Да, в итоге Бэкхён все равно вмешивался. Так уж вышло, что о человеческих отношениях он знал если не все, то многое. Особенно это касалось отношений двух влюбленных. У Купидона был огромный багаж знаний, которым только и нужно было, что дать практическое применение. Он знал как выстроить идеальные отношения, и он бы с радостью использовал эти знания себе во благо, то бишь испытывал на собственной шкуре, вот только не мог. Не было у него ни с кем отношений, как и повода доводить их до совершенства. Так что он хотел делиться этими знаниями с другими, но немного издалека. Указывая на ошибки, раздавая советы, но ни в коем случае не принуждая и не заставляя, потому что пока человек сам не поймет, что в его интересах к советам Купидона прислушиваться, что-то делать вообще бессмысленно. Спасение утопающих дело рук самих утопающих. Купидонье дело малое – вбросить информацию и бежать, а они пусть сами решают, нужно им это или нет, и что с этим делать. А встревать в отношения, особенно вот в такие сомнительные и очень неопределенные моменты, погруженные в молчание – себе дороже. Так что Бэкхён предпочитал отсиживаться в стороне, уплетая конфеты за обе щеки, и наблюдать.

В кухне было тихо. Напряженно тихо. Они сохраняли молчание ровно до тех пор, пока входная дверь за Исином не захлопнулась.

— И какого черта это сейчас было? — Чондэ вскинул голову и озлобленно посмотрел на Бэкхёна.

— Это? — Купидон ткнул пальцем в сторону двери. — Исин только что ушел в магазин…

— Я не об этом тебя спрашиваю, — зашипел Чондэ, — что это за клоунады были с «давай поговорим о Минсоке» и зависаниями на целую вечность? Ты системку свою, — он постучал пальцем по виску, — перезагружать не пробовал?

— Ах, ты об этом, — махнул рукой Бэкхён, — это был банальный блок. Похоже, Минсок не очень хочет, чтобы я говорил некоторые вещи в присутствии отдельных личностей…

— Каких еще личностей? — озадачился Чондэ. — Ты имеешь в виду Исина?

— Возможно, — пожал плечами молодой человек, — если честно, понятия не имею. Может быть ты тоже являешься отдельной личностью…

— И как ты собираешься понять при ком из нас это не работает?

— Что значит как? Выгонять вас из дома поочередно, пока не пойму на кого именно поставлен этот блок. Все гениальное просто, Чондэ!

— Хорошо, выгнал ты Исина и? Что дальше? Чувствуешь какие-то изменения?

— Ну, — Бэкхён задумчиво почесал шею, — нет, вообще-то. Но давай проверим, есть ли изменения.

Купидон демонстративно прокашлялся в кулак, помолчал секунду, прикрыв глаза, и, сделав глубокий вдох, выпалил на одном дыхании:

— Минсок категорически против ваших отношений и постоянно в них вмешивается потому, что боится, что его снова бросят!

На кухне воцарилось гробовое молчание. Чондэ нечитаемым взглядом глядел на Бэкхёна, очень медленно и постепенно осознавая сказанное.

— Фух, — выдохнул Купидон, — гляди-ка, сработало. С первого раза угадал! Вот это да! Ай да Бэкхён, ай да молодец!

Он погладил себя по голове, смущенно улыбаясь, и даже не заметил, что с того момента, как закончил фразу, Чондэ даже не шелохнулся.

— Что ты только что сказал? — еле слышно выдохнул Ким.

Только после этой фразы Бэкхён обратил на него внимание. Повернулся и долго смотрел, будто бы его взгляд мог сказать значительно больше, чем сотня и тысяча слов, только Чондэ не понимал невербального посыла. Купидон устало выдохнул.

— Не делай такое удивленное лицо, — тихо произнес он, — как будто не понимаешь, о чем я говорю.

— Я не понимаю, — вкрадчиво произнес Чондэ.

— «Не понимаю» и «не хочу понимать» разные вещи, — Бэкхён махнул рукой и вальяжно откинулся на спинку стула. — Ты видел, подмечал, просто не делал выводы. Когда я все тебе разжую и в ротик положу, ты поймешь, что уже знал это. Поймешь, что все было предельно очевидно, просто ты никогда не придавал этому значения.

— Чему? — хрипло произнес Чондэ, разводя руками. — Начни уже вещать, потому что я не собираюсь играть в угадайку.

