Клиги в доме были всегда, но читать в эти последние годы Короткову удавалось лишь урывками. Дочь Юля хорошо помнит, что любимыми книгами ее отца были дилогия Томаса Манна о короле Генрихе IV и «Мария Антуанетта» Стефана Цвейга, читал он их в оригинале, то есть на немецком языке. Жена Ирина Александровна рассказала автору, что последними книгами, которые читал, даже изучал Александр Михайлович, были многотомный труд Уинстона Черчилля «Вторая мировая война» (его издали на русском языке небольшим «закрытым» тиражом и рассылали по списку, в духе того времени, особо ответственным работникам) и только что изданные воспоминания видного государственного деятеля дореволюционной России графа Сергея Юльевича Витте.

Сегодня, когда с политической карты Европы исчезла фактически почти одновременно с разрушением «Берлинской стены» Германская Демократическая Республика, у читателя может возникнуть правомерный вопрос: чего же стоят, в таком случае, победы и достижения советской разведки в противоборстве с ее территории со спецслужбами западных держав?

Но история бывает порой щедра на самые удивительные парадоксы. Рискуя вызвать на себя огонь профессиональных политологов, международников, прочих умных специалистов, автор тем не менее не может удержаться, чтобы не высказать некое суждение. Общеизвестно, что нынешняя Федеративная Республика Германия, в состав которой вошли и округа бывшей ГДР, является государством демократическим, миролюбивым, с высоким уровнем жизни всех слоев населения, с наилучшей, возможно, в мире системой социальной защиты трудящихся пенсионеров.

Так вот… По мнению автора, население ФРГ во многом обязано своим нынешним благополучием тем усилиям, которые приложили в свое время СССР и ГДР, а также их спецслужбы, разведка и контрразведка, в период «холодной войны» в борьбе со своими противниками на Западе.

Используя, в частности, сведения, добытые и проверенные разведкой, Советское правительство и власти ГДР убедительно и успешно, с цифрами и фактами в руках изобличали реваншистские и милитаристские потуги реакционных кругов в западных оккупационных зонах, а затем ФРГ, снисходительность властей к нацистским военным преступникам, проникновение бывших видных гитлеровцев в правящие и влиятельные структуры, оголтелые призывы всякого рода «Союзов изгнанных» к возвращению к границам 1939 года и прочее, и прочее.

Дабы не уронить себя в глазах мирового общественного мнения собственного народа, правящие круги ФРГ вынуждены были волей-неволей предпринимать меры, в том числе и достаточно жесткие, чтобы покончить с этими явлениями, дискредитирующими боннскую республику.

С другой стороны, дабы доказать населению ГДР преимущества западного образа и качества жизни, власти ФРГ, и федеральные, и земельные, должны были энергично заботиться о защите интересов трудящихся, обеспечивать занятость населения, хорошие заработки, обустройство систем общего и специального образования, медицинского и пенсионного обслуживания и тому подобного.

Следовательно, есть в том заслуга генерал-майора Александра Короткова и его сослуживцев той поры.

В середине июня 1961 года пришла правительственная телефонограмма: надо вылетать в Москву. Вызов был не из КГБ — из секретариата ЦК КПСС. Стало быть, следовало ожидать серьезного разговора на самом высоком уровне. Коротков свои разногласия с Шелепиным по принципиальным вопросам на люди не выносил, хотя порой их разговоры проходили на повышенных тонах. Сорваться он себе позволить не мог, понимал, что «Железный Шурик», которому в чем в чем, а в выдержке не откажешь, непременно использует срыв с его стороны в свою пользу.

Как вспоминал впоследствии генерал-лейтенант С. А. Кондрашев, хорошо знавший Короткова, «у Шелепина был неоспоримый талант интригана.

Первым делом он предпринял все возможное, чтобы избавить КГБ от влияния Короткова, чрезмерная прямолинейность которого оказалась Шелепину не по вкусу».

Более того, как свидетельствует Кондрашев, Шелепин даже дал указание контрразведке наблюдать за работой аппарата в Карлсхорсте и за самим Коротковым, включая все его контакты с друзьями и коллегами.

