Всё-таки Бетти оказалась в удачной и хорошей семье. Хотя Лави с трудом представлял, каким зверем надо быть, чтобы обвинить подобную девушку в том, что она одержима, проклята или связана с дьяволом.

Вообще обе девушки были довольно красивы. Да, лицо у Марианны было не слишком уточнённым и немного простоватым, а Бетти выглядела иногда слишком уж наивной, но это было не так уж заметно.

Впрочем, в последнее время Лави стал ловить себя на том, что лично ему всё больше нравятся жгучие брюнетки с тёмными глазами, не слишком выдающимися формами, и чтобы с характером были…

Стоп. А с чего это у него вдруг появились такие странные предпочтения? Уж не на Линали он нацелился? Если так, то нужно срочно выкидывать эту ерунду из головы. Нет, он сразу заметил по прибытии в Орден, что Линали девушка симпатичная, но образ в его голове, и смутный образ из некоторых последних снов говорили сами за себя. Ну, в самом деле, больше подходящих под подобную комплекцию и характеристику девушек в Ордене, да и просто знакомых у него нет!

Или он чего-то недопонимает? В голову закрались нехорошие мысли о том, что есть что-то ещё, но…

Только бы Комуи не прознал.

— Господин экзорцист?

— Можете называть меня просто Лави, — откликнулся книжник, — что-то случилось?

— Я хотела предупредить, что мне надо приниматься за ужин, я ведь не ожидала прихода гостей и почти ничего не приготовила.

— Ничего страшного, я ем немного, — отозвался Лави. — я же не Аллен, в конце концов.

— А кто такой Аллен, и как он ест? — заинтересовалась Бетти, в это время как раз принявшаяся искать что-то в шкафу с посудой.

— Он ест очень много. Очень-очень. Но у него некоторые обстоятельства. Он входит в контакт с одной энергией, которая постоянно вытягивает из него много сил.

— С одной? — переспросила Бетти, вытаскивая на стол большую кружку и начиная откручивать крышку с большого белого бидона, — наверное, ему довольно весело так много есть.

— Не сказал бы, что ему весело, но столько есть и не толстеть, это да, наверное, неплохо, но только не для нас, экзорцистов, которые и без того постоянно поддерживают себя в форме.

— Я ведь говорю, что весело.

Нет, наверное, девочка всё-таки немного не в себе, уж слишком странно реагирует, постоянно улыбается. Хотя это совсем не раздражает.

— Странная у тебя логика. Тебе здесь не скучно?

—Нет, я помогаю тёте и остальным, а ещё играю. Много играю.

Действительно совсем ребёнок.

— И во что же ты любишь играть больше всего?

Девушка прикусила ноготь и задумчиво отвела взгляд, а затем, послав Лави мечтательную и лукавую улыбку ответила:

— Прятки. Больше всего я люблю прятки.

— О да, это она умеет лучше всех! — рассмеялась Мариана.

— Конечно! Это ведь так весело, и я лучше кого-либо умею прятаться! Это ведь элементарно и никто никогда не может меня найти — снизив голос до заговорщицкого шепота, протянула Бетти, её зелёные глаза почти икрились от восторга. — Хочешь, и с тобой сыграю.

— Боюсь, я несколько занят.

— Жаль. Я могла бы показать пару хороших мест на кладбище.

Мариана подавилась.

— Тебе и там не страшно? И ты что, считаешь, что смерть вообще не так уж плоха?

— А чего в ней плохого? Хотя, — девочка перевела взгляд куда-то в потолок, — есть кое-что! Когда у меня пёс мой умер, мне было грустно. А люди.. Люди это ладно.

С ней точно что-то было не то. Лави даже попытался послать незаметно вопросительный взгляд Марианне, но та, похоже, была слишком занята протиркой сковородок.

— А если твои родные умрут, тоже не будешь грустить, родители твои, к примеру?

— Они умерли, когда мне было… Я была маленькой. И мне совсем не грустно! — с громким щелчком Бетти захлопнула крышку бидона, протягивая Лави заполненную сочной ягодой кружку, — У меня же есть тётя Олли, чего же тут грустного? Вот, попробуй, она классная!

Лави с благодарностью принял лакомство, всё ещё не отойдя от реплики девушки.

