Мда, вот что значит попал, так попал.

*** Мудрость был ошарашен. Он точно знал, что всегда раньше его отличительной чертой было постоянное спокойствие, неумение поддаваться панике, всеобщему торжеству и прочим сильным эмоциям. Иногда, в моменты грандиозного провала, он мог, конечно, сорваться и устроить истерику, но почти всегда на самом деле отдавался во власть зашкаливающих эмоции совершенно добровольно, зная, что это принесёт ему пользу, что так будет лучше. И что теперь? Он чувствовал смятение. Ту самую эмоцию, то самое чувство, то самое ощущение, которого были практически напрочь лишены все Нои, всегда знавшие, кто они и для чего. Но кто им это сказал? Да он знал, что живёт довольно долго. Он знал, что там было в прошлом. Но лишь до определенного момента. А что было перед этим? Возможно, это, как и многое другое, было не важно. Важно было то, что никогда ещё Мудрость Ноя не испытывал такое сильное сомнение, связанное напрямую с Тысячелетним Графом, Главой их Семьи, тем, чьей опорой и поддержкой должен был стать каждый Ной. Так было всегда, с самого начала, и это знали все, никто не нуждался в каких-либо воспоминаниях. И всё же он сомневался. Его собственная личность и сила из-за этих сомнений давали трещину, возможно порядком ослабляющие его. Может быть, именно по этой причине Аллен Уолкер смог очнуться, а Алма Карма так и не стал полноценным акума. Вопросы требовали ответов, внутреннее беспокойства — успокоения. По крайней мере для Мудрости Ноя. К тому же Вайзли дураком не был и видел, какими взглядами его порой провожает Роад. Хорошо ещё, что только она, и что она решила в итоге, что он просто придуривался. Нет. Что-то происходило. Что-то неправильное, и Мудрость был уверен, что знает кое-кого, кто может объяснить если не всё, то хотя бы многое. Только вот главная проблема заключалась в том, что этот кое-кто снова каким-то непостижимым образом ускользнул из своих комнат, а Мудрости пришлось остаться и ждать его возвращения. Как он постоянно исчезает, и почему никто, кроме самого Мудрости, этого ещё не заметил?

Вайзли откинул голову на спинку не очень-то удобного жесткого кресла и принялся тарабанить пальцами о деревянный подлокотник, который был настолько узким и соответственно жёстким, что казался элементом пыточного инструмента.

