Гжегож взял ее руку в свою, сжал пальцы.

Ты знаешь, на самом деле ни о чем. Я просто тебя искал.

На душе потеплело.

Я искала тебя после обеда, - пожаловалась Эухения.

Я знаю. Я был занят многочисленными делами.

Ты всегда занят, - упрекнула она. – И я никогда не знаю, где ты.

Она выговаривала ему, но в то же время сама понимала, что расстроена вовсе не его отсутствием, а тем, что с Фернандо у нее было больше близости, чем с ним, и что она не могла поделиться и половиной тех секретов, которые были у нее и Фернандо.

Я знаю, - Гжегож поднес ее руку к губам и несколько раз очень нежно поцеловал пальцы. Потом притянул Эухению к себе, сжал сильнее, чем, наверное, когда-либо, и принялся губами перебирать ее волосы. – Я знаю. Но я обещаю – скоро все изменится.

И она ему поверила. Это чувствовалось. Как будто действительно случилось что-то очень важное. И очень хорошее. Она никогда не чувствовала, чтобы он был так спокоен, как сейчас. Никогда не чувствовала в нем такой внутренней решимости. И та беда, и боль, которые создавали в нем надлом, делали его хрупким, тоже исчезли. Рядом с ней сидел мужчина, полный огромной внутренней силы, мужчина, который ее любил и который готов был землю перевернуть ради нее. И Эухения сейчас понимала, что поэтому она его и выбрала – он был достоин ее.

Вернувшись в замок, они разошлись – Гжегож отправился в Толедо, гостевые комнаты в замке пока не были отделаны. Кроме того, в Толедо Гжегожу удобнее было присматривать за дедушкой и Мором.

Эухения поднялась к себе – в спальню, которую она делила с Полиной Инессой на третьем этаже. Это была не та комната, где они жили раньше. В той осталось слишком много неприятных Полине Инесса воспоминаний, и Ромулу решил ее не отстраивать, отстроить только соседнюю и позднее построить еще одну такую же комнату прямо над ней. Пространство здесь смещалось так хитро, что в окна комнаты можно было увидеть и сад, и долину слева от него, и справа от него - даже кусочек озера, хотя на самом деле они смотрели всего лишь в одну сторону - на службы и сад. Это было подарком Ромулу. Он любил совмещать несовмещаемое, но обычно ему негде было развернуться. Впрочем, сейчас окна закрывали тяжелые шторы – наверное, чтобы духи не разглядели бардак, творившийся внутри. Вещи, книги, одежда, вытряхнутая из шкафа, и ящики – все это как попало было свалено посередине, и разбираться с этим никто не хотел.

Полина Инесса полулежала на своей кровати в глубине комнаты, в пижаме, и смотрела перед собой.

Я все думаю про стержни, – сказала она, когда Эухения принялась расшнуровывать платье. – Как они образовались? Почему они торчали внутри? Он сам себя проклял?

Как ты справляешься? – спросила Эухения.

Очевидно же, что я НЕ справляюсь, - отозвалась Полина Инесса. – Если он проклял сам себя, то мы никогда не поможем ему.

Но теперь он хоть не тянет из тебя силу.

Вот именно. Но мы связаны, и эту связь просто так не отменишь.

Эухения была другого мнения о том, можно или нельзя отменить эту связь просто, но переубеждать сестру вряд ли бы помогло. Поэтому она сказала:

Да ну его! Он темный волшебник, и, судя по тому, какие заклятья он использует, он убил кучу народу. Ладно еще, когда он в беде и тянет энергию рода, но зачем сейчас о нем думать? Я не понимаю.

Полина Инесса не ответила.

Эухения взбила подушки и принялась рассказывать про вечерние гуляния по Мадриду, подслушанный разговор в саду и посиделки с Гжегожем. Она не надеялась на ответ, просто хотела чем-то заполнить неловкую тишину, но Полина Инесса неожиданно отозвалась.

Да, он очень доволен, - сказала она. – Это и по его ауре видно.

Значит, твоя магия снова с тобой?

Она тут же выругала себя за бестактность.