— Марианна, я же хотел узнать у вас побольше о хозяевах ваших бывших. И о том, были ли у них какие-нибудь особые браслеты?

— Вообще-то браслеты были, да. Вроде брачных, пара одинаковых. Хотя внешне и вообще ничем не примечательные они были. Просто бронза и пара камней. На одном чёрный, на другом посветлей. Их, кажется, даже похоронили в этих браслетах.Все знали, что супруги их очень любили и почти никогда не снимали.

— Да? А какие Бертейны по-вашему вообще были?

— Знаете, вы выбрали удачное время для этого вопроса, когда нет этой вредной Оливии, — оживилась Марианна, словно эта тема была ей очень интересна, — так, Бетти, сходи, поищи Майкла и поиграйте с ним. Только не на кладбище, а то нашли себе моду!

Бетти согласно кивнула и тут же вылетела наружу, а Марианна обернулась к книжнику. — Вообще-то о покойниках плохо не говорят, но…

— Тут особый случай, — заметил Лави.

— Наверное, вы правы, — криво усмехнулась девушка в ответ, — видите ли, Оливия, она…она, вроде бы, считает, что домашние дела и проблемы всегда должны оставаться внутри семьи и дома, чтобы никто не узнал.

— А у Бертейнов были какие-то не общеизвестные проблемы?

— Не хочу обманывать или сплетничать, я сама тогда была ребёнком, — Марианна опустилась на крепкий табурет, теребя в руках махровое полотенце, — вы, скорее всего, знаете, что это был брак по расчёту. Мне кажется, что это неправильно, ведь сказано, что надо друг друга любить, и тогда проходить ритуал, но сейчас так все делают.

— Ну да, — кивнул Лави слегка вытягивая ноги и устраиваясь поудобнее, но в то же время внимательно слушая.

— Так вот, это был расчёт. И первое время они, вроде бы, неплохо уживались, но потом… Это было лет так десять назад, я тогда ребёнком была маленьким, но хорошо запомнила, скандал на весь дом был. Они страшно, очень страшно ругались. Едва не поубивали друг друга. Тогда, кажется, кто-то, кто пытался их разнять, даже пострадал. А потом… Потом они так и не помирились. Мне отец рассказывал, что они с самого начала друг друга недолюбливали, особенно Леди Люсинда мужа. У них ещё до брака были не лучшие отношения.

— Тогда зачем они поженились?

— А кто их знает?

Первые, едва пробивающиеся сквозь туман лучи солнца осветили напряжённое сосредоточенное лицо Марианны, сильно сжавшей губы. Похоже, она хотела рассказать что-то ещё, но не знала, стоит ли.

— Вы же наверняка узнали, что именно Бертейна подозревали в попытке убить Люсинду, да? Так вот, говорят, что во время той ссоры… В общем, он едва ли не прямо заявлял, что с радостью повторил бы свою попытку. То есть получается, что это действительно был он, — быстро-быстро затараторила девушка, словно боясь сбиться. — А потом они всегда скандалили. Этот Лорд был жестоким человеком, он очень плохой, мне всегда было жаль Люсинду. Я даже почти поверила, что это она его убила, если бы он не умер от болезни. Хотя, может это был какой-то яд? Кто знает. Может потому она и скорбела на его могиле. Или просто совсем.. хм.. Устала. Боялась, что он вернётся, и караулила. Но знаете, мне всегда казалось, что он держит здесь Люсинду, как заложницу, у них были деньги, была слава некоторая, были полезные знакомства, но… Леди Бертейн всегда ненавидела своего супруга. Всегда.

====== Глава 19. Подготовка. ======

И это тоже из глав, которые восстановлены из моих старых НеОкончательных чистовиков и тут может быть добрых два десятка опечаток и некоторые неоткорректированные сюжетные моменты.

Роад кружилась по залу в одиночном, ей же придуманном танце и напевала всем известную песенку про Сердце. Вообще-то в последнее время она почти забыла про эту песню, а тут вдруг вспомнила, и мелодия просто застряла в ее голове. Вот она и решала не стесняться, а сразу же начать радовать окружающих своим пением. И при этом ей было совершенно наплевать, что рядом сидит мающийся головной болью Мудрость и проклинает её сквозь зубы.

