Исин последний раз дернулся, недовольно, даже по-детски, простонав, и обмяк в чужих руках. Оле-Лукойе облегченно вздохнул и продолжил свой спуск. Как только они приблизились к самому городу, поравнявшись с крышами высотных зданий, ветер чуть поутих, поэтому стало сложнее лавировать между домами. Порой, Чондэ приходилось отталкиваться ногами от стен, чтобы исправить свой курс.

Оле-Лукойе вместе с болтающимся у него в руках Чжан Исином неумолимо приближались к земле. Небо все так же горело закатом, и казалось, что здесь оно всегда такого цвета. Люди прогуливались по улицам, но вопреки ожиданиям, никто даже не обратил внимания на двух молодых людей, спускающихся с неба. Будто бы для жителей этого города подобное было нормальным явлением. Уже у самой земли Оле вытянул ноги, напрягая их, и мягко приземлился, опуская Исина и закрывая зонт.

— Можешь открывать глаза, — спокойно сказал Чондэ, заботливо поправляя одежду на своем спутнике и приглаживая его растрепавшиеся от ветра волосы.

Исин послушно открыл глаза, но первое, что он увидел, было, конечно же, сосредоточенное лицо Оле-Лукойе, в этой странной серой шапке, которая выбивалась из общего стиля. Исин и раньше это замечал, но всегда в одежде или внешности Оле были какие-то детали, которые добавляли бунта в его строгий классический образ, вроде кудряшек, клетчатых штанов или этой шапки. Но Чжан Исину это нравилось. Все нравилось. И кудряшки, и клетчатые штаны, и эта шапка, и неизменное черное пальто, под которым также неизменно был черный свитер с высоким горлом, подчеркивающим острые скулы, и казаки на его ногах, и тонкую полоску серебряного кольца на безымянном пальце, которое так старательно пытался не замечать.

Чжан Исин смотрел сейчас на Оле-Лукойе, и пусть этот человек уже казался ему родным и таким знакомым, все равно было ощущение, что Исин видит его впервые.

— Ну, вот, — заключил Чондэ, довольный своей работой, — теперь тебя не стыдно и миру показать.

— А до этого стыдно было? — с сомнением уточнил Исин.

— Нет, конечно, — негромко засмеялся Оле, — просто был немного растрепанный, а теперь такой красавец, хоть картины пиши.

Чжан опустил голову, смущенно улыбаясь. Он уже и забыл совсем, что недавно они ссорились. Казалось, что и не было ничего до небесного города. С Оле никогда не бывает «до» или «после», с ним есть только сейчас. Иногда Исину казалось, что за пределами этих снов ничего нет, да и никогда не было. Он ощущал себя живым только в них. Когда боялся, злился, улыбался, восхищался, радовался. Когда был счастливым. И в минуты счастья или злости, страха или боли, с ним рядом всегда был Оле-Лукойе, незримо защищая и поддерживая, будто бы был его ангелом-хранителем.

— Мне нравится, когда ты такой, — тихо проговорил Чондэ.

— Какой?

— Когда радостно улыбаешься, и глаза у тебя сияют от восхищения. Мне нравится, что ты ведешь себя словно ребенок, так же восторженно и наивно воспринимая мир, который я показываю тебе. Мне нравится, даже когда ты меня не слушаешь, потому что всегда поступаешь так, как велит тебе сердце. Таким я хочу тебя запомнить.

— Почему ты говоришь мне это?

— Потому что завтра или уже через несколько минут, возможно, в тебе снова что-то изменится, ты станешь обычным взрослым и будешь злиться на меня, а может быть и ненавидеть. И я буду жалеть, что взял тебя с собой, потому что ты не сможешь в полной мере оценить то, что я покажу тебе.

Исин закусил губу. Он понимал, что его сейчас укоряют. Его не ругали, не грозили ему пальчиком, но он чувствовал себя виноватым, потому что дал волю не тем эмоциям. Сейчас ему это казалось глупым, он понимал, сколько возможностей он упустил только потому, что был обычным взрослым. И сейчас он понимал, почему Оле так нравится, когда он ведет себя по-детски беспечно.

