— Ничего страшного, — Чондэ поставил кружку себе на колено, меланхолично поглаживая её пальцами, — все в порядке. Я же знаю, что ты все это делаешь не для того, чтобы меня обидеть или…

— Не для того. Спасибо тебе за все, что ты делаешь. Ты мне нравишься. Правда нравишься. Ты очень хороший…

— Я… — Оле-Лукойе поджал губы на мгновение, не желая произносить это, но все равно зачем-то произнес, — не хороший… и видит Бог, мне очень не хочется, чтобы ты испытал это на себе.

— Не говори глупостей, — Исин легонько толкнул Оле в бок, — ты самый замечательный…

Чжан замолчал. Он уже балансировал на грани сна и реальности, не в состоянии отличить одно от другого. Ему показалось странным, что он находится во сне, но при этом все равно постоянно засыпает. Вероятно, это нужно было для того, чтобы проснуться, однако Исин не был в этом уверен. Он бы хотел спросить об этом, только не мог сформулировать вопрос.

— Я люблю тебя, — тихо пробормотал Исин, перепутав реальность со сном. Сложно сказать, предназначалось ли это Оле-Лукойе или Чжан говорил это кролику из своего сна. Так или иначе, слова сами сорвались с губ, и это было неожиданно для обоих.

Чондэ осторожно коснулся губами макушки Исина, чувствуя, что эта короткая фраза переворачивает все в его груди, выворачивает наизнанку, оставляя только горечь и боль. Оле-Лукойе не верил в правдивость этой фразы, но иллюзия её реальности была очень сладкой. Эта фраза давала зыбкую надежду, которой у Чондэ уже просто не могло быть. Ему не на что было надеяться.

Оле-Лукойе еще долго сидел неподвижно, погруженный в свои мысли. Он слышал чужое тихое дыхание, чувствовал, как спокойно бьется чужое живое сердце. В такие минуты он почему-то действительно жалел, что не может остаться один, наедине со своей болью. Его боль утихала в одиночестве или в суете, но вот в такие спокойные минуты она обрушивалась на голову огромной волной бушующих черных вод. И словно бы не было этой веселящейся команды, не было корабля. Чондэ тонул, а Исин, спокойно спящий у него на плече, тянул его ко дну.

По щеке скатилась одинокая слеза. Чондэ небрежно быстро вытер её тыльной стороной ладони. С чего бы ему вдруг раскисать. Он так долго держался, почему вдруг сейчас, когда нет на это никаких видимых причин. А может быть есть одна…

Оле повернул голову, с нежностью и болью смотря на спящего Исина.

— Пора возвращаться, спящая красавица, — тихо проговорил Чондэ, мягко улыбаясь, и поцеловал Исина в лоб.

Стараясь не разбудить Чжана, Оле-Лукойе осторожно водрузил спящее тело себе на спину. Исин интуитивно сцепил руки вокруг шеи Чондэ, словно маленький ребенок, прижимаясь к широкой спине.

— Ладно, друзья, — Оле-Лукойе говорил не очень громко, чтобы Исин не проснулся, однако команда резко затихла и обратила внимание на капитана, — мне снова придется вас покинуть. Ведите себя хорошо, я скоро загляну к вам.

— До встречи, капитан.

— Счастливого пути, капитан.

— Будем вас ждать.

— Захватите с собой пару бочек рома в следующий раз.

Чондэ улыбнулся, слыша, как команда наперебой продолжает кричать ему вслед, и побрел на палубу. Ночной ветер остужал разгоряченные щеки, пробирался под одежду. Оле с беспокойством обернулся на Исина, волнуясь, что тот может замерзнуть.

Опустив Исина на палубу, Чондэ стянул с себя пальто и надел его на Чжана, после чего водрузил спящего молодого человека обратно себе на спину, взобрался на фальшборт и оттуда спрыгнул прямо в черные воды.

Оле-Лукойе почувствовал, как его тело мягко обволакивает вода, утягивая на самое дно. Это длилось несколько секунд, но Чондэ все равно закрыл глаза. Ему все еще казалось, что под водой глаза будут ныть, если их открыть. Как только ноги коснулись чего-то вязкого и мягкого, похожего на илистое дно, Чондэ всем телом напрягся и даже задержал дыхание. Было немного неприятно проходить через потолок. По ощущениям это было равносильно купанию в желе.

