Это тоже было весьма и весьма весомым фактором, потому что о Кроссе в Ордене курсировали такие слухи, что многие были удивлены тому факту, что Аллен Уолкер вообще смог выжить, и никто почти не был удивлён его некоторым психологическим травмам, оставшимися с детства. А те, кто был немного удивлён, скоро были просвещены.
Аллен у многих вызывал чувство жалости. Он сам этого не хотел, и улыбка, говорящая, что он чувствует себя отлично, ведь он действительно тогда чувствовал себя отлично, помогала ему избегать слишком уж навязчивого чужого внимания. Всё это было тогда, прошло меньше года, а кажется, что целая вечность. Слишком многое успело случиться, слишком многое заставило Аллена пересмотреть свои взгляды на людей, войну и многое другое. Но только не на свой путь. — Наверное, на самом деле я никогда не хотел участвовать в этой войне, — наконец-то произнёс он, даже не проверяя, здесь ли ещё Лави или уже успел уйти. В темноте закрытых глаз вспыхивали разноцветные пятна, как если бы он слишком долго смотрел на солнце, эти пятна принимали различные, довольно необычные формы, но никак не могли обрести чётких контуров. Фиолетовые, жёлтые, красные. Странно, разве он смотрел на источник света так долго? — А чего ты тогда хотел? Просто быть экзорцистом, помогать людям? Так что ли? Поверь, здесь не все хотели ввязаться именно в войну. Все шли за разным, и даже наш Сокаро любит громить и бить акума, а война это ещё и тактика, интрига… — Угу, спасибо, я уже просвещен вдоль и поперёк, так сказать, — отозвался Аллен, — а я… я хотел просто спасать души акума, просто уничтожить их всех и их создателя, чтобы прекратить эту агонию. Я никогда не задумывался, что всё может быть гораздо сложнее. Что Тысячелетний Граф это не просто какой-то единичный псих, который создаёт акума просто так, от балды. А всё оказалось гораздо запущеннее, он, понимаешь ли, псих с действительно тысячелетним стажем и семейкой таких же безумных маньяков, которые полностью ему подчинены и помогают ему во всех начинаниях. — Ну, про подчинение я бы не был так уверен, а вообще да, иерархия и связи в Семье Ноя это большая тайна. Кажется, мой Старик что-то узнавал об этом едва ли не от твоего Учителя или от самого Четырнадцатого. — Того предателя? — Аллен тут же открыл глаза и попытался поймать отражение того, о ком они говорили, в уголке виденного отсюда зеркала. — Для кого предателя, а для кого возможного союзника. — Предал одних – предаст и других… Хотя, конечно, он не выбирал свою судьбу и, возможно, с самого начала не хотел быть Ноем, но всё равно. Он же им стал, так? А я не заметил у Ноев хороших чувств. — Думаешь, он тоже в любом случае злобная бяка? — Что-то типа того. — И считаешь, что Нои не проявляют хороших чувств? — Да.. — А любовь таковой считается? — кажется, Лави уже ухмылялся от уха до уха. У Аллена заскреблось под сердцем, и он даже перевернулся на бок, подложив под голову руку. Почему-то вопрос Лави каким-то невероятным образом напомнил ему о неком Тикки Микке. — Допустим… — Допустим? А если не допускать, любовь это хорошее или плохое чувство? — продолжал очень подозрительно наседать Лави. — Я бы сказал, что однозначно хорошее, не зря же его так расхваливают и воспевают, но, во-первых, я с ним никогда не сталкивался, а во-вторых, я жду от тебя какой-нибудь гадости, поэтому опять же ничего такого не скажу… Любовь это не очень хорошо.Не очень хорошее чувство. Доволен? — Нет. Потому что ты должен был всё-таки сказать, что это хорошо — любить. Тогда бы я смог с чистой совестью напомнить тебе о том, что одна прекрасная, но очень пакостная представительница Семьи Ноя признавалась тебе в любви. Вот блин. Хорошо, что сразу понял, что Лави решил его подколоть. Хотя он в любом случае смог бы выпутаться, потому что это даже звучит безумно: «влюблённая Роад» — Она шутила, потому что если бы действительно меня любила, то уж точно бы не отдала на растерзание братцу. Если ты забыл, то в Ковчеге она кинулась защищать Тикки от меня, а не меня от Тикки. Будешь продолжать считать, что она меня любит? — Ну да. Но Тикки любит больше, — сдавленно хихикнул Лави, — уж