А я не остановлю.

Отчаянно пытаюсь связать свою воду с водой озера, и не получается. В первый раз вышло случайно, а теперь озеро убедилось – я незнакомец, враг, отнимаю магию непонятно зачем и лишаю его сил. Можно попытаться сделать это в одиночку, но моей магии недостаточно – и я либо потеряю ее, либо умру вообще. А у меня Поттер, у меня Альбус и Поттер, и я просто не могу их подвести.

Я вижу, что Ромулу больше не может собраться. Он машет руками, но до осмысленных движений этим взмахам далеко. Он потерял часть силы, когда колдовство прервалось. Он уже не сможет загасить пожар даже ценой магии. И в этот момент я понимаю – я должен уйти. Я убил его своим глупым движением и должен уйти.

Я так просто, ясно понимаю в этот момент – если он умрет, я больше никогда не смогу жить. Потому что это хуже, чем с Лили. И потому что это я пытаюсь стоять твердо и колдовать там, на берегу. Не Ромулу. Потому что это больше всего, что я чувствовал когда-либо - с ним.

И я не могу уйти. Проклинаю себя, понимая, что если не уйду сейчас, мне придется смотреть, но не могу.

А потом все, кажется, происходит сразу. Наверное, от отчаяния, я пытаюсь дотянуться до озера еще раз. И от отчаяния же попытка вдруг выходит. Но озеро обессилено, измучено, и мне достаются лишь отголоски магии перед концом. И одновременно я вдруг чувствую другую воду, где-то позади меня, сильную, уверенную, хоть еще никогда и не бывавшую в деле, она узнала, она ищет меня, и я внезапно узнаю в ней ту магию, что чувствовал на Астрономической башне в эту ночь. Мы схлестываемся, вцепляемся друг в друга, так, как изголодавшиеся попрошайки вгрызаются в еду, связываем свою магию одновременно с магией озера, и вся толща воды вдруг вывинчивается из ложа и, закручиваясь, словно торнадо, поднимается вверх. На несколько секунд перед моим взглядом мелькает кусок абсолютно сухого дна с остатками сгнившей лодки посередине, а потом масса воды обрушивается обратно, слегка выплескиваясь на берег, напоследок окатывая Ромулу водой еще раз и после этого уже только успокаиваясь.

И в этот момент меня вышибает из картины – я просыпаюсь. Стою на коленях на полу, камин погас, и в комнате холод и полная темнота. Дотягиваюсь до стола, нащупываю бутыль и опрокидываю в себя все, что осталось. Становится немного теплее, но не сказать, что менее мерзко. Господи, я чуть не убил его. Если бы неизвестная вода не нашла меня, я бы не решился использовать свою. Или… все это сон? Нужна вода, и вот она оказывается под рукой… Ну да, конечно, в жизни стихийные маги такой силы попадаются на каждом шагу, стоит только выйти в Косой переулок.

Развожу огонь, и это последнее заклинание, на которое меня хватает. Если это сон, тогда какого тролля я вымотан так, будто по мне целый час бегало стадо громамонтов?

Встать удается далеко не с первого раза. Мне нужен Альбус! Зову Донки, но чертов эльф не откликается. Эльфа Анабеллы я ей вернул, а имя школьного эльфа, как назло, вылетело из головы. Вместо Патронуса из палочки вырывается жалкий дымок. Тонизирующее помогает ощутить себя более приемлемо, но уже понятно, что это ненадолго. Такой выброс силы восстанавливается далеко не сразу.

Первым я бы, конечно, обратился к Хенрику, но тот на каком-то конгрессе. Из камина в гостиной Альбуса почти выползаю. Кое-как цепляюсь за диван, встаю. Я сегодня мастер идиотских поступков. Не выпей я столько, или хотя бы не принимай я алкоголь в последние полчаса, можно было бы еще порцию тонизирующего, а так – слишком большой риск.

Кабинет Альбуса – оазис покоя. Привычно стучат приборы и летают пылинки в солнечных лучах. Фоукс дремлет на насесте, лениво тянет голову в мою сторону, когда я прохожу мимо, но затем прячет ее обратно под крыло. Дверь в спальню выглядит едва отличимой от каменной стены. Бормочу все мыслимые проклятья и пинаю ее ногой.

Это несомненно поможет, - ехидно замечает Блэк.

Тебя забыли спросить.

