Не зря, совсем не зря чертовка нацелилась именно на них: новый Четырнадцатый Ной и подозрительный Третий, который и раньше был странным, но в этом поколении, кажется, побил все рекорды. Нет, как ни прискорбно это осознавать, Сердце понимает в том, что должно произойти, гораздо больше остальных. Больше Ноев, больше людей. И она пытается устранить определённых Ноев, тех, кто должен будет объявить начало новой партии, новой игры.
Она боится, что не сможет в неё протиснуться.
Подобные мысли, страхи их главной противницы вызывали мягкую улыбку на губах, но сейчас Неа не имел права отвлекаться на посторонние мысли, он тщательно отслеживал состояние Аллена и пока не видел ничего утешительного.
Агерту начал спекать подростку мозг. Аллен не справлялся с собственной чистой силой, пока не терял контроль над телом, но уже явно не мог вспомнить, кто он на самом деле, и был полностью погружён в свои чувства, в свою ненависть к Апокрифу. Хоть бери и выскакивай посреди боя, отволакивая в сторону Аллена, и вдалбливай ему в голову, кто он на самом деле.
К тому же подросток явно проигрывал бой, силы-то откуда возьмутся в таком слабом теле и при отсутствии здравого смысла?
— Аллен, — утомлённо выдохнул Неа, опускаясь на пол и вытягивая уставшие ноги. Если сейчас экзорцист умрёт, страшно представить, что тогда может случиться. Вряд ли тогда эта война будет иметь хоть какое-то завершение, и, возможно, мучения будут продолжаться бесконечно.
— Давай, Аллен, я верю, что ты всё сделаешь, как надо. Ты сумеешь.
Неа отключился от связи с Ковчегом, и голову тут же сжал обруч боли, а перед глазами потемнело, из-за чего пришлось их прикрывать и тщательно протирать. Всё же держать постоянную прямую связь было не очень просто. Запрограммировав Ковчег через десять минут напомнить Неа о его желании проведать Аллена, он откинулся на пол и, уставившись в потолок, наконец-то позволил себе расслабиться.
Предательское тело, словно желе, растекшееся по полу, тут же отказало в подчинении своему хозяину.
— В крайнем случае я всегда могу позвать кого-нибудь типа Канды или Линали, чтобы они вытащили Аллена сюда, — попытался успокоить самого себя Неа, начиная бормотать вслух и сонно хлопая глазами. — Или нет.
Тревожная мысль закралась в сознание, но никак не хотела открываться полностью. Он точно что-то упускал.
Но усталость в свою очередь не упускала из своих объятий его, и Неа решил смириться, прикрывая глаза.
Пробуждение ожидаемо было отвратительным, будто бы его кто-то бросил в стену. Пришлось вскакивать на подгибающиеся ноги, тут же рухнув на колени, осматриваться по сторонам и понимать, что это и был милый будильник Ковчега.
— Ну, спасибочки! — раздражённо потирая спину, пробормотал Неа, хоть и понимал, что Ковчег не живой, и разговаривать с ним как-то ненормально.
В последнее время у него было слишком мало живых собеседников, а если и были, то приходилось либо выяснять отношения, либо наставлять на путь истинный. Закрыв глаза, он вновь потянулся к управлению Ковчегом и замер, широко распахнув глаза.
— Опа, — одним движением он всё-таки вскочил на ноги и быстро огляделся по сторонам вроде бы в поиске чего-то, затем замер у стены, слегка касаясь её ладонью и сосредоточенно прислушиваясь к тому, что происходило снаружи.
Открывая врата и ныряя в них на просторную площадь Ковчега, он улыбался, и ему было плевать на то, что у боя Уолкера с Апокрифом уже появились первые зрители, что его самого могут заметить и вряд ли опознать. Он просто подхватил оседающего и почти бьющегося в припадке Уолкера, не обращая внимания на разрушения вокруг, на то, что кто-то копошится в стороне, на Апокрифа, который, вроде бы, и был побеждён, но не понятно, сможет ли зализать раны. Неа подхватил Аллена, игнорируя тот факт, что собственное тело вряд способно на подобные подвиги, и вытащил в тут же переместившиеся врата обратно в комнату управления, тут же спиной натыкаясь на кого-то и падая вместе всей кучей малой.