Собственных дел у Короткова в тот момент в ЦК не было, знал, что особых претензий со стороны тех сотрудников аппарата Старой площади, с которыми он постоянно решал свои вопросы, тоже нет. Значит, инициатором его вызова в ЦК был Шелепин.

Ирина Александровна выехала в Москву на неделю раньше мужа, чтобы привести в порядок квартиру, решить какие-то домашние, да и свои собственные рабочие дела. Коротков прилетел (он терпеть не мог тратить сутки с лишним на поезд) за четыре дня до разговора в секретариате, назначенного на 27 июня.

Прилетев в Москву, Коротков сразу пошел в КГБ, в нескольких управлениях и службах решил набежавшие со времени последней командировки текущие дела. Ничего экстраординарного. О причине его вызова в ЦК, как он понял, никто в КГБ ничего не знал. Возможно, что-то было известно начальнику ПГУ Сахаровскому или кому-то из заместителей Шелепина, но они и виду не подали, что в курсе дела.

Как вспоминает Ирина Александровна, настроение у мужа было не то чтобы подавленное, но и не веселое. Как-то обронил, что все ему надоело, что возвращаться в Германию он уже не хочет, что если в ЦК его узел с Шелепиным не развяжут, он либо выйдет на пенсию (выслуги хватало), либо попросится на работу начальником ташкентской разведшколы. Почему ташкентской, а не, скажем, ленинградской? Ирина Александровна этого так и не поняла. Возможно, то было лишь проявление досады с его стороны.

За два дня до явки в ЦК пошли в гости к старым московским друзьям. Вечер прошел нормально, достаточно спокойно, но к концу, когда настало время расходиться, Александр Михайлович вдруг, извинившись, прилег на несколько минут на диван. Жена встревожилась: такого с Александром Михайловичем за все время их совместной жизни не случалось.

— Саша, тебе что, плохо? — спросила она.

— Да нет, видимо, просто устал, — с некоторым недоумением ответил Коротков. Похоже, он и сам не мог объяснить, почему у него вдруг появилось желание немного полежать.

Вечером следующего дня Ирина Александровна, чтобы улучшить настроение мужа, вытащила его в театр. Название пьесы за давностью лет позабыла, помнит только, что то был спектакль МХАТа, но почему-то (возможно, из-за ремонта) в помещении Малого театра.

В театре Коротков оживился, домой вернулся в хорошем настроении. О вчерашнем эпизоде в гостях ни он, ни Ирина Александровна не вспоминали. Никогда ранее Коротков ни на какие недомогания не жаловался, ничем не болел, последний диспансерный осмотр прошел вроде бы нормально.

Перед тем как пойти в театр, из КГБ позвонил в Карлсхорст, начальнику немецкого отдела Борису Иванову. Спросил, состоялась ли в Западном Берлине запланированная встреча со связником «Курта» — «Эрихом». Состоялась, все в порядке. Прежде чем повесить трубку, вдруг сказал Иванову: «Больше я к вам не приеду».

Утром 27 июня Коротков проснулся как обычно. Был собран и подтянут. Побрился, позавтракал. За столом шутил. Похоже, был полностью подготовлен к нелегкому разговору в ЦК. Никаких разговоров об отставке или ташкентской школе. Вызвал машину и уехал.

Вернулся около трех часов дня. Домой на улицу Горького шел пешком. Был оживлен, даже весел. Сообщил только, что все в порядке. Драка с председателем не состоялась. Готовиться к возвращению в Берлин.

От полного обеда отказался. Съел только тарелку холодного борща (день был жаркий) и ненадолго прилег. Сказал, что договорился с Серовым встретиться в шесть часов, когда тот освободится в Главразведупре, на «Динамо», поиграть часок-другой в теннис. Ирина Александровна стала возражать, но Александр Михайлович стоял на своем. Дескать, надо расслабиться после всей этой дурацкой нервотрепки. Да и Ивана Александровича подводить неудобно.

В пять часов переоделся, собрал сумку с ракетками, мячами, спортивной обувью и костюмом. Уехал.