Похоже его манипуляции всё-таки кто-то заметил. Кто-то с очень противным, визгливым голосом девочки-подростка.
— Ой-ой!! Господин, вы наконец-то очнулись! И словно стадо слонов запрыгало возле его головы. По крайней мере звук был именно такой. Ну зачем носить такую громко топающую обувь!! Он зажмурился ещё сильнее, потянувшись, попытался сжать виски. Что-то не так. Это ещё что за хрень у него тянется под подбородком, оплетает уши, заходя назад, и снизу перекрещивается над носом, уходя к затылку. На ощупь похоже на что-то кожаное и одновременно металлическое. Какой-то мягкий холодный металл. Глаза распахнулись тут же сами по себе, он резко сел и огляделся. И ни следа от выдуманной усталости, похоже, он просто переполнен ленью, а ещё.. Ему казалось, что вообще-то он умер, и последнее, что он запомнил.. Голос.. Да, голос. Чёрт! И ведь теперь это кажется такой дурью! Но сначала разобраться в ситуации. Сейчас он лежал на чисто застеленной узкой кровати в небольшой деревянной комнате с парой неаккуратно сбитых шкафов и кривоногим столиком. Ставни окна закрыты, на улице, судя по звукам, бушует сильный ветер, что-то на крыше протяжно скрипело. А рядом с кроватью девушка-подросток, немного полноватая, одетая в длинное, пыльное, но лёгкое платье. Это совсем не походило ни на одно из его ожиданий. — Что со мной случилось? — Вас принёс сюда Господин и попросил о вас позаботится, кажется, он ещё заплатил матери и сказал, что вам следует отлежаться немного для полного выздоровления в покое, и что потом вы сами уйдёте, знаете куда. Наверное, ваше появление здесь как-то связано с тем большим взрывом вдали! Было так громко и пару раз! Обычно в ту сторону никто не ходит, говорят, частная собственность, и если сунешься, то проблем не оберешься… — Стоп! — он приподнял руку, останавливая девушку. Ему надо было подумать. Господин, принесший его сюда? О ком речь? И что эта за штуковина на его теле? Скользнув ладонью вниз по бедру и шевеля немного ногой, он понял, что эта странная штуковина оплетает почти всё тело, и ещё что на нём хотя бы есть штаны. Это хорошо, а то дело итак пахнет странными извращениями. — Тот, кто принёс меня. Как он выглядел? — Тогда была буря, как и сейчас, так что он был с замотанным лицом и головой! — тут же отрапортовала девочка, — и голоса его я тоже не слышала, он говорил с отцом и немного с матерью, а мне приказали пойти подготовить старую кровать Колина. Колин, это мой брат старший, он всего полгода назад как умер, но отец сразу же выбросил все его вещи из дома, кроме кровати да шкафа, что он занимал. А ещё он на маму кричал долго и сильно, что сына у него больше нет и всё, и точка. Не понимаю, почему он был так зол, ведь брат, вроде бы, от болезни… — Воды! — … скончался. Так что я подозреваю, что мне что-то не… А? Простите, вы что-то сказали? Девочка нервничала и болтала. — Воды принеси! Девушка тут же зарделась и выскочила вон. — Вот ведь болтушка, – послышался ребяческий голос прямо из-за уха. Он почти подпрыгнул, оборачиваясь, но ничего не увидел и отчего-то схватился за эту странную, оплетающую его тело штуковину. — Ты кто? — Оу! Ну, дорогой мой, наконец-то найденный товарищ, ты можешь звать меня Бро-оз.. И нам пора отсюда убираться, пока не поздно. Потому что, несмотря на помощь, мы оба попали!