Не такой уж у неё плохой голос, чтобы так грязно жаловаться! В общем Роад отплясывала совершенно дикие танцевальные элементы с переворотами, прыжками и кувырками, которые она придумывал сама и на ходу, а Вайзли сидел тут же на диванчике, уткнувшись лбом в подушку. — Может, ты всё же прекратишь? — поинтересовался Мудрость, когда после третьего прыжка Мечта нечаянно снесла огромную вазу с каким-то тёмным, таинственным растением. — Нет. Мне весело. А если я тебе мешаю, пойди и посиди в другом месте. — Не могу, и ты отлично это знаешь, меня же… — Оу, Мудрость, так ты всё-таки здесь! — влетели в комнату Узы. — А тебя там ищут, между прочим! — заявил брюнет. — Пересмотрели весь Ковчег! — подтвердил блондин. — Ещё немного, и Граф наверняка окончательно на тебя обидится! — подхватила Роад, усиленно закивав. — Не хочу я никуда, — пробурчал Вайзли, — вы все мне надоели, и я не собираюсь отправляться неизвестно куда на поиск этого сумасшедшего. Я уже довольно о нём наслушался! — Странно, а мне казалось, что ты горишь желанием начать действовать! На самом деле Роад была уверена, что уже несколько раз слышала от Мудрости Ноя, что тот уже устал тупо сидеть на месте и ничем не заниматься, что ему хочется поучаствовать в какой-нибудь операции, как следует побить кого-нибудь.. Ну, вернее как следует попрессовать кому-нибудь мозги. В силу особенности его дара Мудрость был довольно слаб физически и постоянно жаловался на различные недомогания. И вообще Граф и так слишком долго раздумывал обо всём этом. С момента пробуждения Мудрости уже успело пройти прилично времени, Семья стала забывать о том, что такое действие, и полностью погрузилась в свои человеческие жизни. Ну, погрузились те, у кого они были, разумеется. Потому что встречались и те Нои, что полностью посвятили себя Семье и Графу, Роад даже немного завидовала им. Будучи Старшей в нынешнем поколении она отчётливо представляла какая это ответственность, и как она должна заботиться об их процветании. Семья Ноя это те, кто пробуждаются каждое тысячелетие, перерождаясь в новых людях и продолжая защищать Графа и прилагать все усилия к тому, чтобы цель главы их Семьи была достигнута как можно быстрее. Мечта Ноя сейчас даже не представляла, как может быть так, что кто-то из Ноев взбунтуется и пойдёт против Тысячелетнего Графа, это казалось просто нереальным, но, к сожалению, прецеденты уже были. Хотя, возможно ли, что вся эта ответственность появилась у нее благодаря тому, что она стала Старшей, и что какое-то время она вообще была единственной? Тридцать лет, целых тридцать лет Граф практически провёл один, рядом с ним была только Роад, и только она видела, как ему тяжело. Что-то происходило, что-то недоступное для понимания Роад, но что-то, о чём знал Граф. А потому он и стремился немедленно, как можно быстрее уничтожить этот мир, стереть всё, что было сейчас на Земле, чтобы никогда не видеть, не помнить и не пытаться понять. Странные эмоции охватывали её всякий раз, когда она слышала об этом. Она знала, что так будет лучше, что так будет правильно, и в то же время ощущала нависшую прямо над Графом угрозу, которая подобно наточенному поблескивающему в ярких лучах солнца мечу с каждой новой минутой или даже секундой неотвратимо приближалась. Тысячелетнего Графа невозможно убить. Первый Ной практически бессмертен. Приказы главы Семьи невозможно обойти и не выполнить, да и какому Ною вообще придёт в голову попытаться их проигнорировать? Она знала всё это, знала так хорошо, что уже совершенно не помнила откуда. Но это был пустяк. Она понимала Графа с его стремлением уничтожить этот мир, потому что мир начал безобразно менять и сносить старые правила, воздвигая свои собственные. Никто не смеет командовать и указывать, как поступать Семье Ноя. И уже тем более этого никогда не смогут сделать люди. А люди пытались набить себе цену, пытаясь пролезть вперёд и совершая такое….