Потом картинка пропала, но когда Эухения уснула, ей сквозь сон до самого пробуждения так и чудились чьи-то пальцы на ее руке.
========== Глава 122. С ним и без него ==========
Сегодня он не в замке целый день и обещал вернуться не раньше десяти. У меня дополнительные занятия по высшим зельям перед экзаменами, и я замечаю, насколько же я в тревоге, только после того, как едва не выдал студентам кашу проповедника вместо дремоносных бобов.
Вообще-то я мог бы и не приглашать их, большие девочки и мальчики, и предмет знают хорошо, но тогда время без него стало бы совсем невыносимым. А седьмому курсу и радость – это же последние занятия, не знаю, отчего они так стремятся общаться со мной. Сомневаюсь, что зелья в качестве профессии выберет еще кто-то, кроме Уильямсона, но факт остается фактом – их желание находиться в моей компании очевидно.
В последнее время я привязался к нему так, что это пугает еще больше, чем прежде. Такие вещи добром не кончаются. Когда выяснилось, что Альбус позвал его в замок как архитектора, я был в ужасе. И с тех пор этот ужас только усиливается.
Когда он заканчивает дела (а их много), к этому времени я всегда в гостиной, сижу на диване и пытаюсь делать вид, что читаю, но на самом деле не вижу почти ни строчки, потому что то и дело пялюсь в камин. Он полдня проводит у себя в Испании, куда отправляется сразу после завтрака, полдня – в замке на разных этажах, в галереях или на мосту по дороге в Хогсмид. У него есть свои комнаты, на третьем этаже, но чаще всего он даже не доходит до них, отправляется ко мне из учительской, куда добредает не раньше, чем в десятом часу.
Альбус пригласил его как специалиста по галереям, но оказалось – все гораздо серьезней. От Ромулу и узнаю впервые интересную новость. Вопреки легендам о возведении замка за один день, Хогвартс строился по-маггловски, и только отдельные секции в нем можно изменять, сужать или расширять. Дело не в том, что с замком что-то не так и поэтому некоторые чары отказываются служить, а в том, что они применимы не ко всем этажам и не ко всем комнатам. Зато именно это и делает замок таким надежным.
«Это величайшее из всех сохранившихся сооружений магической Европы, - говорит он ночью, сворачиваясь клубком в моих руках. – Ты знал?»
У него горят глаза. Он так счастлив, и когда он вываливается из камина, отряхивается, обхватывает меня – если я успеваю встать, оплетает руками и ногами, вися на шее, или, если не успеваю, наваливается сверху и принимается целовать, - это счастье так и льется из него на меня, и я, как могу, заталкиваю подальше тревогу, чтобы не пугать его.
«Ты что? – говорит он ласково, когда я все-таки не выдерживаю и пытаюсь заговорить о том, что нельзя быть столь беспечным. – Никто не может узнать. Меня назначило министерство! Я же говорил тебе – один из владельцев нашей партнерской конторы, он маг, ему принадлежат и маггловское бюро, и магическое, и мой босс ссужает меня ему иногда. А замки и дворцы – это же моя специальность. В Испании я вообще единственный специалист в своем роде, именно потому, что разбираюсь в архитектуре еще и маггловской и в старых замках, которые строились наполовину так, наполовину так».
Мортимера Китса я и сам знаю, даже делал для него зелья не раз, когда он бывал в замке. А вопрос подновления чар встает примерно раз в год и примерно в это же время. В этот раз это тоже должен был быть Мортимер, но ему некогда, потому что у него в Америке женится старший сын. Альбус отправился к нему в контору поговорить с архитекторами, которых Мортимер предложил на замену, и одним из них оказался Ромулу. Ромулу при этом пребывает в полной уверенности, что сам напросился, но я-то прекрасно понимаю, что Альбус его узнал.
Все логично, вот только слишком легко, чтобы поверить в подобные совпадения. И не понимаю, за каким чертом Альбусу это нужно самому.
