Я преодолел разрыв между нами и обернул руку вокруг ее бедер, глядя в ее великолепные зеленые глаза, делая вид, что не замечаю, как громко ее сердце колотится в груди.
Она протянула руки и поместила их вокруг моей шеи, прижав свое тело плотно к моему, встав на цыпочки, чтобы достичь моих губ.
Я наклонился, чтобы поцеловать ее, наблюдая, как она закрыла глаза, как начала тяжело дышать в ожидании, но потом остановился.
Блядь...
Я прочистил горло.
— Мы должны поесть.
Она открыла глаза и сделала шаг назад.
— Да, ты прав... — Клэр обошла меня и схватила бутылку вина.
Я подождал, пока она села, и мы ели пиццу в нашей собственной особенной тишине — хотя в этот момент я даже не был уверен, можно ли было это действительно назвать «тишиной». Для общения нам достаточно было смотреть друг на друга, слова на самом деле не были важны.
Я мог сказать, когда она думала о работе, когда — о нас, когда делала свое лучшее непроницаемое лицо, чтобы притвориться, будто не думает обо мне.
Она положила свой кусочек пиццы и вздохнула.
— Где ты покупаешь вино?
— Что ты имеешь в виду?
— У тебя есть винные залы во всех местах, которые ты показывал мне, даже на яхте. Но ни одна из марок не является местной, и я знаю вино своей страны. Ты не можешь покупать большую часть своей коллекции в Америке.
Я улыбнулся.
— Очень проницательно. Большую часть я приобретаю два раза в год. Отправляюсь на виноградники коллекционеров во Францию. Я возьму тебя туда на моем самолете этим летом.
— Хорошо... — Она посмотрела в сторону, как всегда делала, когда сомневалась в чем-то, анализируя нас.
— Что теперь, Клэр? В чем дело?
— Ни в чем...
— Ты уверена?
— Да.
Я поставил свою тарелку и подошел.
— Мне нужно задать тебе еще один личный вопрос, очень личный вопрос.
— Хорошо... — Она потягивала вино. — Говори.
— Сколько мы уже занимаемся сексом? С конца января? Вот-вот будет май...
— Это не вопрос.
— Я не могу вспомнить ни одной недели, когда бы у нас не было бы секса, по крайней мере, хоть одну.
— Это тоже не вопрос.
— Почему у тебя не было месячных?
Она захлебнулась своим вином.
— Что?
— Ты слышала меня. — Я обнял ее за талию. — Я не жалуюсь. Я просто хочу знать, почему ты никогда не упоминала ничего о своих «критических днях».
— Боже мой! Ты задал самый худший личный…
— И ты всегда пытаешься сменить тему. Я жду...
— Я не могу поверить, что ты спрашиваешь меня о менструации! У тебя есть чувство стыда или…
— Клэр...
— Тьфу... — Она покачала головой. — Я реально была в депрессии после развода. Я не могу выразить это словами, но... Я не могла встать с постели, мне нужно было заставлять себя кушать и... Я просто не могла функционировать... Так что после того, как я потеряла около десяти фунтов и страшно истощала, я заставила себя пойти к врачу, и тот прописал антидепрессанты. Одним из побочных эффектов были нерегулярные месячные и… Мне действительно нужно вдаваться в подробности?
— Да. Мне нужно знать.
Она вздохнула.
— У меня шли месячные каждый день в течение первых двух месяцев, и они поклялись, что это было характерно для начального этапа приема лекарств. Потом они шли в течение еще шести месяцев, а затем просто остановились. Я продолжала принимать лекарства в течение года после этого, но когда решила остановиться, то месячные не вернулись... Они делали тест за тестом и сказали, что все было нормально, что я была совершенно здорова. Они сказали, что я, возможно, буду сталкиваться с небольшими кровяными выделениями время от времени, но полноценной менструации, вероятно, никогда не обрету снова. Счастлив?
— В восторге.
Она закатила глаза и вывернулась из моих объятий.
— На какой фотографии твоя сестра Хэйли? — Она подошла к камину.
— Та, что слева.
— Она похожа на тебя... — Она взяла фотографию и посмотрела на нее. Клэр ничего не сказала, но я знал, почему она тщательно изучала ее.