— Знаешь, Оле, — тихо проговорил Исин, — я понимаю, что был не прав, что ты еще ни разу не дал мне повода усомниться в своих словах, но…

— У тебя были тяжелые дни, не так ли? — понимающе произнес Чондэ. — Я знаю. У всех бывают тяжелые дни. У меня их было чуточку больше, чем у тебя. Поэтому я хочу, чтобы ты знал, Чжан Исин: не важно, насколько плохо или тяжело тебе было, это не должно мешать тебе радоваться жизни. Именно трудности дают нам понять, как важны минуты счастья. Впереди у тебя еще много тяжелых дней, еще больше чем было до этого. Но не думай о них, потому что они проходят. Сейчас и здесь, нет повода унывать из-за случившегося, потому что все это уже в прошлом. Цени минуты настоящего, потому что именно они самые ценные и самые незаметные. Именно они преисполнены счастьем, а мы их упускаем. Чтобы быть счастливым, научись видеть их среди вороха суеты и забот. И улыбайся, Чжан Исин… улыбайся.

Чжан Исин поджал губы, чувствуя, как болезненно сжимается его сердце от слов Оле. Внутри что-то переворачивалось от мягкого голоса этого человека. Его слова звучали как истина, в них не хотелось даже усомниться. Они были полны безграничной мудрости, но не это заставляло Исина так болезненно их воспринимать. Это было не в самих словах, не в их сути, а где-то между строк, и находило отражение на глубине глаз Чондэ.

— Оле, — сдавленно произнес Исин, — я собираюсь тебя обнять.

— Стой, что…? — только и успел сказать Оле-Лукойе, и звонко засмеялся, когда молодой человек почти нырнул в его объятья.

Исин прижимался к Чондэ, словно бездомный котенок, нуждающийся в защите и любви. Он уткнулся Оле в плечо, и до боли, до побелевших костяшек вцепился в пальто на его спине, словно боясь, что его могут оттолкнуть.

— Я всего лишь хотел сказать тебе, Оле, — зашептал Исин, — что иногда мне бывает страшно, иногда я не понимаю, что происходит, и мне бы хотелось, чтобы кто-то просто взял меня за руку или ободряюще похлопал по плечу, сказав, что все будет хорошо. Я не такой сильный как ты, Оле. Мне нужна поддержка и защита. И я не против получить её от тебя, когда в ней нуждаюсь. Ты ведь такой мудрый, ты должен это понимать.

— Долгая жизнь не означает мудрость, — Чондэ сцепил руки, обнимая Исина за плечи и прижимая к себе, — я прожил достаточно, чтобы обдумать многие вещи, но недостаточно, чтобы научиться понимать других людей. В конечном итоге, с людьми я прожил меньше, чем без них. И как бы сильно мне не было неприятно отождествлять себя с ними, я должен признать, что спустя столько лет, я все еще больше человек, чем мне бы хотелось в это верить…

— О чем ты? — Исин немного отстранился, чтобы заглянуть в черные глаза Оле-Лукойе, отражающие кроваво-красное небо.

— О том, что этот мир полон людьми не похожими на тебя, что очень прискорбно. Иногда мне доводилось видеть такое, что было противно даже допускать мысль, что я тоже человек. И, тем не менее, это было то, что заставило меня понять, что я, на самом деле, не сильно отличаюсь от них.

Исин вопросительно приподнял бровь и непонимающе склонил голову на бок. Несмотря на то, что Чондэ говорил напрямую, он всегда увиливал от сути. Ходил кругами, путал, поэтому получалось, что даже когда он говорит все, он не говорит ничего. Это создавало иллюзию искренности, но на самом деле только умножало количество загадок и вопросов, окружавших образ Оле-Лукойе.

Молодой человек не мог знать, не мог даже мысленно в теории допустить, что происходит в голове Чондэ. Какой путь он проделал вплоть до их первой встречи, что осталось за кадром. Исин не знал, какой была жизнь Оле, но в глубине души понимал, что в ней было и есть много боли, грусти и одиночества. Это отражается в его глазах, вместе с бескрайним небом, по которому нечаянно разлили закат.

Исин снова уткнулся в плечо Чондэ, вдыхая приятный запах горячего шоколада вперемешку с запахом страниц новой книги.

— Ты замечательный, Оле, — со всей искренностью проговорил Чжан, стараясь передать в короткой фразе всю безграничную палитру эмоций, которую привнес в его жизнь Чондэ. Исину просто не хватало слов, чтобы выразить сейчас то, как важно ему присутствие Оле-Лукойе в его жизни. Он хотел хоть как-то сгладить боль и одиночество Чондэ, но не имел на это власти. Не находил слов, чтобы сказать, что их встреча была, возможно, переломным моментом в жизни Исина, и он бы очень хотел, чтобы эти приключения не исчезли бесследно с наступлением утра, потому что, в конце концов, Чжан Исин будет очень скучать.