Я вижу ауры, - угрюмо согласилась Полина Инесса. - Аура Гжегожа постоянно колебалась, особенно в твоем присутствии. Сейчас она очень ровная. Я, - она схватилась рукой за лоб, - что-то хотела сказать тебе, но никак не могу вспомнить. Это что-то очень важное…

Ну раз важное, значит, вспомнишь, - Эухения вытащила из короба с бельем первую попавшуюся ночную сорочку и пошла в ванную. Она только и делала сегодня, что выясняла что-то важное. Ей очень хотелось больше ничего не выяснять.

Но даже, когда тело расслабилось под струями горячей воды, ей не удалось направить мысли в более спокойное русло. В голове смешивалось слишком много всего – и сегодняшняя история, и Вильярдо, который никак не хотел от них отставать, и все люди, забывшие эпизоды из истории, и Полина, которая забыла что-то важное, и собственные видения, которые она, Эухения, тоже забыла. И сказанное как-то Полиной: «Из всех остальных только ты можешь чувствовать то же, что и я».

Эухении тоже теперь казалось, что она упускает что-то важное, что-то перед самым носом.

Когда она вернулась, Полина Инесса уже спала. Эухения натянула на себя одеяло и тоже погрузилась в сон. Но, видимо, перевозбуждение сыграло свою роль, и это была скорее полудрема, тревожная и неприятная. И Эухения не понимала, где находится. С одной стороны, она вроде бы лежала на кровати в замке в Фуэнтэ Сольяда, с другой – сидела на полу в монастырской кладовке, а потом вроде бы опять оказалась в замке, но уже не в Фуэнтэ Сольяда. То был замок огромный, больше раз в десять или даже пятнадцать. И она шла по заброшенному коридору – по углам висела паутина, а из-под ног убегали крысы. Она знала, что идти туда, куда она идет, смертельно опасно, и от этого ощущения липкий пот бежал по спине и частило сердце, но она знала, что нужно идти. И она открыла дверь, и оказалась лицом к лицу с трехголовой собакой. И в следующую секунду, когда она еще не успела испугаться, словно кто-то дернул ее вверх, и она оказалась на улице, над замком, и потом правее, под звездным небом. Внизу прямо под ней было странное сооружение, и одна ее часть не понимала, что это такое, а вторая часть сама собой отметила: «Квиддичное поле». Она пролетела над лесом, потом над озером и приземлилась на заброшенном кладбище. Уже занялся день, и она стояла на обрыве, позади нее были серые холмики надгробий, утопающие в зелени, а она щурилась на солнце после бессонной ночи и смотрела, как внизу блестит вода.

И вот тогда-то все и сложилось сразу, все детали головоломки встали на свои места.

Это Вильярдо! – воскликнула она и проснулась.

Где Вильярдо? – изумилась темнота голосом Полины Инессы.

Эухения махнула рукой, зажигая свечи.

Человек с собакой, который летал, это был он, - пояснила Эухения. – И еще, мне кажется, что это именно он был тогда в аптеке. Я не знаю, почему я так думаю, но я просто это чувствую.

Если ты это чувствуешь, скорее всего, так оно и есть.

Тогда он легиллимент и умеет варить зелья. Высокий и худой.

И у него шрам на ноге, - подсказала Полина Инесса.

Ага, - согласилась Эухения. – У него шрам на ноге.

Она загасила свечи, легла, отвернувшись в сторону окна, за которым была долина, и, задвинув балдахин, чтобы свет не мешал Полине Инессе, приподняла штору. Снаружи занимался рассвет.

Сладко зевнув, Эухения закрыла глаза. Неужели все действительно так? И тот человек из аптеки тот самый Вильярдо, который дрался вместе с Ритой и впутал Полину Инессу в эту ужасную историю? Интересно, что с ним сейчас? Она вспомнила, как летела к нему в красно-розово-оранжевом потоке, и тут же почувствовала себя где-то очень близко от него. Совсем рядом.

Он стоял на высокой башне и, отводя от лица черный капюшон, смотрел вдаль, и она по-прежнему не могла разглядеть его черты. Но почему-то, по дрожанию руки, а может быть, потому что счастливый человек не потащится в такой час на башню, она почувствовала, что он очень-очень одинок. И она потянулась к нему, осторожно взяла за руку, сжала ее и получила в ответ пожатие и благодарный вздох.