извини, ситуация не была смешной, но всё равно, когда понимаю, что перед этим она носилась по залу, говорила, что любит тебя и целовала… Кстати, это, случаем, не был твой первый поцелуй или как? — Куда-то в странную плоскость ты съезжаешь, — хмыкнул Аллен, — в поцелуе должны участвовать двое. А это просто чмок. Типа того, что в лоб, только в губы.. — И всё-таки? Ты целовался раньше? Вот что делать с этим озабоченным идиотом? Почему он с довольно серьёзной темы обо всём съехал вообще непонятно куда. С чего они начинали? С того, что Аллен попытался объяснить Лави, насколько ему погано от осознания, что все в этой войне борются за своё, и с каждой стороны всё выглядит довольно правильно. Вся излишняя жестокость оказывается оправданной, к примеру. Возможно, что даже Граф действительно считает себя во всём правым. А возможно с его стороны это ещё и выглядит правильно. Просто его «правильно» совершенно не совпадает с их «правильно». У всех и каждого есть своя собственная истина. И каждый выражает её по-своему. Получается, что начинали они с Лави с каких-то действительно мозгодробительных тем, с которых не то, что начинать беседу… На такие темы и заканчивать-то страшновато. А закончили они любимой темой Лави: делами любовными. Причём раньше он как-то к Аллену с этой темой особо не приставал, считал ещё маленьким, что ли? Или сейчас доставать некого, вот и прилип? Или, на самом деле Лави выполз на эту тему совершенно случайно, и зря Аллен подозревает его сразу во всех грехах? — С кем и когда мне было целоваться? С работодателями, что ли? — Пффф, — Лави подавился и тут же забился в судорогах от смеха на кровати, тихонько что-то пытаясь произнести. Аллен попытался понять, что могло вызвать подобную реакцию. Но сам так и не смог. Пришлось дожидаться того момента, когда книжник успокоился и поинтересовался у нахмурившегося подростка: — Ты вообще понял, что именно сейчас сказал? Только что? — Уже не только что, ты тут почти пять минут ржал, — обиженно отозвался Аллен, отодвигаясь к краю не очень-то широкой кровати, явно не предусматривавшей нахождения здесь двух развалившихся экзорцистов. Поэтому отползти далеко не удалось и пришлось смириться с опасностью заражения этого дебильного безумия. — И всё равно, Аллен… Это серьёзно. Лави попытался состроить серьёзную мину, но не выдержал и трёх секунд и снова рассмеялся. — Ты точно не болен? — Ты дурак! И хорошо, что ты говоришь такие вещи именно мне! Если ты забыл, а я надеюсь, что ты именно забыл, а не оказался вдруг настолько глупым и невинным, то ты буквально предположил возможность поцелуя с работодателем. Понимаешь, о чём я говорю? — Я не говорил ничего подобного! — отозвался Аллен, быстро обдумывая, и наконец-то до него дошло, — Подожди! Ты хочешь сказать… — Ага! Именно это я и говорю! — Да это ты такой испорченный, поэтому и видишь в каждой фразе какую-то дикость!! — покраснел Аллен и решительно отвернулся от друга, снова укладываясь, но теперь на другой бок, — то же мне… Решил сумничать, вспомнить о проститутках при бездомном сироте, который мог бы и на такую работу попасть, если бы не повезло чуть больше! — Да ладно тебе… Это не так уж развито. Да и маленький ты совсем был, — Лави попытался дотронуться до плеча мальчика, но тот решительно оцарапал его руку своими почти каменными черными коготочками. Так что пришлось книжнику, шипя и ругаясь сквозь зубы, отползти и попытаться завязать разговор через некоторое время. — А вообще-то ты прав. Аллен предпочёл промолчать. Пусть, раз уже этому книжнику так хочется болтать в своей идиотской манере, то пусть болтает, но только без него, пожалуйста. Он просто снова попытается уснуть. Закроет глаза, скажет, что мир всё ещё так же прост и прямолинеен, как в детстве, что его путь так же прост и сложен одновременно, и что у него получится просто идти вперёд, не смотря ни на что. Его главная цель – избавить мир от присутствия в нём акума. Всё остальное неважно. Так же, как неважно, с кем он будет идти, кого предавать и как поступать. Или нет? Именно таким образом действовали все вокруг, и Аллену это не нравилось. Хотя он сам мог поступить так