- И напрасно вы сердитесь, мистер Снейп, - возразил с притворной, донельзя слащавой улыбкой Мюррей. - Изготовители порт-ключей вовсе не отказываются делать порт-ключи, зато, как прознали про нашу беду, взвинтили цены в два раза, а то и втридорога. И тут уж либо цены повышай, либо изворачивайся. Торговец торговцу не брат, мистер Снейп, так-то. – Он огорченно поцокал языком. - С утра вот в Париже был, обещали после двенадцати, а после двенадцати мне принимать товар, прямо уж не знаю, как и выкрутиться тут…

Северус внутренне скривился, однако гримасу презрения задушил на корню. Мало ли кто тебе не нравится, но с поставщиками лучше дружить, ибо никогда не знаешь, что подсунут. А в зельях, которые Северус готовил как для обоих лагерей, так и для частных клиентов по каким-нибудь семейным рецептам, такие ингредиенты порой попадались, которые он и в глаза не видел.

- И как выкрутиться? – сокрушенно качая головой, повторил, между тем, Мюррей.

И тут Северуса словно болотный черт за ногу дернул. Он, конечно, прекрасно понимал, что Мюррей намекает на взятку, но…

- В Париж, говорите? После двенадцати? – уточнил он. И осклабился: - Если вы в столь трудном положении, могу оказать вам услугу, мистер Мюррей, и с помощью вашего портключа забрать ингредиенты сам.

========== Глава 5. Помешательство ==========

Задержка в поставках всегда раздражала, однако в эту минуту, когда толстый таможенник сказал: «Дорогой мсье, вы видите, все для вас, но пожалейте и нас тоже – с тех пор как вышло распоряжение министерства, мы все с ног сбиваемся. Помню, помню об особых пожеланиях мсье Мюрре, но при всем нашем горячем желании мы управимся с ракушками через час и никак не раньше», Северус почувствовал отнюдь не досаду. Вид у мсье Адамо был цветущий, а вовсе не загнанный, хоть тот и вытер демонстративно пот с выдающегося, обрамленного густыми черными кудрями лба, и в другой раз Северус не преминул бы проехаться на этот счет, но сейчас он испытывал неимоверное облегчение. Если бы жемчужницы, а также другие части заказа Мюррея были готовы, пришлось бы немедленно возвращаться – эти ингредиенты не из тех, что можно уменьшить, а по прикидкам Северуса умещались они минимум в пять ящиков и долго таскать их с собой он точно бы не смог. Поэтому Северус, распрощавшись (на очень плохом французском) с мсье Адамо до поры до времени, обновил маглоотталкивающие чары и вышел из здания, которое по фасаду напоминало скорее музей, а не таможню.

В Париже было все не так, как в Лондоне. Насколько Северус раньше слышал от Люциуса, улицы, где проживали маги, здесь образовывали не один квартал, а несколько. Были кварталы для аристократов, кварталы торговцев, промышленников и кварталы магической богемы – в нем жили создатели артефактов и маги-художники. В Англии маги предпочитали селиться подальше от города, здесь наоборот – основная часть сообщества проживала в Париже. Однако, как найти все это, Северус и понятия не имел. Спрашивать Адамо ему не хотелось. Он и так с трудом вспоминал французские слова, английский Адамо был примерно того же уровня. Да и не магические кварталы были целью Северуса. Мальчик из сказки вырос в маггловской семье. Значит, следовало выйти из тени и спросить магглов.

Наскоро трансфигурировав мантию в короткое пальто, он перешел дорогу – напротив был парк, и по случаю хорошей погоды и выходного в нем была целая толпа народа, некоторые просто гуляли, а некоторые сидели на лавках и читали. Одна парочка, хотя трава была сырая после недавнего дождя, даже рискнула устроиться на газоне. Северус снял антимаггловские чары и на секунду застыл перед фонтаном, пытаясь сосредоточиться только на струях воды и утишить сердцебиение. Он помнил названия улиц и квартала из сна и вдруг страшно испугался, что их не существует на самом деле, что все это от начала и до конца выдумка. Выругав себя за трусость, он решительно подошел к ближайшей женщине с коляской, которая претендовала если и не на уроженку Парижа, то по крайней мере на кого-то, проживающего здесь долгое время.

- Как мне пройти в квартал Марэ? - спросил он, с трудом подбирая французские слова.

- Так вы в нем, - удивилась женщина.

Несмотря на подспудную надежду, ответ все же ошеломил его. Впрочем, он мог слышать это название когда-нибудь от кого-нибудь и забыть. Да от того же Люциуса, который в юности проводил в Париже много времени.

