«Уединенный анахорет на Аю-Даге» — так называл себя Олизар, и дал своему владению греческое имя «Кардиатрикон», что означает «лекарство сердца».

У Густава Олизара гостили интересные люди: Адам Мицкевич и Александр Грибоедов.

Детство Густава прошло в имении отца, ему было всего три года, когда умерла его мать. Образование получил в польском лицее в Кременце, считался одним из лучших. Ему было 17 лет, когда скончался отец.

Густав вскоре женился на юной француженке, с которой познакомился в Италии. Родители девушки переехали в имение зятя. От этого брака родились сын и дочь, но брак вскоре распался, а Густав в 1821 году уехал в Киев — его заочно выбрали губернским предводителем дворянства. Избрали молодого человека 23-х лет не за личные заслуги, а за почтение к роду, упоминавшемуся в летописях с XIV века. Кроме обязанностей маршала [необременительных], ему была предложена должность руководителя киевской масонской ложи «Соединенные славяне». В этой ложе состоял герой войны 1812 года генерал Раевский, с которым Густав не только познакомился, но и часто бывал в доме генерала и привязался к нему как сын.

В доме киевского губернатора граф познакомился с Пушкиным, с которым позднее встречался в Кишиневе и Одессе. Он даже посвятил Пушкину стихотворение на польском языке.

На посту предводителя дворянства граф Олизар, прославился гуманным отношением к крестьянам. Известны случаи, когда по его настоянию крепостных отбирали у помещиков за жестокое обращение и делали их государственными крестьянами. Именно поэтому графа пригласили участвовать в Южном обществе декабристов.

Когда Густав появился в доме Раевских, третьей дочери генерала Маше было 15 лет, и она была худеньким подростком. Но вскоре Мария так расцвела, что Густав влюбился и сделал письменное предложение, но получил отказ в двух письмах — от отца и дочери. Дочь называла причиной отказа его развод и то, что он уже имеет двоих детей, ее отец сослался на разницу религий как на непреодолимое препятствие. Позже Мария Раевская вышла за декабриста князя Волконского, и последовала за ним в Сибирь.

Густав плакал от отчаяния. Он уехал путешествовать, а позже купил участок земли в Крыму, построил имение и жил в уединении, общаясь только с прислугой. Именно в это время состоялось восстание декабристов, в котором он не участвовал, хотя и состоял в обществе.

Однако, как член «Южного общества», он был арестован и заточен в крепость, но не был осужден. Его отпустили на свободу, но ненадолго, вскоре он был вновь арестован уже по делу об участии в польском восстании 1830—31 годов. И снова выпущен за недоказанностью улик.

***

Из крымских сонетов Адама Мицкевича

Аюдаг

Люблю смотреть в простор с вершины Аюдага,

Как толпы грозных волн идут на приступ скал:

Сомкнулся черный строй и брызги расплескал —

Искрится, словно снег, серебряная влага.

Прибой, как рать китов, влечет вперед отвага,

Таранит берега и вспять уходит вал,

Но мечет на песок то жемчуг, то коралл,

Когда перекипит волны взбешенной брага.

Подобная волнам, все красит в мрачный цвет

Бушующая страсть, о юноша-поэт!

Но перед Музою смирится непогода,

Пронесшейся грозы повыветрится след.

И вдохновение, и радость, и свобода,

Бессмертные в веках, украсят твой сонет!

***

Николай Эрнст Бартоломей Ангорн фон Гартвис, 1793 — 1860.

Русский ученый в области садоводства и акклиматизации растений, второй директор Императорского Никитского ботанического сада (1827—1860), почетный член-корреспондент Российского общества любителей садоводства (1835—1860).

Пребывание в имении Артек — с 1825 по 1860 год. В 1832 году Гартвис купил часть имения [61 десятину] у графа Олизара. Николай фон Гартвис заложил в своем имении парк, в котором флористическое богатство не уступало Никитскому ботаническому саду [высадил более 100 видов деревьев и кустарников из разных стран мира].

***

Фамильный склеп Николая Андреевича фон Гартвиса [парк Гартвиса-Виннера в «Артеке»]

Построен в 1855 году. Автор проекта неизвестен. В склепе была похоронена в 1855 году жена Николая Гартвиса: Елизавета Федоровна, урожденная баронесса Розен из Дерпта.

Над склепом была построена часовня с беломраморной скульптурой, изображающей ангела-хранителя.

В годы Гражданской войны сооружение было разграблено, часовня разрушена.

В 1947 году при проведении земляных работ в парке была найдена статуя ангела-хранителя, которую передали Ялтинскому отделению Союза художников СССР.

[Фото из открытых Интернет-источников]

Гурзуфская бухта и Аю-Даг

Вид на Шаляпинскую скалу-мыс с «материка». Хорошо заметен переход к мысу. В отдалении — Адалары [из альбома Старый Гурзуф]

Курорт Суук-Су [спуск от дворца к морю]

Дом хозяев курорта Суук-Су Владимира Березина и Ольги Соловьевой [построен по проекту Владимира Березина]

Граф Олизар

Жанна де Ла Мотт

Домик миледи, ставший потом домиком основателя «Артека» Зиновия Соловьева [фото 1930 года]

Фамильный склеп фон Гартвиса в парке Гатрвиса-Виннера

Вид с гор на Гурзуф и Аю-Даг. Заметен мыс Шаляпина и в отдалении — острова Адалары

История 37-я. Мое открытие Лукоморья [часть 3-я]

ПОБЫВАТЬ в Гурзуфе и не восхититься панорамой Гурзуфской бухты, открывающейся с Мертвой долины, — непростительно. И пусть не смущает вас название: мертвые там с косами не стоят. Хотя со стороны эта возвышенность [она гораздо ниже окружающих гор, поэтому и прозвана «долиной»] действительно выглядит мертвой. Даже птицы над ней, как утверждает местное население, не летают. И я их там не видел. А вот морем с долины любовался. Многократно. И вот что в связи с этим я вам хочу сказать: стоит однажды взглянуть на Черное море с Мертвой долины, чтобы засомневаться: а не ошибочно ли мы его черным называем? Это о нем ведь запорожские казаки любовно говорили: «Наше самэ сынэсэньке море».

На мой взгляд, в название ошибка могла вкрасться вот откуда. Когда-то крымское море [обзову его так условно] величалось Чермным. Потому что принадлежало Чермной Руси. А потом какой-то не великий знаток языка пометил его на карте Черным, что совсем не идентично названию Чермное [т.е., Багряное]. Но нас сейчас не названия интересуют. Вы обратите внимание, насколько низко облака спускаются к Мертвой долине! Так и думается: разбежишься сейчас, наберешь побольше воздуха в легкие для радостного возгласа — и взлетишь высоко-высоко… прямо к облакам.

И останется под тобой полулунный пейзаж: необычное нагромождение камней и почти полное отсутствие растительности. Кстати, я замечал не единожды: ближе к полудню жители Гурзуфа группками и по одиночке поднимаются на Мертвую долину с самодельными, приличных размеров, сачками и скоро так, размахнувшись от души, ловят облака. Затем быстро сворачивают сачки и уносят добытое в небесах в город. Зачем это делается, я так и не понял. А спросить постеснялся. Подумал: за дурачка примут.