же. Война оказалась куда более сложным делом. Теперь он даже понимал солдат, которые идут в бой лишь для того, чтобы подчиняться приказам, уверенные, что их командующие сделают всё правильно. Но если приходится действовать самому? Если получается, что у тебя не осталось никаких авторитетов и примеров для подражания? Что делать в таком случае? Просто послать всё и спрятаться далеко-далеко, изредка высовываясь наружу и уничтожая акума, как и предписывает его обещание? Хотелось, очень хотелось пожаловаться на сложность судьбы. Что им всем от него надо? Даже Графу не сидится на месте, и почему-то именно Аллен привлёк его внимание. И Тикки Микк, похоже, совсем сдвинулся на почве мести, но теперь у него ещё и есть странный браслет, до боли напоминающий его собственный. Интересно, брат его собственного браслета точно так же убьёт и Тикки, или как? Что произойдёт дальше? — На чём мы там остановились? Судя по звуку, Лави опять поперхнулся воздухом, совсем не ожидал бедняжка, что отказавшийся говорить вдруг сам начнёт разговор. А Аллен просто пытался отвлечься от своих мыслей, которые мешали не только уснуть. А отдыхать и дальше всё ещё хотелось. — Я пытался начать с тобой разговор. — О чём? — всё так же лениво поинтересовался Аллен, внезапно подумав, что Неа ведёт себя странно. Будто бы хочет что-то показать. По крайней мере призывное движение рукой он сделал прямо сейчас, когда на него посмотрел Аллен. Надо выпроваживать отсюда Лави. — О том, что любовь это гадость. — Надо же? И что с тобой случилось? Влюбился, а она не дала? Нет, конечно, у Аллена был гораздо более мягкий характер, нежели у Канды, но подобная фраза полностью отображала реальное положение дел. А ещё ему просто захотелось немного, хотя бы чуть-чуть погрубить, хотя бы другу, потому что порой, доходящая до тягучего, приторно сладкого вежливость выводила его из себя. — Тупица ты! Я не о том, просто любовь, она иногда так голову пудрит, что жуть просто, — отозвался Лави. — Так, ты это к чему сейчас вообще? — К Линали. Аллен решил, что следовало всё же продолжить спать и не обращать внимания на всякие лезущие в голову мысли. Даже на Неа. Раньше ничего не хотел сказать, значит и сейчас перебьётся. — Только не говори мне… что… — Почти весь Орден успел заметить, а вот Братик за ней именно тогда, когда надо было, не углядел. Теперь Аллен просто ничего не понимал. Линали что, в кого-то влюбилась, и это заметили все, кроме Комуи и самого Аллена? И, похоже, что не в Лави, он рассказывает о чём-то другом. — И что? — И ничего. Я к тому, что видно было, как она пытается к нему как можно ближе стать и привлечь внимание, а теперь вот что ей делать? Горевать, потому что она, видите ли, влюбилась, а он пропал. Кстати, он тоже ничего не замечал, похоже. — А Комуи? — решил хоть что-то прояснить Аллен. — А он так ничего и не понял. Ни тогда, ни сейчас. Снова повисла неловкая тишина. По крайней мере она была такой для Аллена. — И ты думаешь, что вот сейчас взял и объяснил, расписал мне всё, так что ли? — продолжал не поворачиваться в сторону странного рассказчика юноша, — тогда я тебя разочарую: рассказчик из тебя никакой! Я нихрена не понял. Линали в кого-то влюбилась, а теперь из-за этого горюет. Потому что тот тоже ничего не понял. Так что ли? — Идиот! Лина влюбилась в Юу!! Понимаешь теперь всю ядовитость трагедии? В нашего Юу!! — Вот блин, ну и не удивительно, что этот пень осиновый ничего не понял. — А ты тогда какой пень? Ты ведь тоже ничего не понял.. — Мне не положено по статусу, если что! — отозвался Аллен, — я человек занятой, о любви ничего не знаю, зато много видел об обольщении, спаивании и конкретном «сколько ты стоишь». А любовь это миф, доступный далеко не каждому для понимания. Например, точно не для нас. — Да ладно. Может ты просто ещё не дорос, Шпендель! — хмыкнул Лави. — Замещаешь Канду? И что Линали так сильно расстроилась из-за того, что он пропал? Кстати, его так и не нашли, нет? — Нет. Ни слуху, ни духу. А Линали превратилась во что-то странное, ходит, бродит по Ордену с таким неживым взглядом, чуть что пинает без причины, а вот чтобы брата своего заставить работать