— Кажется, мы с тобой уже обсудили данный вопрос. — Для Джона, готового положить к ногам друга и возлюбленного все сокровища мира, какой-то перстень действительно казался мелочью, не стоящей ни споров, ни пререканий. — Во-первых, не император ли только что жал руку этого самого «безродного слуги»? А во-вторых, сие кольцо не является атрибутом королевской власти, поэтому я могу подарить его тому, кому пожелаю. Что же касается его символического значения — то кто, как не ты достоин подобного подарка? Я дал тебе этот перстень в знак дружбы и верности, и не думаю, что мой поступок может оскорбить сира Майкрофта: и дружба, и преданность всегда высоко ценились наследниками Дома Холмсов.

Не дожидаясь дальнейших возражений, Его Величество уверенным жестом перехватил запястье дёрнувшейся ему навстречу изящной, но сильной руки, и, даже не задумываясь над неоднозначным символизмом своего действия, водрузил поблёскивающую глубокой синевой драгоценность на палец Преданного.

Ставший невольным свидетелем двусмысленной сцены капитан, смущённо кашлянув, поспешил отвернуться, внезапно заинтересовавшись узором висящего на стене роскошного гобелена. Шерлок же, больше не пытающийся приводить свои убедительные, но совершенно не достигающие королевского понимания резоны, покорно и благодарно кивнул, принимая из джоновых рук и старый амулет, машинально скользнув большим пальцем по полустёршейся букве на гладко отполированной древесине.

Тем временем, бой часов на одной из дворцовых башен, приглушёнными раскатами проникающий даже сквозь толстые стены замка, возвестил о наступившей полночи.

— Ваше Величество, — налюбовавшись работой старинных ткачей, командир личной охраны решил, что проявленного им такта уже вполне достаточно, — если Вы желаете отбыть завтра пораньше, думаю, действительно самое время подумать об отдыхе. Дорога предстоит долгая, к вечеру неплохо было бы добраться до Нортгемптона…

— Да, согласен, — почувствовав, как накопившаяся за день усталость тяжёлыми цепкими лапами ложиться на плечи, кивнул король. — Идём, Шерлок! Не знаю, как ты, а я порядком вымотался. — Не сдержавшись, он сладко зевнул, но, вновь заметив вернувшуюся на лицо по-прежнему сжимавшего в руках деревянную вещицу секретаря некоторую отстранённость, тут же полюбопытствовал: — С тобой всё хорошо?

— Да, государь, — последовал незамедлительный ответ, но тревога не оставила Джона: ему всё сильнее начинало казаться, что лондонский замок имеет на парня какое-то странное воздействие… И, словно подтверждая мысли короля, Шерлок вдруг заинтересованно прищурился:

— Ваше Величество, а возможно ли где-нибудь здесь, в Уайт холле, увидеть изображение всей ныне правящей королевской семьи?

— Семейные портреты династии Холмсов находятся в анфиладе на втором этаже. Думаю, среди них есть и семейство сира Майкрофта… — Джон с удивлением воззрился на своего недавно победно отвоёванного Преданного. Похоже, пережитое судебное разбирательство действительно послужило ощутимым толчком к изменениям в личности его секретаря, и королю оставалось лишь надеяться, что эти, такие ожидаемые им изменения, не разрушат существующую между ними связь. — А тебе зачем?

Шерлок неопределённо мотнул кудрявой головой:

— Чистое любопытство, государь!

— Что ж, — прислушавшись к себе и поняв, что накатившая было усталость сдала свои позиции, уступив место откровенной заинтригованности, Джон легко улыбнулся. — Идём, удовлетворим твоё любопытство, пока есть такая возможность, — и свернул на парадную лестницу, чинно минуя застывших у её основания статуеподобных гвардейцев.

Позади, не смея выразить своё недовольство столь поздним и неоправданным моционом обожаемого сюзерена и его непоседливого друга, тяжело вздохнул Лестрейд.

Утро — серое и промозглое — поначалу ничуть не испортило приподнятого душевного расположения шотландского монарха. Шерлок, хотя и проведший минувшую ночь не в королевской опочивальне, а — от греха подальше — в комнате стражников, ехал рядом, и от этой близости Его Величеству было тепло и спокойно.