Поток все продолжал утягивать Оле-Лукойе вниз, пока он не коснулся ногами твердого пола кухни, где вода достигала потолка. Чондэ нехотя открыл глаза, оглядываясь. Было ощущение, словно он находится в аквариуме. Мимо даже проплыл косяк каких-то тропических рыбок, которые попытались выплыть в окно, потому что вода начинала убывать.

За считанные секунды уровень воды в помещении уменьшился. От потопа остались только лужицы, которые просочились в щели. Кухня снова приобрела свой первозданный вид, и в ней уже ничего не напоминало о наводнении, кроме игрушечного корабля, лежащего у ног Оле-Лукойе.

Оле присел, придерживая Исина и, подцепив пальцами корабль, отвел руку назад, чтобы сунуть его в карман пальто, которое сейчас было на спящем юноше.

Выпрямившись, Чондэ побрел на второй этаж, где осторожно уложил Исина в постель, сняв с него свое пальто, укрыл пледом, и уже хотел было уйти, но внимание его привлекли детские рисунки на старых обоях у изголовья кровати.

Оле-Лукойе, присев рядом с кроватью, рассматривал небрежные рисунки мелками, где был изображен человек в черном пальто, держащий в руках все тот же красочный зонт-трость. Улыбка тронула губы Оле. В ней было столько же радости, сколько и боли.

Чондэ провел руками по лицу, желая стереть старые воспоминания, от которых предательски слезились глаза.

— Зачем я только ввязался в это, — дрожащим от слез голосом проговорил Оле, — одни проблемы от этой затеи.

Исин перевернулся на другой бок, что-то бормоча во сне. Чондэ испуганно замер, боясь, что его могли услышать, но Исин крепко спал.

Оле-Лукойе нежно поправил растрепанную челку юноши, заправил непослушную прядку за ухо и болезненно поджал губы.

— Ты был замечательным ребенком, Чжан Исин, — прошептал Оле, — и я очень рад и горд, что ты вырос в не менее замечательного человека.

Чондэ подался вперед, чтобы сентиментально поцеловать Исина в нос. Чжан поморщился, утыкаясь лицом в подушку, и накрылся пледом с головой.

— Спокойной ночи, Чжан Исин. Спи сладко.

С этими словами Оле-Лукойе встал и вышел из комнаты, спустился на первый этаж, забрал из кухни свою шляпу, которую тут же водрузил на голову, снял в прихожей с крючка свой черный зонт и вышел из дома, тихо прикрывая за собой входную дверь.

____________________________________

*Баркас — большая мореходная 14—22-вёсельная шлюпка, длиной до 12,2 м, шириной до 3,66 м, водоизмещением 4-5 тонн с убирающимся бушпритом (для кливера) и двумя мачтами (для фока и грота). Во время парусного судоходства баркас обычно вместе с пинассом располагался на барринге между фок-и грот-мачтой. Баркасы спускались на воду для подвоза питьевой воды или продуктов питания.

*Шлюп — корабль, не имеющий ранга, с рейтингом «24-пушечный» или ниже, и потому не требующий командира в звании капитан.

*Бриг —двухмачтовое судно имеющее от 6 до 24 орудий с прямым парусным вооружением фок-мачты и грот-мачты, но с одним косым гафельным парусом на гроте — грота-гаф-триселем.

*Фрегат — военный трёхмачтовый корабль с полным парусным вооружением с одной или двумя (открытой и закрытой) орудийными палубами.

*Грот-мачта — судовая мачта, обычно вторая мачта, считая от носа судна. На двух-или трехмачтовых судах наиболее высокая мачта вне зависимости от её местоположения. На четырёх-и более мачтовых судах — вторая, третья и т. д. мачты между первой (фок-мачтой) и кормовой (бизань-мачтой).

*Фок-мачта — первая, считая от носа к корме, мачта на судне с двумя или более мачтами.

*Фальшборт — ограждение по краям наружной палубы судна, корабля или другого плавучего средства представляющее собой сплошную стенку без вырезов или со специальными вырезами для стока воды.

*Ванты — снасти стоячего такелажа, которыми укрепляются мачты, стеньги и брам-стеньги с бортов судна.

*Книппели — снаряд корабельной артиллерии во времена парусного флота. Снаряд предназначался для разрушения такелажа и парусов и состоял из двух массивных чугунных деталей (ядер, полуядер, цилиндров), соединённых железным стержнем.