— Я пришел не для того, чтобы с тобой ссориться.

— Да неужели? Вполне возможно. Но я не собираюсь выяснять причины того, что ты мозолишь мне глаза, да мне это и совсем неинтересно.

— Я хочу извиниться. — Мукуро легко ударил его по руке, заставляя отпустить ручку двери, и развернул к себе, схватившись за его плечо и едва ли не прижимая его к двери. — Я серьезно, Кея, — без тени улыбки произнес он, глядя на обескураженного Хибари. — Я был сопливым мальчишкой, мечтал о всеобщем апокалипсисе, у меня были глупые амбиции и я едва тебя знал. Сейчас многое изменилось: мы с тобой уже такие взрослые, более уравновешенные и не оставляем за своими спинами беспорядочную гору трупов, и я действительно хочу попросить прощения.

— «Мы с тобой»… — повторил за ним Кея и стиснул челюсть. — Ты не думал, что мне твои извинения не нужны? Если ты вдруг постиг дзен и стал воплощением смиренности, — на этих словах он пренебрежительно усмехнулся, — вперед. Меня это никоим образом не касается. Я просто хочу, чтобы ты держался от меня подальше. Знаешь, чтобы я не забил тебя до смерти.

— Я бы мог исправить свои ошибки. С твоим сыном.

Хибари зловеще оскалился и угрожающе прищурил глаза.

— С моим сыном? И каким это образом?

— Я мог бы учить его. Брось, Кея, ты прекрасно понимаешь, что я один из немногих, кто действительно может ему помочь. Ты знаешь, какой он, — посмеялся Мукуро, вспоминая его ужимки и кривляние, не вызывающие ничего, кроме смеха и жалости. — Не такой как ты. Слабый, трусливый и глупый мальчишка.

Хибари хмыкнул, но то, что он промолчал, уже говорило о том, что он и сам это понимает и знает. И более того — сейчас он готов был слушать, пусть это не так яро показывал.

— Твой Тамашима, Кусакабе, Якихико, да кто угодно — никто из них не способен ни на что, и это видно на самом Катсу, разве я не прав?

— Я знаю, чего ты хочешь, Рокудо, — после непродолжительного молчания ответил Хибари. — Катсу… он похож на меня внешне, хочу я этого или нет. И поэтому я знаю, чего ты хочешь. И я повторяю тебе: я не желаю видеть тебя рядом со мной или моим сыном.

— Вот как? Не очень-то ты умело играешь любящего отца. Даже запрещая мне видеться с ним, ты думаешь только о себе.

— Я не любящий отец, — отрезал Хибари и стряхнул его руку. — А теперь проваливай. У меня много дел.

— Думаю, мы продолжим разговор.

— Этого не будет, — отчеканил Кея и вышел как раз вовремя, когда самообладание начинало его покидать. Отвратительное чувство омерзения и зудящее желание отмыть те части тела, которых касался Мукуро, раньше бывшее таким привычным, но уже почти забытое после долгих лет свободы от ходячего напоминания о прошлом, снова охватило его, и он передернул плечами, едва подавив желание поежиться.

***

— Доброе утро!

Вместе с громким веселым приветствием оглушительно хлопнула дверь, и в лицо Катсу прилетела тяжеленная сумка.

— Юи! — воскликнул он, пытаясь отряхнуть учебник от пролитого кофе. — Кто тебе разрешал заходить в мой кабинет?

— Аа, прекрати корчить из себя неизвестно кого.

Юи плюхнулась на диван и развалилась на нем, раскидав в стороны руки и ноги. Она была дочерью Савады — единственной и горячо любимой как отцом, так и мачехой, которую, впрочем, она тоже любила и называла не иначе как мама. Киоко умерла при родах, желая сохранить жизнь своему ребенку, нежели себе самой, и Тсуна прошел долгий путь от ненависти к собственной дочери к почти слепому обожанию. Юи была веселой, хулиганистой девчонкой со средними оценками и средними успехами в спорте, она обожала деловые встречи, всегда присутствовала на тренировках и не слишком опасных сражениях, и, хоть была одногодкой Катсу, обгоняла его в развитии способностей в несколько раз. Также она была очень миленькой, с огромными, как у родителей, карамельными глазами и широкой улыбкой в стиле Ямамото, и Катсу, может быть, испытывал бы к ней симпатию, если бы не одно «но». Его отец по-настоящему уважал Юи. Он тренировался с ней, разговаривал, осведомлялся о ее делах без вселенской тоски в глазах и полного равнодушия. Иногда… нет, часто казалось, что он больше предпочел бы ее своим ребенком, нежели его самого.