или ещё что, сапога не поднимет! Кофе перестала варить. — А вот это уже катастрофа! — зевнул Аллен, никак не желая возвращаться к серьёзному настрою. — Смейся, смейся, а я серьёзно, между прочим, говорю! — Не знаю. Может это действительно серьёзно, но я точно ничего такого не замечал. Это Канда позволял Линали больше, чем всем остальным. Но я думал, что это из-за того, что они, вроде бы, знакомы давно, росли вместе. Слушай, а ты не знаешь, меня завтра не могут на какую-нибудь миссию сбагрить? — Скорее всего, нет, не совсем Комуи, ты у нас теперь личность довольно странная, и кто что с тобой будет делать дальше наверняка сможешь узнать только сам. А вот от темы влюблённости Линали не стоило так отворачиваться! Мне всё равно скоро уходить, Панда мой сказал, что ему что-то интересное пришло, поговорить серьёзно хочет, будто мы каждый день с ним шутим! — Что-то случилось, что ли? — На твоём месте я бы спросил: ещё что-то случилось? — передразнил его Лави, вскакивая на ноги, — ну, я пошёл, не забудь прийти хотя бы на ужин! — Мой желудок не забудет! – усмехнулся в ответ Аллен. Лави в ответ только несильно хлопнул дверью, а Уолкер, поборов желание ещё немного поваляться в тёплой постельке, поднялся и подошёл к зеркалу. Четырнадцатый сразу же подошёл к нему и стал медленно, очень медленно вести по воздуху странные символы. Хотя, почему же странные, это снова был тот самый язык. Символы прорисовывались в воздухе медленно, аккуратно, и Уолкер сведя брови и беззвучно шевеля губами, читал один символ за другим. Получалось что-то странное. — Тим имя Сердца? — переспросил Аллен. Четырнадцатый замотал головой и вывел на этот раз кое-что другое. — Спроси? Ещё несколько движений. — Спроси Тима? Это голема, что ли? — Аллен сразу же заозирался в поисках золотого товарища, но того поблизости на этот раз не оказалось. — Ладно, теперь всё? Четырнадцатый кивнул и отступил назад. Странно, его бы расспросить ещё, да вот в последнее время непонятный перестал реагировать на вопросы, а тут… Имя Сердца? Не может быть, чтобы Четырнадцатый знал, кто настоящий носитель этой чистой силы! Или всё же может? До сих пор было неизвестно почему вообще этот Ной пошёл против Графа, и какие цели он преследовал. Вроде бы в купе того поезда он выразился довольно туманно, ничего толком не объясняя. Это было немного обидно, но, кажется, там и тогда они оба были немного не в себе. Аллен выпрямился, про себя удивляясь тому, что уже успел прислониться лбом к холодной поверхности стекла. — Как интересно. Юноша вздрогнул. Знакомый голос прямо за спиной, но это ведь невозможно, так? — Всего-то одна маленькая-маленькая бабочка, следящая за одним единственным экзорцистом, и всё. Прелестное нахождение штаба экзорцистов. Разве не чудесно? — Тикки Микк, улыбаясь, стоял у двери, а на его пальце слегка трепетала тонкими острыми крыльями уже знакомая Аллену, только очень маленькая бабочка. Тиз. — Не спорю, ваши щиты наверняка бы её заметили и не пропустили, но ей было достаточно прогрызть путь в твое тело однажды, когда ты совсем крепко спал. Это, конечно, не жуки Гниения, у тебя наверняка ныло и болело это место, но благодаря некоторой заживляющей субстанции, которую выделяют именно эти тизы, ты всё равно ничего не понял, я прав? — А ты опять собрался разводить здесь демагогию? – активируя меч, прошипел Аллен. Внутри него клокотала ненависть. Плевать на то, что он каким-то боком человек. Ничего человеческого в этом существе уже не осталось, а значит он вполне имеет право его уничтожить. — На твоём месте, Малыш, я бы так не спешил, в любой момент я могу отправиться сам или пустить Тиза к Графу с информацией о местонахождении вашего нового штаба. Ну так что, может быть сходим куда-нибудь, — справа от Ноя открылись врата, — и побеседуем один на один, или ты хочешь, чтобы я сообщил обо всём Графу, а затем наслаждаться вместе со мной тем, как это место будут уничтожать? *** Глаза открывались с трудом и тут же снова закрывались, будто в ужасе от подобной перспективы: очнуться и увидеть. Он закрывал глаза вновь, крепко-накрепко зажмуривал их, пытаясь убедить себя снова заснуть.