====== Глава 25. Чему быть... ======
Тикки Микк был Ноем. Исходя из этого почти общеизвестного факта, он вёл себя практически так, как ему и полагалось, если бы не несколько «но». У всех Ноев всегда были некие маленькие тайные увлечения, которые почти никогда не скрывались от семьи, но никогда не делались достоянием общественности. Тикки был не совсем правильным Ноем и уж точно не мог сказать, что верно, а что нет, но после некоторых событий в Ковчеге… Он обезумел. Обезумела его внезапно атакованная и серьёзно поражённая тёмная сущность и тут же пробилась наружу с желанием крушить всё подряд. Граф сказал, что это была его подлинная мощь, но в то же время это и не было его пределом. Потому что в тот момент он действовал совершенно безумно, просто кидался на врага, даже большинство охотничьих инстинктов были приглушены болью преображения. Он должен был научиться управлять всей этой силой, всей этой мощью сознательно. Тогда она могла даже удвоиться. Тысячелетний Граф сказал, что на подобное открытие своей тёмной сущности вообще способны всего пара членов семьи. Он не назвал их имена, а Тикки не стал спрашивать. Для него гораздо важнее было собственное состояние и открывающиеся перспективы. С тех пор как Тикки Микк однажды сорвался, он больше не мог возвратиться к своему светлому обличию. То, что раньше называлось тёмным, слегка выцвело, посерело и заняло освободившееся место светлого. На место тёмной стороны пришло что-то страшное и неконтролируемое. Что-то, что выло вместе с ним всякий раз, когда проклятые шрамы, оставленные мечом чистой силы, начинали болеть. Болеть с такой силой, словно пытались снова толкнуть его внутреннюю сущность на новое, страшнее предыдущего безумие. Тикки было не просто справиться с этим. А потом он понял, что этот мальчишка притягивает. И дело даже не в мести. Дело в чём-то внутри него, что желает осторожно подкрасться со спины, кровожадно улыбнуться и вцепиться жертве в шею, переламывая хребет, пуская ручьи крови и наслаждаясь предсмертными судорогами. Однако постепенно желание меняло вид. Он всё ещё стремился подавить, разрушить, унизить, но теперь его человеческая, разумная часть тоже вплетала некоторые собственные желания. Получалось довольно странно. Стоять и наблюдать за тем, как над твоей и только твоей жертвой пытаются довольно безуспешно командовать другие. И не важно, кто они. Главное, что они другие, а этот мальчик, этот ребёнок, который ощущался уже отнюдь не ребёнком, принадлежал ему. Тогда Тикки ещё мало чего понимал, и желания не успели сильно преобразиться. Однако Граф дал добро на поиски именно с его стороны. И первоначально он действительно планировал просто поговорить, думал, что это возможно. Но в глазах стоящего перед ним юного экзорциста плескалась такая мешанина эмоций и чувств, что хотелось рычать от отчаяния. Он хотел не только смотреть.
Оно хотело не только смотреть.
А Аллен Уолкер смотрел на него с ненавистью. О её неповторимый аромат, шарм, тяжёлый, но такой будоражащий кровь шаг! Эту поступь он узнает из тысячи, из миллиона… Её Величество Ненависть. Тикки мог упиваться её видом, ароматом и слегка горчащим кончик языка вкусом хоть всю жизнь. Но он не мог бы оставить без внимания и её источник. Этот мальчик. Он становился с каждым разом всё совершеннее.
Слишком совершенным – что-то внутри Тикки шептало, что его надо забрать с собой, не просто подчинить…
Опустить. Замарать. Переродить.
Он и так недалеко стоял от Тикки Микка, его проклятие, тянущее его всё ниже и ниже к самому дну, прямое тому доказательство. Но он всё ещё слишком ребёнок. Эта мысль возникла у Тикки Микка уже во время новой встречи, когда он нечаянно подслушал некоторые отрывки из его беседы с рыжим книжником. Такой невинный и милый. И такой дурачок. Это умиляет. И заставляет предвкушать. Наверное, это и было очередным перерождением того самого тёмного «желания». Подчинить, унизить, прочувствовать полностью, утянуть за собой дальше и глубже дна. Оказывается, всё могло быть гораздо проще, чем он думал. Решение было спонтанным, всё ещё не до конца сформировавшимся, но обе стороны наконец-то нашли взаимопонимание, нашли кое-что общее. Можно сказать, пошли на компромисс. Тикки подозревал, что действует себе во вред. Где-то в какой-то совершенно неизведанной частичке самого себя он понимал, что нельзя делать то, что он собрался делать. Что это совершенно неверно и разрушит всё лишь ещё больше. Но Тикки предпочитал об этом не думать. Ему казалось, что этот странный голос из глубины тоже является частью сущности. Но отчего же они противоречат друг другу? И этот голос был тем единственным, что смогло убедить его: «Не убивай». Остальное было забыто. Да и как тут вспомнишь о принципах морали и торжестве мирных переговоров, когда на твоё не совсем честное предложение поговорить в сторонке, разобраться, обсудить ситуацию отвечают лишь таким же притворным согласием. Шагнуть в ворота – Аллен шагнул. Впереди Микка, провожаемый его голодным взглядом, который, наверное, выдавал все желания и фантазии с головой. Но, скорее всего, Аллен ничего не понял. Или не понял главного. Как в Ковчеге он кинулся спасать Тикки, подумав, что тот теперь стал человеком, так и теперь после недолгих уговоров и просьб подросток послушно ступил в раскрытые врата, которые были подготовлены некоторое время назад специально для этого случая. Аллен проигнорировал и свою интуицию, и то выражение глаз Тикки Микка, и