— Думаю, было бы очень увлекательно, если бы я, не используя слов, пытался тебе изобразить, что Минсок всего лишь маленький мальчик, отчаянно жаждущий внимания.

— Маленький мальчик почти двухсотлетней выдержки, — фыркнул Чондэ.

Бэкхён горько усмехнулся. Ему отчего-то было немного жаль Минсока, ведь на его плечи слишком рано свалился груз ответственности, непосильный даже для взрослого человека, а Минсок был совсем ребенком. Ему стремительно пришлось повзрослеть еще до того, как он вступил в должность, но он все равно так и остался маленьким мальчиком.

— Это так забавно, — Купидон отстраненно скользнул пальцем по столешнице, будто собирая несуществующую пыль.

— Что именно?

— То, как вы оба начинаете саркастично отшучиваться и презрительно фыркать, когда кому-то удается добраться до сути проблемы…

Бэкхён поднял на Чондэ взгляд. Такой пронзительный, полный мудрости. Он как будто видел Чондэ насквозь, и не мудрено, ведь за долгие годы службы у него было достаточно времени и возможностей, чтоб научиться разбираться в людях. Чувствовать их.

— Что же это за условный рефлекс у вас, братьев, такой, — грустно выдохнул Бэкхён, — когда речь заходит о чем-то действительно важном, старательно от этого открещиваться и демонстративно скалить зубы. Что ты, что Минсок. Разве можно так? Притворяться, будто ничего не было. Ваше отрицание не изменит факта существования проблемы. Вместо того, чтобы утверждать, что ее нет, стоит попытаться ее решить?

— Решить? Что решить? — огрызнулся Чондэ. — Что отец наш был мудаком?

— Нет твоего отца больше, — властно произнес Бэкхён, — единственный мудак здесь ты. Да, у тебя было не самое счастливое детство, отец был тем еще козлом, это оставило на тебе определенный след, но детство кончилось и отца больше нет. Он ничего не может тебе сделать, а ты продолжаешь винить его во всех своих бедах! Кирпич на голову упал. Кто виноват? Конечно же твой отец, который был мудаком.

— Не утрируй, — раздраженно бросил Чондэ.

— А я и не утрирую! Ты вечно ищешь виноватых в своих ошибках и промахах, но единственный кто в них виноват – ты. Хватит уже искать оправдания тому, что ты превратился в мудака. Да, у тебя было хреновое детство, да, отец не из лучших, но, поверь, бывало и хуже. За всю историю мира множество людей сталкивались с подобным, только не все стали отбитыми негодяями. Вместо того, чтобы оправдывать свои идиотские поступки ужасным детством, они направляли все силы на то, чтобы не допустить повторения истории.

Чондэ отвернулся, раздраженно поджимая губы. Он не хотел слушать нотации. Может быть он и понимал прекрасно, что Бэкхён прав, но был в корне с ним не согласен, потому что считал, что имеет право быть тем, кем стал. Он так протестовал против мира, который сам теми или иными способами сделал его таким.

И это было забавно, учитывая, что когда подобные реплики, только касающиеся отношений, звучали в адрес Исина, Чондэ с Бэкхёном безмолвно соглашался. Мол, да, действительно, Исин, хватит винить всех подряд, ты виноват в этом не меньше меня, хотя и я оплошал. А сейчас, когда Бэкхён говорит ему ровно то же самое, только немного другими словами и применительно к другой ситуации, он отказывается признавать его правоту.

— Хватит уже прибедняться и корчить из себя жертву, — презрительно фыркнул Бэкхён, — тебе вообще грех жаловаться…

— Грех жаловаться? — пораженно вскрикнул Чондэ.

— Конечно, все шишки ведь на Минсока падали, — саркастично сказал Купидон, — а он, бедный, с готовностью подставлялся под удары, лишь бы быть кому-то нужным.

— Вовсе нет, — мотнул головой Чондэ, который отказывался соглашаться с этим утверждением. И черт знает, почему именно он не хотел этого признавать. То ли потому, что это означало необходимость принимать последствия событий прошлого, которые очень живо были представлены в формировании личности Минсока, то ли не потому, что это делало его не единственным, кто пострадал, а значит в два раза уменьшало жалость и сострадание к нему. И бравировать своим прошлым ему, соответственно, для оправдания своих поступков было бы не эффективно.