэрси взглянул на него.

— Скажи мне, но только честно: ты хотел бы вернуться туда? В принципе, это возможно.

Юноша опустил глаза.

— Вернуться в иллюзию, стать чужим сном? Нет. Прошлого не возродить. Я буду тосковать о нём, но я хочу идти дальше. Насколько велик этот ваш мир?

— Больше, чем ты — или я — можем представить себе, Вайми.

— Тогда, — сказал Вайми, — я не хочу смотреть на это, — он показал на белое мерцание. — Это… выше моих сил.

— Как хочешь.

Вайэрси подошел к пульту. Он поднял прозрачную панель и вдавил сегмент, помеченный красным цветом. Со всех сторон донесся негромкий шелест. Гудение стихло. Свет в куполе погас.

Призрачный мир Вайми ушел в небытие.

— Теперь, — сказал юноша, — я хочу увидеть твою Реальность. Узнать, кто мы, кто я, и кто ты.

Его брат улыбнулся.

— Я Энтиайсшу Вайэрси, один из Двухсот, первых среди Золотого Народа. Ты — мой брат, и сын Парящей Твердыни, и мой соплеменник.

— Золотой Народ — это наше племя?

— Это общность, союз множества многоразличных племён… хотя… можно сказать и так.

— Нас… много?

— Я не знаю. И вряд ли кто знает… я имею в виду — точно. Примерно — полтора триллиона. Наш народ живет везде, даже там, где нельзя жить, Вайми.

Юноша опустил голову. Услышанное потрясло его. Полтора триллиона! Он попытался представить… получалось что-то невообразимо огромное, разное…

— А Реальность?

— Пошли. Ты её увидишь.

Они свернули в коридор, вначале бывший тупиком. Но Вайэрси коснулся чего-то на стене — и толстые плиты с рокотом поползли в стороны, открывая громадное окно. За ним было небо — чёрное, оно казалось бархатно-серебристым от бесчисленных звёзд, протянувшихся спутанными нитями. Более яркие звёзды сверкали, как острия игл.

Там, посреди звёзд, повисло нечто непонятное — луна? мир? — тёмное облако-диск, смутное, со смутными неровными полосами. В его центре горел мертвенный, синевато-белый огонь, бросая отблеск на туманную, неясную поверхность. Край облака скрывался в тени. Над этим тусклым солнцем поднимался тонкий клочковатый конус то ли из света, то ли из пыли, постепенно растворяясь в пустоте. Нижняя часть облака была не видна, но из-под неё тянулся такой же тусклый клочковатый конус. Всё это оставалось неподвижным, застывшим…

— Что это? — спросил Вайми через минуту. — Твой мир?

Вайэрси слабо улыбнулся.

— Если ты о звёздах — то да. Многие из них — солнца наших миров. Не все.

— А это?

Вайэрси сел на пол и сделал знак Вайми сесть рядом.

— Мне придется рассказать тебе одну историю… нашу и Войны Темноты, потому что она шла не на поверхности планет, а в тёмных просторах Вселенной. И её цели тоже были темны…

Он прикрыл глаза, в которых отражалось бесконечное небо, и начал говорить напевно и бесстрастно, отрешённо: так Глаза Неба рассказывали легенды своим детям.

— Когда возникло наше мироздание, в нём царил многоразличный хаос. Жизнь была в нём величайшей редкостью и, случайно родившись из хаоса, случайно же в нём погибала. Но там, где возникал разум, он вёл войну с хаосом… каждый раз по-своему. Каждый стремился построить свою Реальность, и, когда первозданные стихии были укрощены, они столкнулись друг с другом. Они сражались, не понимая, что сражаются: каждому казалось, что он по-прежнему одолевает сопротивление мёртвой природы. Эти сражения потрясали Вселенную, Вайми, потому что строителям разных Реальностей не было дано понять друг друга. Потом, убедившись в существовании Других, они попытались построить что-то общее, и сделать так, чтобы подобные конфликты стали невозможны. Это был очень долгий труд. К тому же многие из строителей всё же пытались расширить свою территорию за счет соседей. Но, так или иначе, их труд увенчался успехом — отчасти — и мироздание изменилось настолько, что теперь уже никто не знает, каким оно было раньше. Даже те, кто изменил его, изменились сами, забыв, какими были до этого. Многие из них уже ушли, оставив лишь гигантские машины, созданные, чтобы вечно исполнять волю своих создателей… А между тем рождались новые расы, и Древние начали возводить стены на их пути, чтобы никто из них не смог сразиться друг с другом и сбросить мироздание в изначальный хаос.