Мне кажется, что у нас очень мистифицируются слова: «созидать» – хорошо, «разрушать» – плохо, солнце греет, а луна – нет. Мы вообще мыслим категориями ну просто железобетонными, как железобетонными блоками. На самом деле все слова гибкие, резиновые и меняются от ситуации к ситуации, от людей к людям, от времени ко времени. И наверное, все эти комплексы – «рок-н-ролл такой, рок-н-ролл сякой» – да и не только рок-н-ролл, а что угодно – вот это самое страшное, что у нас в голове есть… эти железобетонные блоки. И самое страшное, что они страшны не только для тех, кто занимается рок-н-роллом, но и для тех, кто занимается какими угодно другими вещами – все этим больны в одинаковой степени. Рок-н-ролл по крайней мере стремился сломать эти железобетонные блоки. Пусть вместо этого и нагромоздил другие кирпидоны, сложил другую стенку. Но все-таки такое стремление было, и это уже хорошо, иначе вообще получается сплошное хеопсово строительство.

Последнее время часто думаю вот о чем: почему у нас большая часть наработанного материала или относится к каким-то параллельным метафизическим мирам, или относится к очень узкому тусовочному кругу, к жизни молодежи как таковой, к субструктуре, к субкультуре, к каким-то своим вещам. Я долго думал, почему это происходит, а происходит это не только в рок-музыке, но и вообще во всей молодежной культуре. Дело в том, что многое в нашей реальности само по себе просто не может быть объектом художественного изображения. То есть, когда существует нечто, которое существует вне плоскости гуманного сознания, вне плоскости человеческого бытия как такового, нечто, что по своей цели не только бесчеловечно или античеловечно, а нечеловечно вообще, оно не может быть отображено искусством. Попытки отобразить его искусством возможны только сатирическим способом. То есть если из этого всего возникают какие-то дьяволиады… когда они строятся из этого всего, тогда это можно отобразить. Попытка отнестись к этому как к живому миру, живым людям и живым проблемам, т. е. как к человеческому существованию, сразу лопается, потому что это не есть человеческое существование. И, соответственно, не есть предмет искусства. Таким образом, совок, который нас окружает, на 75 % не есть предмет искусства. Когда мы пишем об этом мире, мы пытаемся его очеловечить, придать какие-то человеческие черты, а для этого мистифицировать. Писать о нем так, как он есть, невозможно, потому что об этом не пишется.

Честно говоря, если бы я сам мог все это взять и спеть, может быть, я бы себя чувствовал легче. Но вряд ли тогда себя чувствовала бы легче публика. Можно сказать, что это компромисс между мной и публикой. И компромисс, наверное, плодотворный, я так полагаю. Потому что меня никто не замечает, а их замечают, значит, так нужно, так нравится. Будем идти навстречу народу, не так ли?

Сколько я ни пробовал, написать что-либо вне пределов города Свердловска никогда не удавалось. То есть когда ты живешь в привычной среде, эта среда создает для тебя эмоциональное поле, в котором ты плаваешь и из которого ты что-то черпаешь. Но когда кто-то смотрит на продукт этого вычерпывания… не знаю, может быть, в нем уже ничего не осталось от конкретной географии, архитектуры и ландшафта. Для меня это очень важно, вряд ли я когда-нибудь от этого оторвусь, и нет никакого желания от этого отрываться. В маленьком городе люди ближе друг к другу и ближе к Богу. И все это вместе больше похоже на театр, и в этом больше драмы.

Я хотел бы рассказать от себя так много, что у вас не хватит пленки.

