Он вдруг заметил, что диск едва заметно движется под пальцами, и испуганно отдёрнул руку.

— Солнце заходит, — сказал Вайэрси. — Скоро появятся звёзды… я только не понимаю, как же дверь? Там, на НАСТОЯЩЕМ небе нет двери. Или там, снаружи нашего мира — такая же пещера, коридор — и так до бесконечности? Так не может быть… — он помотал лохматой головой.

Когда солнце зашло — они, как завороженные, смотрели, как на их мир опускается ночь, — звёзды усыпали весь свод, и даже в проеме двери, в воздухе, мерцали едва заметные искры. Глаз их видел, рука не ощущала — настоящее чудо. Вайми лишь вздохнул, глядя на свою звезду — она, как и раньше, сияла высоко над головой. Но вот те звёзды, что оказались на уровне глаз, он осмотрел очень тщательно. Они были просто точками света — такими крохотными, что не имели размера. И звёздное небо казалось здесь таким же жёстким, чужим, как и там, на радужном диске…

Вайми помотал головой — ему вдруг представился бесконечный ряд пыльных комнат с иными, разными мирами. Он был уверен, что они существуют. Но вот где?

Мысль о том, что может существовать нечто большее, чем мир, нечто более общее, пришла к нему впервые — но не показалась странной. Может быть, потом, снаружи и покажется, но здесь…

Когда зашло солнце, здесь стало почти совсем темно. В свете немигающих звёзд Глаза Неба казались друг другу просто силуэтами, тенями и двигались очень осторожно, чтобы не задеть в темноте мир. На нём едва удавалось рассмотреть редкие красные искорки найрских селений, а остальное — сплошная бархатистая тьма. Наконец, взошла луна, но её диск светил так тускло, что сам едва был виден. Они, сгрудившись, чувствуя тепло друг друга, рассматривали его. Границу света и тени на луне испещрили бесчисленные мелкие неровности — словно Вайми смотрел на что-то безмерно огромное, но когда он нагнулся слишком низко, всё снова расплылось. Юноша встал и с чувством потянулся, разминая уставшую спину.

— Послушайте… — начал он. Товарищи смотрели на него, но он не видел их глаз. — Если здесь весь мир, то… где же то место… то место за сферой звёзд, где… где нас ждут наши предки? Почему мы не видим его… как и тёмного места в основании мира? ТОТ мир у каждого из нас свой, но тогда… тогда он внутри нас, а это значит… что если мы умираем, то умирает и наш мир. И если так, то я боюсь… боюсь смерти.

— Когда ты шёл со мной, ты не боялся, — сказал Вайэрси. Его брат упрямо мотнул головой.

— Нет, но теперь я боюсь, — он сделал несколько быстрых, беззвучных шагов, и перед ним расступились. Вайми повернулся к товарищам. — Знаете… я вижу, что вы обо мне думаете, но на самом деле я… я ничего не могу ухватить, ничего не могу понять. При этом мне кажется, что ответ — уже внутри меня, но я его не вижу… — он замолчал. Его брат — темнота в темноте — смотрел на него.

— Зачем ты открыл эту дверь, Вайми? — спросил он. — Благодаря тебе мы узнали так много… но разве это нам помогло? Чем больше я узнаю, тем тяжелей мне становится. Послушайте… вы представляете, что будет, если кто-то ударит мир копьем, или встанет на него, или разведет на нём костёр?

— Мы все умрем, — ответил из темноты Вайми.

— Вот именно. ВСЕ умрем. Никого не останется. Любой из нас теперь может убить всех остальных — разве ЭТО легко? Если это испытание, то оно ужасно. Оно выше наших сил. Мы ничего не сможем сделать тут для себя.

— Мы можем устроить найрам землетрясение, от которого порушатся все их проклятые дома, — сказал из темноты Наулай — он видел, как его девушка, Ваули, умерла на копьях солдат государя.

Вайэрси повернулся к нему, и Наулай ощутил его взгляд даже в темноте.

— Разве ЭТО не искушение? — сказал он. — И ты знаешь, что это всё равно не поможет нам… в конечном счёте. Это место создано для чего-то, что мы не в силах понять, не в силах даже представить. Мы знаем слишком мало, — уже мягче сказал он. — И сейчас мне хочется спать.