Короткое, но полное неподдельной благожелательности прощание с Королём-Императором почти развеяло посеянные Преданным сомнения — Джону хотелось верить, что в будущем он сможет полностью рассчитывать на поддержку верховного правителя, не опасаясь с его стороны никаких недостойных столь уважаемого человека подлостей.

Впрочем, настроение короля оказалось неспособным долго сохранять первозданное благодушие. Чем дальше отодвигалась от путешественников громада лондонского замка, тем настойчивее в голову Ватсона всверливалась притупляющая эйфорию одержанной победы мысль: в Эдинбурге старые проблемы, умалившиеся на фоне перспективы утратить Шерлока, снова грозили навалиться на Джона всей своей удручающей неразрешимостью. Да и князь Чарльз вряд ли оставит попытки одержать реванш за нанесённое ему унижение, пусть даже в этом позоре он сам был виноват больше, чем кто-либо иной.

Всеми силами стараясь прогнать невесёлые размышления, король, сам того не желая, подстёгивал гнедого иноходца, мягким аллюром нёсшего своего венценосного седока всё ближе к причине его тяжких дум: к недолюбленной и вызывающей всяческие подозрения Мэри; к нерождённому ребёнку, чьё появление на свет, несмотря на признание Джоном отцовства, сулило обернуться если и не бедами, то непростыми вопросами уж точно; к дворцовой жизни, протекающей у всех на виду, а потому делающей почти невозможными их с Шерлоком особые отношения, которые, при врождённых честности и прямодушии, Шотландцу скрывать совершенно не хотелось.

Кроме того, каким бы закрытым ни был суд, слухи всё равно поползут и рано или поздно докатятся до Эдинбурга, а значит, вместе с прочим, Его Величеству предстояло, во избежание пересудов и кривотолков, лично сообщить придворным об истинном статусе королевского секретаря, и кто знает, как эта новость будет воспринята шотландской знатью. Но тревожило короля даже не мнение приближённых — в конце концов, он глава государства, помазанник Божий, ему ли бояться сплетен и косых взглядов? — а те последствия, которые сердечная привязанность монарха может иметь в межгосударственном смысле. Злые языки недоброжелателей не поленятся превратить его гениального секретаря и дорогого друга в королевскую игрушку для плотских утех, а заткнуть рты всем, кто недоволен политической деятельностью Джона не под силу даже сиру Майкрофту.

Спутники молодого короля, проникшись его задумчивым состоянием, старались не нарушать зыбкую тишину зимнего безлюдья, лишь изредка перекидываясь короткими фразами, относящимися исключительно к выбранному маршруту и недолгим привалам.

Молчал Шерлок, за внешней невозмутимостью которого Джон всё отчётливее угадывал печальную, схожую с его собственной, тревогу. Молчал мучимый разного толка подозрениями Лестрейд, время от времени бросающий хмурые взгляды то на напряжённую фигуру сюзерена, то на безупречно восседающего в седле секретаря. А опустившийся на отсыревшую землю ранний вечер лишь добавлял безрадостности, окутав всадников зябким и необъяснимым предчувствием потерь и одиночества.

Не желая останавливаться на ночлег в Нортгемптонском замке, Его Величество велел выбрать более-менее приличный постоялый двор и, бросив повод подоспевшему стражнику, поспешил подняться в одну из небольших, но опрятных комнатушек на втором этаже, учтиво предложенных поздним гостям расторопной хозяйкой — рыжеволосой дородной трактирщицей, быстро смекнувшей, что Бог послал ей не простых постояльцев, а знатных и, видимо, богатых господ, которые не станут скупиться, расплачиваясь за сытный ужин и свежие простыни.

Оставшись наедине с собой, Джон, прямо в дорожном плаще, уселся на жалобно взвизгнувшее под ним скромное ложе и склонил гудящую голову: неужели всё снова вернётся на круги своя? А ведь он был уверен, что жизнь более-менее наладилась… Но нет — разумеется, теперь появится ещё больше сложностей, с которыми королю придётся разбираться… Пусть эплдорскому князю и не удалось обвинить его в намеренном приобретении Преданного, но, вместе с тем, всё тайное, не должное быть публично обнародованным, вдруг стало явным — вполне предсказуемо, но от этого не менее внезапно и раздражающе. И проблема выбора, казавшаяся давно разрешённой, вновь обрела насущный характер.