Подожди, - доносится участливый женский голос с другого конца кабинета. – Он теперь всегда возвращается.

«Теперь всегда возвращается» - это уже лучше. Только ждать я не собираюсь. Мне нужно срочно попасть в Толедо.

Стоять совсем тяжело, и я сажусь на ступеньки: переждать минут двадцать и можно будет уже тонизирующее. А там – добраться хотя бы до Филиуса…

Прихожу в себя от того, что Альбус трясет меня за плечо. Вскакиваю и тут же валюсь на него. Сил по-прежнему нет, хотя, судя по опущенным шторам, уже как минимум вечер.

Северус, мальчик мой? – Альбус удерживает меня.

Мне нужны два портключа, один в Милан и другой в Толедо.

Если Фелиппе, который может проводить меня к Ромулу, не окажется на месте, я, вероятно, смогу узнать, где живут Вильярдо, на совиной почте. А если и нет, то сову из Толедо он получит (и ответит на нее) гораздо быстрее.

Нет.

Нет?

Что ж, мы вернулись к тому, с чего начали.

Не в том смысле, Северус. Я полагаю, у тебя есть серьезные причины беспокоиться о нем, но ты сейчас не перенесешь даже парную аппарацию, - он взмахивает палочкой, окутывая меня сиянием диагностических чар, и кивает сам себе. – Полагаю также, что визит работодателя вызовет меньше вопросов. Подожди-ка…

Альбус неожиданно отпускает меня, стремительно поднимается по ступенькам и открывает окно. В кабинет врывается сова. Непонятного цвета, мокрая, грязная, и, судя по тому, с какой яростью она набрасывается на один из альбусовых приборов на столе, очень голодная. Альбус подсовывает ей вазочку с печеньем, но сова, метнувшись к нему, не подпускает к себе. Руки Альбуса мгновенно покрываются кровью.

Он отступает и вдруг начинает улыбаться.

Это тебе, Северус, - говорит.

Я делаю шаг к сове, и она мгновенно перестает бушевать, садится мне на руку и спокойно позволяет отвязать конверт, на котором, кроме моего имени, проступает почтовый штемпель Толедо. Внутри оказывается продолговатая полоска пергамента. Обгоревшего по краям, шириной примерно в пятую часть страницы. Переворачиваю и читаю: «Стащил его у сестры. Напиши на нем что-нибудь сразу, как получишь».

О, как интересно, Северус, - безмятежно замечает Альбус, залечивая царапины. А ведь он в мою сторону даже не смотрел, пока я вскрывал письмо. – Тебе досталось удивительное средство связи. И чрезвычайно редкое. Я видел такое лишь однажды, у моего друга Николаса Фламеля.

Он вкладывает карандаш мне в руку даже раньше, чем я начинаю искать его. Пишу: «Я получил». Карандаш дрожит в пальцах, и Альбус фиксирует мою руку.

Дыхание, кажется, затаили мы оба. Сова перестала клевать печенье, и смотрит на нас, наклонив голову. Даже приборы стихли, и портреты ждут в таком же напряженном молчании.

Но проходит меньше минуты, и на пергаменте начинают проступать неровные буквы.

«Боги. Наконец-то! Второй час пялюсь на эту гребаную полоску».

Я едва замечаю, как вновь оказываюсь в подземельях. Ромулу пишет, что соскучился, что едва пережил этот день и четыре семейных совета. Что жених его средней сестры сбежал с младшей сестрой. «Представляешь, этот мерзавец был целителем моего деда, и, как выяснилось сегодня, когда дед вдруг пришел в себя, нарочно травил его все это время, вместо того чтобы лечить. И лепрекона моей сестры едва не убил, потому что лепрекон мог его выследить. Кажется, я никогда не мечтал так сильно быть вдалеке от всего этого».

Не знаю, что писать в ответ. Кажется, эпистолярный жанр совершенно не мой конек. Язвить не получается, сейчас это слишком его заденет. Надо же, всегда даже перед Лордом находил, что сказать, а тут выбираю каждое слово и заканчиваю тем, что ничего не пишу. И все жду, когда же он заговорит про озеро.

«Ты тут?» - спрашивает.

«Тут. - И наконец находится вопрос: - Когда тебя ждать?»

«Скорее всего, послезавтра, в крайнем случае через два дня. Представляешь, она еще и дневник вела подробный. Я нашел обгоревшие страницы на берегу озера. Сестра пыталась его сжечь».