Коротко прошептав вежливое извинение сидящей рядом красавице и поднявшись со своего места, он направился к сиру Майкрофту, который, казалось, единственный не утратил самообладания — даже своевольная испанка притихла и была явно обескуражена происходящим.
— Не думаю, Ваше Величество, что бессмысленное убийство сможет украсить наше времяпрепровождение, — обратился Джон к Королю-Императору, — тем более, что среди нас есть дамы.
Майкрофт заинтересованно поднял правую бровь, не проявляя, однако, более ярких эмоций, и оценивающе посмотрел Джону в глаза. Тот, несмотря на собственный высокий статус как всегда почувствовавший себя рядом с этим удивительным человеком кем-то вроде препарируемой лейб-медиком мыши, как бы то ни было, настойчиво не опускал взгляда. Наконец, видимо оставшийся довольным своими наблюдениями, Король-Император кивнул головой:
— Совершенно согласен с Вами! — и перевёл взгляд на наблюдающего за ними с едва заметной ухмылкой Магнуссена. — Снисходительность к малым этого мира делает нас великими, не так ли, князь?
— Как будет угодно моим уважаемым гостям, — вежливый кивок, и князь Чарльз повернулся к ожидающим решения гладиаторам, подняв руку в известном ещё с древних времён жесте помилования.
Несмотря на некоторый воинственный настрой части публики, общий вздох одобрения пронёсся по ложе.
— Не думал, что вид крови и смерти сможет Вас так напугать, — негромко, с легко читаемой ухмылкой, произнёс князь, подойдя к молодому шотландскому королю почти вплотную и заглядывая в его лицо сквозь мутноватые стёкла очков. — Я считал Вас храбрецом.
Джон спокойно пожал плечами. Он не боялся смерти и довольно часто сталкивался с ней во время сражений с обнаглевшими пиратами, которые ещё долгое время после создания Империи продолжали совершать набеги на её берега и атаковать торговые корабли, плывущие на Восток за пряностями и драгоценными тканями. Но и тогда он убивал только в крайних случаях и лишь ради того, чтобы выжить самому или спасти жизни другим. А ради чего готовы были умереть эти люди? Ради чьей-то потехи? Ради бешеного рёва озверевшей толпы? Такая смерть была неоправдана, а потому отвратительна Джону, как и та покорная готовность, с которой победивший гладиатор намеревался привести в исполнение жестокий приговор своего хозяина.
И тем не менее… Тем не менее, существовало кое-что, не дающее вынести окончательный вердикт темноволосому победителю. Король готов был поклясться: когда «танцор» увидел знак помилования, поданный князем, в его удивительных глазах промелькнуло едва уловимое облегчение…
Комментарий к Глава 4 Арт к главе:
https://pp.userapi.com/c639324/v639324451/119a9/HFaxeJIIMw4.jpg
====== Глава 5 ======
Остаток дня прошёл для шотландского короля словно в каком-то тумане — так сильно было его потрясение от гладиаторского боя, и даже не столько от того, ЧТО происходило на арене, сколько от собственной реакции на происходящее. И дело было не только в том, что он оказался захвачен эмоциями — вряд ли Джон смог бы остаться совсем равнодушным к сражению, как к таковому. Но его ярко выраженное сопереживание одному из бойцов при условии, когда оба из них были ему абсолютно незнакомы, определенно смахивало на увлечённость разыгравшимся перед ним действом — и это огорчило короля. Джон считал себя выше подобных развлечений, он был уверен, что сама возможность происходящего в современном просвещённом и прогрессивном веке вызовет в его душе если не отвращение, то хотя бы разумное неприятие, но азарт и волнение, целиком захлестнувшие сознание мужчины, свидетельствовали о том, что древние инстинкты имели над ним такую же власть, как и над далёкими предками, привыкшими все вопросы решать с помощью силы и оружия.
Неужели Магнуссен прав, и в каждом человеке сидит первобытный варвар, готовый крушить и убивать при первой возможности, главное — возможность эту предоставить? Джон просто не мог смириться с подобной идеей, но все его мысли снова и снова возвращались к видениям боя, яркими картинками проносящимся в его голове.