- А улица Тюренн?

Женщина показала рукой на угол здания. Как понял Северус, за парком ему следовало обогнуть всего лишь два дома. Он наскоро поблагодарил и направился к выходу. Все это казалось невозможным, невероятным. Однако через несколько минут он уже стоял на улице Тюренн и рассматривал одинаковые серые дома, почти такие же, какие были в его сне. И он знал, что дома эти никогда не видел. Даже если Люциус и бывал здесь, чтобы увидеть их, ему, Северусу, следовало проникнуть хотя бы в разум Люциуса, а не делал этого никогда.

Он прислонился к стене ближайшего дома и закрыл глаза. Сердце не успокаивалось. Оно то начинало бежать, как преступник от дементоров, то, наоборот, замирало, вызывая страх, что последнее его биение станет совсем уж последним. Так Северус чувствовал себя три раза в жизни. Первый раз – когда увидел, как соседская рыжая девчонка заставила цветок превратиться в бабочку, второй раз – когда мама привела его в Косой переулок, третий – когда Люциус на церемонии распределения подал ему руку. Париж… Париж был таким же чудом, подтверждающим надежду на чудо.

Стиснув грудь рукой – чтобы сердце не выскочило, Северус как можно яснее представил себе дом из сказки, наскоро набросил антимаггловские чары и аппарировал. Он оказался на углу улицы, прямо перед ним был ресторанчик и люди, которые сидели на веранде, сейчас оглядывались, озадаченные, видимо, внезапным хлопком. Северус задрал голову вверх, рассматривая серый дом над ресторанчиком и распахнутое мансардное окно на пятом этаже. Он знал, что нашел его. В этом не было никакого сомнения. Дом из сказки существовал.

Северус ясно вспомнил запах подвядшей сирени, вазу на этажерке, неровную майскую погоду – солнце после долгих дней дождя. И Люциус… пьяный и такой красивый Люциус. Люциус, который никогда не станет доступен для него, несмотря ни на какие сказки. На грудь Северуса словно легла невидимая холодная рука. Он отвернулся и зашагал прочь. Проклятая шкатулка! Вот как она действует – сводит с ума, показывая то, что осуществить невозможно. Если бы она была сейчас здесь, то он бы шваркнул ее о мостовую, но к сожалению, ее здесь не было. Юный Северус, вероятно, отыгрался бы на магглах, сбивая их с ног порывами сильного ветра, с мрачным удовлетворением наблюдая, как они ломают руки и ноги. Зрелый Северус слишком хорошо знал, какие угрызения совести за этим последуют. Он всего лишь собрался с мыслями и, аппарировав к таможенному пункту, заставил себя не думать о Люциусе, а весь остаток дня провел, работая над зельями – тем самым, для своего важного заказчика, и волчьелычным для Люпина.

Однако ночью Северусу вновь приснился Люциус. Они лежали на шкуре у камина, оба прикрытые лишь до пояса мантией Северуса, и Люциус, божественно прекрасный, опираясь на локоть, щекотал пером сосок Северуса. А Северус рассматривал стоящие дыбом и золотящиеся в свете пламени волоски на его груди и вздрагивал, предвкушая то, что последует… За утро воскресенья по дороге в столовую Северус назначил двенадцать отработок на следующую неделю.

***

Шкатулку он отдал Люциусу в воскресенье вечером. Под клятву о том, что Люциус вернет ее ему или тому, кого он укажет, через десять дней, в том случае, если воспользуется, и в том случае, если не сможет воспользоваться, и что Люциус сообщит ему любую информацию, связанную со шкатулкой, за исключением собственно видений. Видениями Люциус отказался делиться наотрез, и хотя Северус чувствовал, что на самом деле он мог бы дожать его, но также чувствовал, что это могло стать концом дружбы. Он прекрасно помнил те моменты, когда Лорд лез в его собственные мысли, и раскрывать столь личное, практически выворачивать себя наизнанку – что могло быть хуже этого? Унижение быть раздетым на публике представлялось Северусу более слабым. В конце концов, тело поддавалось чарам коррекции или могло быть заменено оборотным средством, его можно было исправить также зельями или упражнениями, оно было и оставалось чем-то внешним, а мысли и желания составляли саму суть человека. И позволить проникнуть в нее – это словно разрушить себя. Поэтому он изначально рассчитывал на дискуссию о видениях как на часть для торга – пусть Люциус почувствует, что что-то отвоевал. Победа поднимет ему настроение, а хорошее настроение заставит забыть о других неприятных деталях сделки.