На первый взгляд Хэйли была просто красивой голубоглазой девочкой в желтом сарафане. Но при дальнейшем наблюдении можно было увидеть сотни красных полосчатых шрамов и порезов, которые были на ее запястьях. Они полностью покрывали руки.
— Это — главная причина, почему я не могу простить своих родителей так легко... — Я прочистил горло. — Хэйли начала резать себя, когда мы были помещены в разные приемные семьи. Вот так она реагировала, когда рядом не было кого-нибудь из семьи... Я бы заплатил, чтобы большинство из шрамов удалили, но она настаивает на том, чтобы они остались на руках.
— Мне так жаль... Она носит ожерелье эрудита?
Я улыбнулся.
— Да. Она — капитан команды эрудитов в своей школе. Пятьдесят тысяч долларов за обучение каждый год, а она хочет играть в «Эрудит». Разве это не смешно?
Она засмеялась.
— Вы играете вдвоем, когда она приезжает к тебе?
— Нет смысла. Она сразу же победит меня. Единственная игра, в которой я могу обыграть ее — монополия, но только потому, что это моя любимая игра.
— Эшли и Кэролайн выигрывают у меня в ней все время. Даже когда я мухлюю.
— Семейные вечера игр?
— Да... — Она положила фотографию обратно на полку и медленно подошла ко мне, одаривая взглядом, способным заставить меня сделать что угодно для нее. Потом она наклонилась для поцелуя.
Я хотел поцеловать ее в ответ, нуждался в этом, но не поцеловал.
Я отвернулся и вздохнул.
— Полвосьмого. Я должен отвезти тебя домой.
Я подъехал на своем «Мурселаго» к ее дому и выключил двигатель.
— Грег припарковал твой автомобиль тремя домами ниже. Нормально?
— Да...
— Хорошо. Ну, увидимся завтра после работы.
— Нет, не увидимся, — сказала она. — Я буду занята всю неделю.
— Ты уже об этом знаешь?
— Я... — Она посмотрела на меня, снова одаривая своим пылким взглядом.
Боже, она должна уйти... Сейчас же...
— Ну, увидимся, когда ты не будешь занята. — Я отстегнул ремень безопасности и открыл свою дверь, но она схватила меня за плечо.
— Подожди... Могу я спросить тебя кое о чем?
— Кое о чем?
— Ты не целовал меня весь день... Ты собираешься поцеловать меня, чтобы пожелать спокойной ночи?
— Нет.
— Что? — Она выглядела ошеломленной. — Почему нет?
— Потому что не хочу.
— Это потому что я не сказала своим дочерям о нас?
Я засмеялся.
— Нет, хотя я уверен, что они знают, что ты с кем-то встречаешься. Признай хоть бы это. Им шестнадцать, а не шесть.
— Потому что я была тихой за ужином?
— Мне нравятся наши молчаливые ужины. — Я протянул руку и погладил ее лицо. — Ты знаешь об этом.
— Ну, только ты будешь жалеть, что не поцеловал меня на ночь, Джонатан. Пока ты будешь лежать в постели и думать, что должен был поцеловать меня, я буду слишком занята, чтобы думать о тебе.
— Да неужели?
— Да. Моя команда будет задерживаться допоздна все неделю, поэтому у меня не будет возможности убегать в твои тайные комнаты. Я, вероятно, не увижу тебя до следующих выходных — возможно, даже еще неделю после них. Еще сейчас я поняла, что мне нужно поболтать с моими подругами, которых я давно не видела.
— Ты видишь, что я плачу?
— Ты сердишься на меня за что-то! За что?
— Я не сержусь на тебя. — Я схожу с ума от того, что влюбляюсь в тебя...
— Хорошо... — Она расстегнула ремень и оглянулась.
Затем наклонилась вперед, чтобы поцеловать меня, но я остановил ее и прошептал возле ее губ.
— Я не целовал тебя сегодня, потому что дал обещание себе вчера.
— Что за обещание?
— Ты не должна знать.
— Скажи мне...
Я ничего не говорил. А просто смотрел, как она скрестила руки на груди и прищурилась.
— Джонатан, ты снова ведешь себя по-детски. Если нет ничего плохого, и если…
Я прижал палец к ее рту.
— Я пообещал, что в следующий раз, когда буду целовать тебя, то поцелую все губы, которые у тебя есть.