Лишь когда Парящая Твердыня с замирающим громом скрылась на юге и лес ожил, вернувшись к прежней жизни, они осмелились переглянуться. Вайэрси и Вайми, встретившись взглядами, вздрогнули — каждому показалось, что он видит ЕЁ глаза. Потом они моргнули, и наваждение исчезло, но другие тоже это заметили.

— У вас одинаковые глаза, — начал Найте, обращаясь к братьям, — у вас и у… — он махнул рукой на юг, но не произнес ни слова.

— Что это значит, брат? — спросил Вайэрси, лишь наполовину насмешливо.

Вайми всё ещё смотрел вслед Твердыне. Он стоял неподвижно, словно изваянный из камня, но, тем не менее, ответил:

— В первый раз она показалась мне. Во второй она на меня посмотрела. В третий должна заговорить. И, если этого не случится, я умру от неутоленного любопытства, — он вдруг по-мальчишески улыбнулся.

Его улыбка словно разбудила остальных. Они, смущённо смеясь, начали обсуждать увиденное. При этом все посматривали на Вайэрси, словно забыв, что им делать дальше.

— Пойдем на восток, на границу леса, — велел тот. — Нашу работу за нас никто не сделает.

Их действительно ждало много работы — крестьяне тоже, по приказу государя, вышли истреблять лес. Не столько по воле господ, сколько из той естественной ненависти, которую любой земледелец питает к лесу и всему, что обитает в нём. Они не рубили деревьев — это заняло бы слишком много времени — а просто подпиливали их, сдирая кору: после этого даже самые могучие кроны обречены неизбежно засохнуть. Когда лес высыхал на корню, его поджигали — если повезет, то огонь пойдет и дальше, оставляя за собой лишь усыпанную плодородным пеплом землю. Этот способ был весьма эффективен. Глаза Неба пришли в ярость, увидев, как много сделали крестьяне за эти дни войны — кое-где на многие сотни шагов вглубь леса не осталось ни одного дерева с целой корой. Даже если сухостой не предадут огню, его сожрет гниль, и он станет рассадником вредителей, ещё худших для леса, чем пожар. При виде такого разорения остатки племени охватил сокрушительный гнев. Подобно урагану, они пронеслись с юга на север, оставляя за собой трупы и панику. Страх шел впереди них, и убивать пришлось, в общем, немного. Вайми делал то же, что и остальные — стрелял в ничего не подозревающих людей, вынуждая уцелевших бежать из его родных лесов. В его голове не промелькнуло даже мысли, что это ужасно и несправедливо — он защищал свою землю, и это оправдывало всё.

У северной окраины мира, завершая свой победный рейд, они встретили Ахета. Между ними и полукровкой всегда лежала отчужденность, но если раньше это были всего лишь мальчишеские и не слишком умные предрассудки, то теперь дело обстояло иначе: они бились за свой дом, а Ахет — нет. Они видели сердце мира, а Ахет — нет. Они жили вместе во снах друг друга, а Ахет — нет. Раньше они смеялись над ним. Теперь он стал чужим. Поистине страшная перемена.

Ахета не в чем было упрекнуть. Отражая вторжение, он сделал, пожалуй, даже больше их — лишь благодаря ему северные леса избежали разорения. Но они говорили с ним, как говорили бы с послом соседнего государства — не врага, но и не союзника, просто чужого. Поэтому разговор вышел короткий. Они обменялись новостями — учтиво и даже несколько церемонно, но холодно, — а потом пошли, каждый в свою сторону. Когда Вайэрси убедился, что Ахет уже не сможет их услышать, он остановил отряд, дав знаком понять, что будет говорить. Остальные двумя неровными рядами сели перед ним.

— Слушайте, — начал он. — Когда я говорил о том, что вам нельзя открывать Слово никому — даже никому из соплеменников — то прежде не в меру любопытных детей я имел в виду Ахета. Мы не видели его снов. Мы не знаем, какие мысли бродят в его голове, но мы все видели его глаза. Так вот: он наш соплеменник, наш брат во всем, включая душу. Поклянитесь мне, что впредь вы будете относиться к нему, как к человеку, как к равному себе, что вы не будете больше смеяться над ним или презирать. Я жду.