Корр: Откровенно говоря, меня не очень удивил твой отказ от премии, хотя разговоры идут такие: надо было получить и отдать, ну в Детский фонд хотя бы… Многие восприняли это как демонстрацию. Давай для людей не очень сведущих в истории свердловского рока вспомним «донаутилусовские времена», начало 1980-х, эпопею с «Урфин Джюсом»…

ИК: Тогда в разгроме «УД» и «Трека» комсомол сыграл не последнюю роль. Была своя «Молодая гвардия» и свои маленькие директивные органы в лице зав. отделом пропаганды и агитации ОК ВЛКСМ В. Олюнина…

Корр: Насколько я помню, «запретительные» списки наших и западных групп в Свердловске появились на пару лет раньше, чем пришли из Министерства культуры. Помню еще, как требовали на областном конкурсе дискотек убрать из песни «Машины времени» «Поворот» «антисоветский» последний куплет. А раздутая из ничего история с якобы «фашиствующим» «Чингиз Ханом»?..

ИК: Да, все это шло из обкома комсомола. Были любители списочки посоставлять. Короче говоря, все мы хорошо знаем бывшее лицо комсомола, скажем так. К сожалению, пока плохо еще знаем нынешнее. Поэтому, естественно, в такой ситуации приходится опираться на прошлое. Отношение, результатом которого явился мой отказ от премии, это отношение к комсомолу, каким он был до настоящего момента. Все остальное пока не более как потенции.

Корр: Но, по-моему, следует и такой нюанс отметить: нынешние нормальные отношения Свердловского обкома комсомола и рок-клуба не характерны, если брать картину в целом по стране. В Свердловске же до погромного для рока 1983 года комсомол еще что-то пытался делать, хотя бы учебные семинары в начале 1980-х?..

ИК: Это организовывал горком, чисто по своей инициативе. Оговоримся сразу: есть комсомол как политическая организация, с уставом, программой, ЦК, печатными органами, принадлежащими ЦК. И есть комсомол как совокупность людей с различными вкусами, взглядами, интересами и прочим. Для себя это я очень отличаю. Пока у комсомола остается та же программа, то же название, эта организация и ее знаки внимания для меня неприемлемы. Люди – совсем другое. В последние два года симбиоз между Свердловским обкомом, ВЛКСМ и рок-клубом удается: нет обид каких-то друг на друга, симбиоз удачный, дополняющий. Даже не компромисс, ибо в чем тут он? Просто нормальные, деловые отношения двух взаимополезных и нужных друг другу организаций.

Корр: Знаешь, у меня иногда складывается впечатление, что «наверху» в комсомоле не так изменили отношение к рок-музыке, как просто пытаются подладиться через нее к молодежи: с одной стороны, публикации хвалебные или по-хорошему нейтральные, премия вот эта, а с другой явно санкционированные погромные статьи, и не только о роке, в «Пожилой гвардии», как ее рокеры называют (а это ведь орган ЦК ВЛКСМ!)…

ИК: В ЦК ВЛКСМ резонно могут сказать: «У нас есть журнал “Молодая гвардия”, но у нас есть и “Юность”!» Если бы эти журналы издавались не одной организацией, все стояло бы на своих местах: хочешь «спасать Россию» – знаешь, куда записываться, хочешь наоборот – тоже знаешь куда. Совсем же другое дело – вобрать все тенденции под свое крылышко.

Есть руководящий орган, и он должен принимать какое-то одно решение и не может одновременно красить одну поверхность в два цвета, быть и за Советскую власть и за крестный ход. Это просто невозможно. Такая тенденция говорит о том, что в каком-то из двух случаев нас просто обманывают.

У меня есть серьезные основания полагать, что ЦК ВЛКСМ пытается кого-то обмануть. Поскольку не знаю, кого конкретно, предпочитаю не иметь дела с партнером, чистота намерений которого вызывает сомнение. Тем более, что присутствует во всем этом Анатолий Иванов, редактор «Молодой гвардии». Очевидно, у него разные руки: одна подписывает разгромные статьи, другая – постановление о награждении премией Ленинского комсомола.

Корр: Знаешь, я недавно анкеты одного обследования смотрел, и в них все музыканты на вопрос «Способен ли комсомол оказать какую-то поддержку развитию рок-музыки?» ответили отрицательно. Вернемся к Свердловску: чем может комсомол реально помочь нашим рок-командам?