всё остальное. Он снова поверил, что этот Ной, имеющий две стороны, может просто поговорить и отпустить. Ведь у Тикки и правда были проблемы с браслетом, вот только они были лишь предлогом. Возможно, этот браслет собирался его убить, но Тикки не видел в этом проблему — переродится и всё. Да даже если бы эта серебряная побрякушка могла бы убить его совсем, он всё равно в настоящем состоянии не пошёл бы к Аллену просто так. По крайней мере, сейчас он не мог думать по-другому. А Аллен Уолкер оказался довольно самоуверенной личностью. Он снова сказал, что ничего не знает об этом браслете и сообщил, что не может с ним нормально синхронизироваться. Он стоял в стороне, перед пыльным старым окном, яростно сжимая одну руку в кулак и держа активированной другую, внимательно наблюдая за каждым движением Ноя. Его левая рука вызывала вполне определённые воспоминания: сумрак, легкое шелестение травы, негромкий почти стрёкот Тизов, тяжёлое дыхание и бледное лицо седого мальчика с прямым взглядом. В паху сладко потянуло, липкая истома медленно начала распространяться по венам, заставляя затаивать дыхание и следить за каждым движением беловолосого ангелочка, которого давно пора лишить и крыльев. Нимба его лишил собственный отец. Это надо же!! Да где это видано, чтобы акума проклинал того, кто его призвал? Обычно этим тёмным машинам с человеческой агонизирующей душой не так-то просто даже убить того, кто их призвал. Нужен прямой приказ Графа, и то они стараются сопротивляться. А тут.. видимо, Мана был очень странным человеком, так разозлиться на приёмного сына. — А любил ли он тебя вообще? — Что? Недоумение. Широко распахнутые глаза кажутся даже не серыми, а с какой-то примесью бурого и фиолетовых цветов. Странный перелив. Но очень красивый, притягательный, так и хочется дотронуться до этого зрачка, до этого глазного яблока пальцем, смотреть как замирает мечущийся до этого из стороны в сторону взгляд, а затем… А затем надавить. Только на левом глазу. Он всё равно восстановится, а правый будет немного жалко. И это странно. Не смотря на то, что он уже решил, что портить эту красоту больше не будет. Жаль, что у него нет под рукой ничего, кроме Тизов, хотя… Есть те, у которых очень острые крылья… «Как думаешь, Малыш, моё имя на тебе будет смотреться достаточно органично?» — Твой отец. Такое ощущение, что он тебя ненавидел. Никогда не видел акума, проклинающего своего дорогого человека. Может ты был для него… никем? А Малыш продолжает недоумевать. Он не понимает такого резкого перехода от одной темы к другой. А Тикки Микк точно знает, что это здание так же, как и пара соседних, только недавно выкуплены и будут снесены. Тут даже ещё не всё вынесли, но из-за непогоды, вот прямо сейчас за окном дождь, перенесли все работы. Тут никого кроме них двоих нет. Эта мысль, безусловно, возбуждает и заставляет тянуть время, растягивать удовольствие, предвкушать. Он наверняка ещё успеет поторопиться, с него станется. — Причём здесь всё это? Кажется, он наконец-то почувствовал опасность, потому что попятился. У Тикки была парочка планов, как с помощью правильно расположенных Тизов вообще лишить его возможности двигаться. Но, к сожалению, после подобного восстановиться либо невозможно, либо сложно. А ведь Малыш скоро и так весь, полностью будет в его руках. Кажется, Роад стремится сначала очень бережно общаться со своими куклами. Правда, у неё это редко получается, потому что она по природе своей довольно безалаберна. Вот и Тикки попытается… Впрочем, он уже попытался. Всего один жалкий шаг в сторону, вроде бы, готовясь нападать, и Аллен срывается сам. Похоже, он все-таки ненавидит. Это действительно прекрасно, как и то, что укус запрятавшихся у пола Тизов может помочь не очень умному экзорцисту упасть. Тикки побеспокоился обо всём заранее, Малыш не должен был быть абсолютно беззащитен, но и активно защищаться больше не сможет. Только не здесь и сейчас, для этого надо всего лишь выпустить тьму из себя, дать ей волю. Почти инстинктивно действуя, перехватить мальчика, выворачивая его левую руку, и острые когти оказываются совершенно безобидными, а вся его прыткость и вёрткость тоже уже незначительны, когда одна рука проникает внутрь и предупредительно ломает первое ребро. — Лучше не рыпайся, Малыш, ты же хочешь выйти отсюда живым? В ответ только быстрое, частое дыхание, тело Аллена остаётся напряжённым, словно готовая соскочить и ударить по тебе в любой момент не слишком надёжная пружина. — Чего это ты так вскочил и кинулся, мы же просто болтали? Ай-яй-яй, как нехорошо… Аллен снова попытался ударить, но пришлось его приструнить, и мизинец левой руки ломается с неприятным, сухим хрустом, какого не добиться при переломах костей и травмах плоти. Оказывается чистая сила может быть такой хрупкой и бесполезной, если ты полностью управляешь своими силами. Острый коготь повисает совершенно безжизненно, Аллен вздрагивает и пытается вывернуться, и желание захлёстывает Ноя с новой силой. Он планировал подождать? Уже не планирует. Тикки резко поднялся, заламывая обе руки подростка вверх, благо собственный рост позволил проделать подобное с легкостью, жаль, конечно, что в данном случае верёвки ничего не стоят. Предотвратив возможное сопротивление, с силой наступив на одну ногу, Тикки смотрел, как мальчик шипит и гневно, но совсем не сломлено, почти бесстрашно смотрит прямо. Будто ещё успеет вырваться. Будто не научился на прошлых ошибках…