На сей раз ему ответили неохотно. Взрослые клялись тихо, как-то странно отводя глаза, мальчишки — более решительно, но скорее из уважения к воле учителя, которая спасла им всем жизни. Чувствовалось, что им запали в душу первые слова из речи Вайэрси, и это так заняло их, что остального они просто не слышали. Теперь не было Неймура и из его воинов в живых никого не осталось, но Вайми подумал — что, если и здесь найдутся желающие быть монархистами больше, чем сам король?

На обратном пути они не поленились взобраться на вершину Обзорной горы, благо день выдался совершенно безоблачный, ветреный и поразительно ясный. Но они не увидели на том берегу Срединного озера смутного белого пятнышка Парнала. Там висело странное тёмное облако, прилепившееся основанием к земле. Присмотревшись, они заметили ещё несколько таких облаков — смазанных расстоянием, маленьких, совсем не страшных… но каждый из Глаз Неба знал, что это такое.

— Парнал в огне, — сказал Вайэрси. — Это значит, что весь Найр охватила война.

— Я не хотел этого, — внезапно сказал Вайми, опуская глаза, — я хотел всего лишь знать и даже не представлял…

Тяжелая рука Вайэрси легла на его плечо.

— Послушай, брат: не мы подожгли их города, не мы довели их народ до того, что он готов схватиться за оружие при первой возможности. Мы делали то, что должны делать. И потом, это ведь нам на руку…

Вайми повел плечом, и ладонь брата соскользнула с него.

— Сейчас — да, но потом? Я чувствую, что государь мёртв, — сказал он с непоколебимой уверенностью. — Но тот, кто займет его место, может оказаться ещё хуже.

Здесь, на вершине горы, их отряд и распался. Вайэрси отпустил юношей в Туманную долину — он знал, что они всё равно бы ушли, — а сам вместе с подростками, братом и его компанией вернулся в селение. Их ждало много дел: предстояло отстроить хотя бы несколько домов и перекрыть верхнее ущелье стеной из глыб, торчавших, как надолбы, чтобы на неё никто не смог залезть. Работа обещала стать тяжелой, но без стены жить здесь не стоило: они остались тут прикрывать племя и дать ему набраться сил, а не глупо погибнуть.

Юноши ушли в Туманную долину грустными — им предстояло рассказывать о потерях — и Вайэрси печально смотрел им вслед. Там, на новом месте, их тоже ждал огромный труд — постройка удобного селения была делом вовсе не маленьким. И, хотя Туманная долина слыла естественной крепостью, ещё более надёжной, чем здешняя, её тоже предстояло укрепить…

— Вот и закончилась война, — глядя вслед уходящим, сказал он. — Я не знаю, что ждет нас дальше… но меня тревожит Ахет. Ивлана умерла, и я просто не знаю, кто теперь может ему помочь…

Вайми не считал потянувшихся за победой одинаковых дней. К счастью, по свойственной Глазам Неба детской привычке прятать в земле свои сокровища, уцелела его вайтакейская статуэтка и другие изящные безделушки, красивые или непонятные, но равно будоражащие воображение, и все подолгу любовалось ими, словно возвращаясь в милое им прошлое.

Дома, пусть примитивные и грубые, они закончили за четверть луны. Со стеной дело обстояло сложнее — она могла пригодиться лишь через несколько лет, а её строительство вышло делом скучным и тяжелым, так что Глаза Неба предпочитали ходить на охоту и на разведку.

Вайми тоже начал подумывать, что неплохо бы сходить с Найте к краю мира — посумерничать и помечтать. Когда-то он любил мечтать о будущем — конечно же, безмерно, непредставимо счастливом. Предвидел — или всего лишь грезил?.. Вот оно пришло, будущее. Иногда, с Линой, он счастлив настолько, что лучшего и вообразить нельзя. Но его детская уверенность, что всё обязательно будет очень хорошо, давно ушла навсегда за край мира. Вслед за его родителями.