Судя по раздавшейся ругани, так не вовремя сюда всё-таки добрался Канда Юу. И они втроем с пинающимся и шипящим что-то сквозь зубы Алленом Уолкером пытались разобраться, где чьи ноги, где чьи руки, и как выбраться из этой кучи. Аллен, сейчас совершенно не похожий на себя, наконец-то гортанно застонал, оседая на пол практически в бессознательном состоянии, уже не пинаясь, не пытаясь вырваться, а только тяжело и рвано дыша.
— Какого чёрта здесь делает Мояши?
Ах да, Канда всё ещё здесь, и он совершенно не понимает, что происходит.
— Заткнись и жди! — не собираясь что-то объяснять, Неа, становясь на колени, схватил Аллена за запястья. Сегменты затвердевшей кожи тут же до крови впились в его пальцы, и Неа недовольно зашипел, потянувшись к шее и пытаясь прощупать пульс.Там, по крайней мере, кожа на вид только потемнела и покрылась серебряной мягкой стружкой. Пульс отлично прощупывался, гораздо лучше и сильнее, чем должен был.
— Сиди здесь, он должен прийти в себя, — обернулся Неа в сторону Канды, и мечник Чёрного Ордена только покачал головой, явно сомневаясь.
— Откуда он здесь и что происходит? — Канда кивнул в сторону раскинувшегося на полу Аллена, и Неа не удержался от подколки.
— А ты откуда? Мне казалось, вы сильно заняты?
Юу угрожающе прищурился, одним плавным движением переместившись поближе к Четырнадцатому.
— Я здесь уже почти полчаса топчусь возле комнаты, ты же сам её закрыл.
— Да? — такого нынешний управляющий Ковчегом не помнил и сразу же попытался определить, правда это или нет, — что-то не припоминаю такого. Двери были закрыты?
— Их вообще не было.
— Ха-ха, может, это я машинально, когда будильник ставил, — Неа почесал макушку и снова взглянул на лежащего рядом Аллена, — что-то он совсем на человека не похож, ведь так?
И правда, судя по всему, потемнела почти вся кожа, местами потвердев, разделившись на мелкие сегменты, напоминающие чешую, прожилки приобрели серебристый цвет, лицо же словно срослось с маской. Точнее, маска стала лицом, смотрелось это тоже довольно дико и непонятно, глаза рассмотреть не удавалось, потому что Уолкер держал их закрытыми, но алый росчерк проклятия украшал даже серебристую «маску».
— Он очнётся?
Казалось бы, ну какое дело хмурому мечнику и практикующему мизантропу до «надоедливого Мояши», а вот нет, беспокоится. Это можно заметить. Причём сложно сказать, как кто он беспокоится: как старший или как кто-то, кто хочет переложить часть ответственности на Аллена. И то, и другое явно просматривалось в Канде сейчас, когда он ещё не до конца вернул себе привычный безразличный вид.
— Должен.
— И где же он был?
— Там, где должен был, там, где хотел, — раздражённо отозвался Неа, понимая, что эта вечно подозревающая его во всех грехах компания готова скинуть на него ответственность за всякий просчёт и неудачу.
И где этот Тикки Микк бродит? Это он должен больше всех переживать, если уж на то пошло! А выкручивается Неа снова в гордом одиночестве. Не так всё должно было быть, не так! Вокруг него экзорцисты, которые вполне могут его убить, он подозрительный Ной, который почти в опале, и не понятно, почему до сих пор не объявлен. Хотя Неа подозревал, что здесь всё же включился мозг и интуиция Тысячелетнего Графа, и тот невероятным образом понял, что Тикки Микку надо предоставить хоть немного свободы. Жаль, Неа сейчас ничего не знал о том, что там происходит с Графом, и насколько он сейчас разумен и понимает ситуацию. Да, по сути, он вообще ничего не знал о происходящем в Семье Ноя.
— Что с ним?
Неа перевёл взгляд вниз и, прикусив губу, подался вперёд, присматриваясь к внезапно присмиревшему и затихшему Аллену. Кажется, тот даже не дышал, вот только подрагивающие белоснежные ресницы и двигающиеся под веками глаза выдавали наличие очень даже явной жизни.
— И что, он сейчас должен подчинить себе чистую силу?
— Не пойму, ты вдруг стал таким болтливым или просто сильно за него волнуешься?