За плотно закрытым окном практически ничего не было видно, и в комнате же было душно и пыльно. Интересно, хозяин этих помещений хотя бы изредка проводит тут влажную уборку или предпочитает задыхаться? Ах да! Его ведь всегда от всего спасает его масочка и ему просто наплевать на пыль… — Я смотрю ты в последнее время прямо-таки зачастил в гости. Как обычно, в глухом плаще, из-под которого можно разглядеть лишь мозолистые крепкие пальцы, стискивающие небольшую, продолговатую коробочку и странные бумаги. Капюшон надвинут на самое лицо, да и само лицо тоже полностью закрыто. Совершенно привычный вид. — Не ожидал меня тут увидеть? — Ждал тебя, — лаконично отозвался вошедший, протягивая Мудрости коробку и записку со свёрнутым письмом, — тебе интересно знать, что происходит на самом деле. Ты тоже почувствовал и задался простым вопросом: что с нами происходит. Верно я говорю? — А ты можешь говорить неверно? — фыркнул в ответ Мудрость, улыбаясь. — Теперь, к сожалению, да. Улыбаться тут же расхотелось. Да даже не смотря на внешний вид вошедшего, Мудрость умудрился забыть о его положении. А не стоило. — Что это такое? — он посмотрел на отданные ему предметы. — Ты должен передать их кое-кому. Переслать. Книжнику. — А не много ли ты на себя берёшь? — Просто анонимное письмо и историческая выписка: перевод и оригинал, который в этой коробке. Чего тут странного? — Ты паршиво врёшь, — заметил Вайзли. — Я не желаю врать. Зачем мне заниматься подобными вещами? — хмыкнул тот, чьё лицо было полностью скрыто, -отправь это ему, уверен, Книжник будет очень заинтригован. Да и конечно же потом мы с тобой ещё поговорим на эту тему. — Я могу посмотреть, что там? — Письмо довольно личное, а оригинал текста специально упакован. Он довольно хрупкий. И чем быстрее ты отправишь это адресату, тем лучше. Мудрость поджал губы. Ну вот. Тот, кто знал хоть что-то, даже не смотря на то, что его попытались отгородить от почти всей возможной информации, снова оказался единственным, кто понимает ситуацию. Или делает вид, что понимает и использует это себе на пользу. Ему нельзя верить. Но почему-то очень хотелось. Мудрость резко поднялся, забирая коробку с бумагами, и стремительно вышел вон, даже не подумав попрощаться. Вот только он, оказавшись в одном из гулких длинных коридоров, остановился, быстро достал запись с переводом и принялся читать… « Она была прекрасна. Святая, ангел, спустившийся с небес…. Она была совершенством. Танцевальные движения были отточены и выверены все до последнего, празднично разодетая толпа скапливалась вокруг только для того, чтобы смотреть на это чудо. Взмах рукой, поворот, что-то подобное прыжку. Грациозная, красивая, она захватывала окружающих в вихрь единства музыки, танца и чувства…. А если она ещё и пела, то казалось, что ни один ангельский хор не сравниться с переливами её голоса. Хрупкая фигурка, белоснежные развивающиеся волосы, ласковая, всегда счастливая улыбка, сверкающие чистейшими изумрудами глаза. Все восхищались ей. Не важно, праздник или просто будний день, танец, песня или простая прогулка. Она всегда вызывала на лицах окружающих улыбки, желание смеяться, радость и счастье. Никто не мог быть грустным или слишком мрачным, когда видел её, она возрождала в душе самое прекрасное и была настолько чиста, что люди боялись даже просто коснуться её, очернить собственным прикосновением. Они все, как и я сам, были слишком мелочны и просто нелепы по сравнению с ней. Кем она была? И почему у неё не было ни завистников, ни тех, кто пожелал бы пустить о ней дурные слухи? Просто никто не смел. Она не была просто человеком. Она была Божественным проявлением, самым прекрасным из тех, что могли существовать на самом деле. Нет таких слов, которые могли бы описать её верно. Нет, и никогда не будет, потому что это можно только почувствовать. Её любили все, ей восхищались, и всё это было признано по праву. Лишь одна досадная беда никак не хотела отпускать меня. Не было на свете такого инструмента и способа, что мог бы в полной мере отразить её образ. Ни одно на свете зеркало, созданное человеческими руками, да что там, даже вода в самых чистейших водоёмах не отображала её совершенство в полной мере. Картины, на которых её стремились изобразить, текли и никак не могли высохнуть, зеркала и вода отображали лишь бездушную копию.. Это всё было не то. Никаким краскам неподвластно запечатление подобного совершенства. Второй такой никогда не будет, но ведь хотя бы она сама должна когда-нибудь суметь разглядеть себя! Ведь она даже не знает, что на самом деле из себя представляет!! А значит, я должен. Я создам особое зеркало, то, что сможет отразить совершенство. То, что покажет нам Бога.»