Они легли у стены — кто где хотел. Здесь оказалось не мягко и не жёстко. Вайми не мог определить это ощущение, и оно его беспокоило. Лина лежала рядом с ним, и тепло её руки смущало юношу. Прежде ему всегда нравились её прикосновения — они приносили удовольствие или покой, но здесь, в этом месте, они казались… неуместными. Потом, когда он уснул, ему начали сниться сны.

Каждый из них бессознательно надеялся, что во сне к нему придет откровение, и он узнает все тайны этого места. Но их ожидало нечто более странное — они видели сны друг друга, или, быть может, какой-то общий сон, словно стали одним целым — смутным, туманным, узнавая и не узнавая себя. Утром, проснувшись, они ещё долго молчали — странная связь, объединившая их во сне, распалась, но память о ней уцелела. Они смущенно косились друг на друга — каждый видел сонные грёзы всех остальных и теперь, поэтому, гораздо лучше понимал товарищей. Порой им казалось, что они видели будущее. Другие же сцены неоспоримо принадлежали прошлому. Но всё это оказалось слишком смутным, чтобы выразить его в словах.

— Что нам делать дальше? — спросил Найте на рассвете, когда синее мертвенное солнце залило зал тусклым светом и мир радостно заалел, встречая новый день.

Вайэрси пожал плечами.

— Мне нужно всё тщательно обдумать. Возможно, я смогу что-то понять. Пока нас ждут более важные дела. Война закончилась, но мы должны обойти лес, осмотреть наши земли…

Никто не возразил, — им всем хотелось подумать об увиденном… но не здесь. Никто даже не знал, захочет ли он вернуться.

Захлопнуть дверь оказалось куда труднее, чем открыть — похоже, что пружина, отпиравшая запор, взводилась именно при закрывании. Когда Вайэрси навалился на дверь, та даже не дрогнула. Юношам племени пришлось толкать её всем вместе. Два десятка крепких рук легли на несокрушимую плиту, два десятка цепких босых ног уперлись в шероховатый пол — и громадная дверь очень медленно, нехотя, вернулась на место. Когда её край сравнялся со стеной, внутри что-то лязгнуло, донёсся рокот и кольца замка начали вращаться — в одном направлении, но с разной скоростью, и когда они замерли, буквы рассыпались в полном беспорядке. Глаза Неба зажгли факелы, чтобы идти назад, к свету, но Вайэрси остановил их.

— Мы все знаем Слово, — решительно начал он. Его голос был грозным, словно сталь, твёрдым, как металл Создателя. — Но никто больше знать его не должен. И так наша судьба повисла на волоске. Никто, ни братья, ни любимые, ни самые верные друзья не должны его услышать. Даже если вы будете умирать под пыткой… даже если ценой будет жизнь всего нашего племени — никто не должен его произносить. Вы понимаете меня? Особенно это относится к вам, несовершеннолетние. Я знаю, что у кое-кого из вас слишком длинный язык… Поклянитесь мне жизнью нашего племени и жизнью мира, которая от этого зависит, что никто больше не узнает Слова!

— Клянемся, — сказали пятнадцать голосов, словно один голос.

— А если вы нарушите клятву… — грозно начал Вайэрси, но вдруг усмехнулся и закончил — боюсь, об этом уже некому будет жалеть.

Снаружи, в развалинах Вайтакея, их встретила могильная тишина. Слабо шелестела листва, но все голоса жизни смолкли. Их мгновенно охватил страх — что случилось, не остались ли они в мире последними живыми существами? — и они побежали к реке, бесшумно, словно стремительные тени облаков. Им хотелось посмотреть на свой мир, понять, что с ним случилось.

Вайми первым выкатился из-под полумрака крон под ясное утреннее небо — и вдруг вскрикнул, высоко подняв руку. Взгляды остальных поднялись вслед за ней.

Над ними, чёрная в голубизне, совершенно беззвучно, подобно неподвижному грозовому облаку, висела Парящая Твердыня. От её граней падали косые полотнища призрачных теней. Никто не знал, сколько они смотрели друг на друга — взгляд ЕЁ громадных глаз завораживал. Потом они поменяли цвет — были серыми, и вдруг налились синевой.