Разумеется, свое знакомство мы не афишируем. Официальная версия – встретил по просьбе директора, показал замок и на том разошлись в разные стороны благополучно и навсегда. За завтраком и ужином Ромулу обычно садится между Роландой и Чарити, которая с некоторых пор вдруг стала завтракать со всеми. Обе вцепились в него словно клешнями – он потом рассказывает, как Чарити без конца спрашивает его о маггловском мире, а Роланда, конечно, принялась за ним ухаживать, и ужина не обходится, чтобы она не дотронулась до него «случайно» ногой под столом. Мне их с того места, где я сижу, видно только краем глаза, и я специально завожу разговор с Филиусом, чтобы повернуться в его сторону, но это не помогает – я спиной чувствую, что Ромулу там.
И хуже всего, что и там ему нравится. «Ну, прекрати меня к ним ревновать. Чарити вообще-то замужем, и она ко мне не пристает. Ну а Роланда… Роланда просто несчастная женщина, вот и все. Мне кажется, она вообще влюблена в тебя, потому что так поглядывает на тебя, когда со мной флиртует, будто пытается вызвать ревность… И она обещала научить меня летать на метле!»
Да, на метле он летать не умеет, это правда… Несколько раз он так дразнил меня Роландой, и умом я понимал, что все это было просто игрой, но раз на четвертый, когда он, ухмыляясь, сказал, что они собираются начать уроки с завтрашнего дня, я едва смог совладать с чувствами. Не знаю, что на меня нашло. Может быть, так просто совпало – накануне два дня подряд обещанные Маршаном проблемы с потенцией проявлялись во всей красе, и я не мог перестать об этом думать. И тут, стоило ему упомянуть Роланду, как кровь бросилась мне в голову, сердце застучало как бешеное, и я вынужден был опуститься на диван, потому что ноги внезапно перестали меня держать. Не знаю, что бы случилось дальше, возможно даже, я бы ударил его, но он и сам, видимо, понял, что зашел слишком далеко, прочел все по моему лицу и, кинувшись мне на шею, принялся всячески заверять, что без меня летать не будет.
Это был единственный вечер, который мы, когда он был в Хогвартсе, провели не вдвоем. Я ушел в лабораторию, прикрываясь зельем для Люпина, а на самом деле я просто не мог смотреть ему в глаза. Я так и уснул там, над столом, сидя на жестком стуле и сквозь сон мне все мерещилась Лили, и как я обзываю ее «грязнокровкой». Ничего не изменилось во мне за восемнадцать лет. Ни-че-го.
Ромулу пришел за мной под утро, вел себя так, будто бы ничего не произошло, сказал, что не может без меня спать, и заставил дойти до постели. Я еще два дня ждал, когда же он осознает наконец, кто я такой, и просто-напросто не вернется после своей очередной отлучки, но ничего подобного, конечно же, не случилось. Я вглядывался в его лицо из-за завесы волос, но на нем не было ни намека на тень, он по-прежнему казался счастлив, да что там - почти пьян этим счастьем, и в конце концов я не выдержал и заговорил о нашей размолвке сам. Извиняться я не умею и, разумеется, не люблю. Признать, что я не прав, для меня тяжелейшее из унижений, и полдня, пока я готовился к разговору с ним, я будто заново переживал все наши ссоры с Лили. В том числе и последнюю. Минутами я хотел, чтобы он сказал, что это все пустяки, а минутами мне казалось, что теперь-то уж он точно не сможет игнорировать ни мой нрав, ни наши разногласия, ни то, что все это ненадолго и уж точно ненавсегда. И в эти минуты я почти хотел, чтобы все кончилось. Чтобы он уже перестал врать и мне, и себе. Ну невозможно же, чтобы он любил меня? Невозможно же, чтобы столь совершенному, столь чистому человеку, мальчику, как он, нравился кто-то вроде меня…
Почти хотел… Потому что часть меня, конечно, даже не разрывалась – распадалась внутри от горя от одного только намека, что он уйдет. Я слишком глубоко завяз в этом, слишком. Скелет, который я нарисовал на пергаменте одной из ученических работ, отличное тому доказательство.
Но он не ушел. Он вообще не помнил, что мы ссорились. Это было еще хуже – должно быть, он настолько не хотел видеть правду, что предпочитал даже для себя делать вид, что ничего не произошло. Он явно был озабочен и спросил, не болен ли я. Я же просто-напросто потерял дар речи. Да что там – он выглядел настолько удивленным, что я на несколько секунд и вправду поверил, что сам схожу с ума. Не знаю, каким чудом я удержался, сказав, что мне нужно прогуляться, и весьма приблизительно помню, как добрался потом до Астрономической башни.