И всё же краем сознания он отмечал, как перед гостями танцевали юные девушки в образе пылких одалисок, и пели миловидные юноши с лицами, густо покрытыми белилами и румянами, с необыкновенно красивыми голосами, о которых испанская королева шептала ему, прикрыв рот веером: «Ещё бы, они ведь кастраты!» — и многозначительно двигала пальцами, показывая, будто что-то отрезает. Как потом был фейерверк и огненное представление, во время которого группа детей не старше двенадцати лет танцевали, неся на головах чаши с пылающим огнём и извиваясь в движениях, не совсем приличных для своего нежного возраста…
Потихоньку копящееся возмущение от уже пережитого и в данный момент переживаемого укладывалось слой за слоем и всё сильнее отдавало во рту горечью, которую не были в состоянии перебить самые изысканные кушанья.
Заметив, как вяло и неохотно Джон ковыряется в тарелке с каким-то очередным экзотическим блюдом, Король-Император незаметно поманил его к себе.
— Вы плохо выглядите, Ваше Величество, — с неподдельной заботой в голосе произнёс сир Майкрофт, внимательно вглядываясь в лицо шотландца, — с самого гладиаторского боя. Вам нездоровится? Тогда лучше отправляйтесь к себе в покои и отдохните хорошенько. Завтра, если мне не изменяет память, у Вас довольно ответственный день. Обидно будет, если из-за лёгкого недомогания Вам не удастся достаточно ясно изложить свои мысли и предложения. И позвольте дать совет: не принимайте близко к сердцу то, что Вам сегодня довелось увидеть. Каждый народ имеет то правительство, которое заслуживает. Иногда — в поощрение, а порой — и в наказание. Всему своё время, и торопить события не всегда хорошо. Часто терпение — лучшая из стратегий.
Кивая головой в ответ на эти банальнейшие на его взгляд мысли, Джон был абсолютно согласен в одном — мечте поскорее оказаться в отведённых ему комнатах и улечься спать — поэтому с радостью воспользовался возможностью и благовидным предлогом откланяться. Что же касается всего остального… Не хотелось даже думать, что до сих пор существуют государства, подобные Эплдору, где люди позволяют обращаться так с собой или, того хуже, со своими детьми. Где кого-то калечат, лишь бы слушать красивое пение, а из убийства делают развлечение для толпы.
Проследовав в свои апартаменты, молодой монарх с облегчением скинул торжественное платье и облачился в удобный домашний халат. Обычно говорливый Анджело, помогая своему королю переодеться, безошибочно уловил состояние господина, и на этот раз ограничился лишь парой вздохов и пожеланием добрых снов.
Уставший за день от жары и духоты, Джон отворил пошире окно, впуская в опочивальню прохладный вечерний воздух. Вид неба, густо усеянного яркими звёздами, действовал умиротворяюще, и даже доносящийся шум продолжающегося празднества нисколько не портил впечатления. Джон закрыл глаза, подставляя лицо лунному свету и стараясь хотя бы на время отключиться от всех сомнений и тревог, но покой его был недолгим — в дверь постучали.
Получив разрешение, в комнату вошёл Лестрейд:
— Прошу прощения, сир, но к Вам явился слуга от князя Магнуссена с каким-то поручением.
— Боже, мне дадут сегодня отдохнуть? — не смог сдержать раздражения Джон, но тут же собрался и добавил значительно спокойней. — Пусть войдёт. Надеюсь, мне не нужно будет возвращаться на этот праздник жизни…
Лестрейд повернулся к двери и гаркнул:
— Входите!
К удивлению Его Величества, готовящегося увидеть единственного посыльного, один за другим в опочивальню вошли несколько юношей, неся в руках накрытые шёлковыми платками подносы. В последнем из вошедших Джон с изумлением узнал сегодняшнего гладиатора-победителя. Тень сомнения в собственной памяти и возможности происходящего развеяла белеющая на руке молодого слуги повязка с едва проступающими пятнышками крови, ровно на том месте, куда темнокожий колосс нанёс единственную рану своему изворотливому сопернику.