====== Глава 24. Настойчивость как она есть. ======

Возвращение обратно в Орден могло быть триумфальным, могло быть простым, тихим и мирным, но вышло так, что Аллен вообще не заметил, что куда-то возвратился. И что что-то изменилось тоже. Правда он ожидал, что его сейчас же пошлют на миссию, и поэтому сначала отправился в комнату отсыпаться. Провалялся там почти до вечера (прибыл он только утром) но оказалось, что сколько бы он не отдыхал, набраться сил никак не удаётся. Только подросток решил совсем уж обнаглеть и проспать прямо до завтрашнего утра, как к нему совершенно бесцеремонно и без каких либо предупреждений ввалился Лави. Сонное сознание Уолкера с трудом пошевелилось, пытаясь вычислить, как это так, если дверь была закрыта, но либо всё-таки не была, либо.. Либо Лави помышляет мелким хулиганством, выражающимся во вскрытии замков комнат его товарищей. Хотя была третья версия про спёртый или выпрошенный у Комуи дубликат. Хотя нет, это же не Башня! Здесь есть задвижка, на которую нужно запирать комнаты, и ключ против неё, вроде бы, бесполезен. Или он опять что-то путает. Аллен даже огляделся по сторонам стараясь убедиться, что он в своей комнате в Ордене, а не где-нибудь ещё. — Ну что, друг наш, поздравить тебя с возвращением из обители самых высокопоставленных или тебя всё же ждут новые страшные испытания, и это лишь лёгкая передышка? — Ась? — Ты вернулся с Ватикана. Живой, родной, невредимый, судя по слухам Панды — окончательно. Чем не повод отпраздновать? — Я не пью! — машинально отозвался Аллен, тут же пробуждаясь и почти не удивляясь мгновенно наступившему прояснению. Привычка именно так отвечать на подобное предложение сформировалась у Аллена ещё в детстве, но в последнее время себя не показывала. Странно, что она решила выйти наружу и покрасоваться именно сейчас. Хотя, может быть, всему виной несколько раздолбайский вид Лави? — Да я ещё и не предложил, но, вообще-то, можно было бы.. Да не смотри ты так на меня, я отлично уже успел заметить, что ты у нас алкоголь не особо жалуешь! Можем просто… просто.. Просто порадоваться твоему возвращению и попить чаю, хотя это даже звучит настолько уныло, что мне уже тошно. — Ну, спасибо, обрадовал, — отозвался Аллен, возвращая голову обратно на подушку, — я вообще ещё вряд ли встану. — Ну, так как жизнь, как дела? — Никак, — отозвался Аллен, неожиданно испытав что-то вроде желания немного пооткровенничать, — ничего не делал, но выжат так, как лимоны не выжимают. И в голове бардак. Я уже вообще ни в чём не уверен, больше всего на свете хочется доверить всю эту хрень другим, взрослым, опытным дядям, а самому постоять в сторонке и послушно кивать на каждую их реплику. — Не хило тебя обработали, — присвистнул Лави. — Самому тошно, — Аллен снова поднял левую руку и провёл пальцами по вновь холодной полоске браслета. Как-то так получалось, что во время повышения синхронизации браслет прогревался гораздо быстрее, нежели в то время, когда синхронизация падала. Чем ниже синхронизация, тем более неудобной, глупой, неживой и ненужной вещью становилась эта чистая сила. А что она делает и каким образом, всё ещё не ясно. — Но я надеюсь, что ты знаешь, что опускать руки, сдаваться и отходить в сторону не надо? — А почему бы и нет? У меня иногда возникает ощущение, что всегда и в любом случае все вокруг будут знать больше меня и действовать, исходя из этих знаний, а я буду тыкаться в стороны, подобно слепому котенку, который ищет не пойми что: не то мамку, не то грозного мыша. Чем больше увязаю в этой борьбе, тем больше ощущаю собственную никчёмность. Аллен закрыл глаза, пытаясь успокоиться и не понимая, почему всё это сейчас говорит. Ведь на самом деле не всё так плохо, просто у него есть чувство, нехорошее предчувствие, что всё может стать гораздо хуже, чем было до этого. Рама окна с лёгким скрипом приоткрылась, впуская легкий поток ветра, надувающий огромное «пузо» у штор. Аллен снова удивился тому, что его комната не заперта вообще: не только дверь, но и окна. Но пытаться это исправить было просто лень. Да и к тому же день за окном был теплым, в комнатах было почти жарко, всё-таки теперь штаб в большом обжитом жилом здании, а не в мрачной высокой Башне на краю огромной скалы. Скала едва не вызвала неконтролируемый приступ смеха, потому что Аллен вспомнил, как впервые на неё взбирался. Уже за один этот трюк его обязаны были взять на работу, пусть не экзорцистом, так хоть кем-то ещё. Тогда он был ещё просто ребёнком, который не знал, что происходит и по каким причинам. Как бы он не хотел казаться взрослым, на самом-то деле всё было совсем не так! Да, он чувствовал себя гораздо взрослее его товарищей одногодок, но в то же время.. Он был еще ребенком для того, чтобы не послушать Канду на их первом совместном задании. Интересно, так просто совпало или Комуи Ли и вправду настолько мудрый человек, что понял: настоящую «прелесть» этой войны ему может показать не пощадив только Канда? Другим было слишком жаль его. Он был седым в столь раннем возрасте, его чистой силой была собственная рука, отнимающая силы и энергию носителя. Ему было всего пятнадцать лет, и многие прослышали, что впервые ему пришлось сразиться с акума ещё в десять. А ещё его учителем был Мариан Кросс.