— Звонок на урок уже прозвенел, — вздохнул Катсу, понимая, что ему придется покупать новую книгу.

— Но ты же продолжаешь торчать здесь, — резонно заметила Юи.

— Я вообще-то работаю по делам комитета! А ты просто прохлаждаешься, дура, — возмутился Катсу. Юи подбежала к его столу и наклонилась к нему, чтобы чмокнуть его в нос. — Э-эй, перестань так делать, идиотка! — отпрянул он от нее, едва ли не падая со стула.

— Ахаха, ты покраснел! — рассмеялась она, задорно глядя на него. — Чего ты так реагируешь, я ведь тебя всегда целовала.

— Когда мы были детьми, — раздосадовано буркнул раскрасневшийся Катсу, отводя взгляд.

— А ты и сейчас ребенок.

— Ты тоже!

Юи хохотнула и запрыгнула на стол, прямо рядом с ним, и оживленно закачала ногами, насвистывая какую-то мелодию из детской песни. Катсу насуплено молчал, пытаясь вникнуть в написанные отчеты, но мысли расползались, словно тараканы.

Она и впрямь вела себя не так, как должна вести себя настоящая девушка по представлениям Катсу. Его идеалом была мама: добрая, тихая, скромная, с теплой, едва заметной улыбкой и плескающимся в глазах солнцем. К сожалению, таких больше он никогда не встречал. Кроме Дино, но он был мужчиной.

А эта Юи постоянно выводила его из себя, любила ставить его в неловкое положение, да еще и… отбирала на себя все внимание отца.

— Как Хибари-сан? — спросила она без задней мысли.

— Нормально, — произнес он, поднялся и отвернулся к окну, делая вид, что высматривает во дворе валящих с уроков прогульщиков. Вдруг он замер и затаил дыхание, увидев знакомую фигуру. — А…

— Хм? — Юи заглянула ему в лицо и с любопытством проследила за его ошалелым взглядом. Во дворе, возле ворот, прислонившись к забору, стоял какой-то мужчина в светлом пиджаке. Странно, но почему-то внутри что-то больно кольнуло, словно предвещая что-то нехорошее.

Катсу развернулся и выбежал из кабинета, хлопнув дверью. В коридорах было пустынно и можно было безнаказанно носиться по коридорам и лестницам, чем он и воспользовался. К слову, он частенько занимался подобными вещами во время уроков, когда все учителя и ученики чинно сидели в кабинетах.

— Ты что здесь забыл?! — крикнул Катсу, уже подбегая к Мукуро, который при его виде выпрямился и приветливо помахал рукой.

— Какая горечь. Я надеялся на более радушный прием.

— Да сейчас прям, — гневно фыркнул Катсу, опасливо огляделся и, заметив в окне наблюдающую за ними Юи, схватил Мукуро за руку и затащил за забор, скрывая его от любопытных глаз. — Ты портишь мою репутацию, — вздохнул он, прикладывая к лицу ладонь.

— Репутацию? — усмехнулся тот.

— А что, ее у меня не может быть? — разозлился Катсу. — Если бы меня не боялись, я бы тут не был главой дисциплинарного комитета. И все меня считают социопатом.

— Социопатом! — рассмеялся Мукуро, припоминая, что когда на Кею вешали кучу ярлыков: социопатия, диссоциальное расстройство личности, нарциссизм и много чего еще, уже и не припомнишь. — А ты уже кого-нибудь покалечил в этой школе? Продолжаешь дело своего отца?

Катсу застыл, отвел взгляд и смущенно улыбнулся.

— Эмм… нет.

— Ты шутишь?

— Ахах, не доходило до этого как-то. Всем хватало одного моего грозного вида. — Катсу вспыхнул, заметив на себе скептический взгляд Мукуро. — Ты просто видел меня не с той стороны, с которой меня видят другие! Я перед другими асоциальный тип, жестокий и безразличный к чужим страданиям. В какой-то мере я и такой…

— О, смотри, котенок не может слезть с дерева! — ткнул в сторону Мукуро.

— Где?! — засуетился Катсу, испуганно озираясь. Мукуро вздохнул и улыбнулся. — Ну ты и козел, — обиженно протянул Катсу, поняв, что его только что развели.

Мукуро положил руку на его голову и взъерошил его волосы. Темные, жесткие, в которых путаются пальцы и…