Это было нечто, - выдохнул он.

Это было…

Ужасно, - согласился Фернандо. Он опустился на пол напротив Эухении: – И я прошу прощения за то, что тебе пришлось это пережить. – Он взял ее за руку, переплел их пальцы и прижал к своей шее. - Зато теперь мы знаем, куда внезапно делся архиепископ. Вряд ли он обладал свойствами воскресать после Авады. И то, что здесь проводились успешные некромантические ритуалы, тоже сомнительно.

Но тогда кто?..

Эту тайну, боюсь, унес в свою могилу покойный настоятель. Хотя есть вероятность, чтоб об этом знает настоятель нынешний, но молчит.

Грегори? Ты же не думаешь, что это был?..

Тридцать шестой год, Эухения! – сказал Фернандо. – На тот момент ему было десять лет, и в хрониках не сказано, чтобы у Хорхе Павана были другие дети. Вставай, - он поднялся сам и потянул ее вверх. – Нам пора идти.

Но… что ты собираешься делать?

Что я собираюсь делать? Разве не видно, что я сделал?

Эухения посмотрела на стол.

Уничтожил улики? Но палочка…

Палочка… Я могу ее сломать, - он взял ее в руки и любовно провел пальцами от основания к кончику, – но она служила своему хозяину верой и правдой и заслуживает долгой жизни. Если не ошибаюсь, Фелиппе занимается артефактами? Ему не составит труда подсунуть ее кому-нибудь. Пойдем. Чем меньше мы тут задержимся, тем лучше.

Эухения поднялась с пола и, вздохнув, полезла к окну…

Они все-таки утащили ее потом развлечься в Мадрид. Оказалось, Макс запасся на всех оборотным. Так что в замок вернулись уже в сумерках, когда солнце почти село, а на озеро наползал туман.

Во дворе все еще стояли столы, и на них сидели Хуан Антонио, Эрнесто, Фелиппе, кузен Диего, пили вино из бутылок и лениво трепались. Над ними плавали, выхватывая из полутьмы то одно лицо, то другое, редкие фонарики.

Эухения вспомнила шумные праздники с факельными шествиями, смехом и плясками до рассвета, и ей стало грустно. Ромулу без куртки, в одной рубашке с закатанными рукавами сидел на парапете между двумя русалками.

Я думала, ты аппарировал к себе, - сказала она, прижавшись к его спине. – У вас пока и комнаты-то толком не отделаны.

Я боялся, что Рита опять куда-нибудь влезет, - признался он. – Я поговорил с бабушкой. Она согласилась остаться и пожить с нами, но этого не хватает, ты же понимаешь. Я тот, кто должен быть с ней.

Я понимаю. Но все это как-то очень неправильно.

Хен, в жизни столько разных правильно и неправильно, и иногда в них не слишком просто разобраться.

Ты несчастлив, и это неправильно, - упрямо сказала она.

Я буду еще более несчастлив, если с Ритой что-то случится, - он погладил ее по руке. - Иди в замок. Становится сыро, а у нас только тебе еще не хватало болеть.

Но в замок не хотелось. Она обошла его кругом, гадая, куда же отправились Макс и Фернандо, немного ревнуя, но в то же время и радуясь, что у нее есть время побыть одной. За последние месяцы она отвыкла находиться на виду и отвыкла спать в одной комнате с кем-то, а теперь ей опять предстояло делить спальню с Полиной Инессой. Сейчас же ей было о чем подумать. Больше всего беспокоил Грегори. Она всегда его любила и всегда защищала перед Полиной Инессой, но теперь эта любовь стала еще сильнее. И она рада была, что Фернандо тоже встал на его сторону. И даже пожертвовал при этом, по-видимому, значимым артефактом.

Теперь понятно стало, что полномочия Фернандо выходили далеко за рамки его должности, и, возможно даже, он был из тех, «о ком не говорят». Эти были даже не секретной службой, и стоило порадоваться, что Фернандо на их стороне и дал клятву защищать ее. Оставался вопрос, как сундук оказался в развалинах монастыря. Ведь не Грегори же хотел, чтобы его обнаружили? И знал ли он о нем вообще? И откуда он мог достать такие заклинания, чтобы стереть статьи в стольких библиотеках сразу и память стольким волшебникам? А что, если это не он? Ведь та история произошла только в 36-м году, а статьи исчезали, начиная с 1895 года. Неужели Макс и Фернандо не подумали об этом? Или они что-то скрывают от нее?

Хен, иди к нам! Что ты там бродишь, как привидение? – неожиданно ворвался в ее мысли голос Эрнесто, и Эухения обнаружила, что и вправду наматывает круги, обходя старые конюшни.

И тут же рядом оказался Хуан Антонио. Он держал в руках куртку - ночи были теплыми еще далеко не каждая.

Возьми, пожалуйста, я трансфигурировал ее из скатерти.

Ага, - она машинально взяла куртку и пошла опять к конюшням.

Эрнесто засмеялся.

Нет, тебе сегодня ничего не светит, - изрек он.

Сам скотина, - вмешался Фелиппе, - так дай хоть другому человеку побыть галантным.

Только обойдя все службы и оказавшись за сараями, на узкой дорожке, ведущей к саду, она осознала, что не поблагодарила.

Сад был все еще запущен (а большая часть его вообще осталась за границей защитных чар), но кое-что к переезду удалось сделать. Кусты в лабиринте обрезали, и он больше не казался дорогой к логову злой колдуньи, прогнившие беседки отстроили заново. В них стояли столы, и баронесса предполагала накрывать там завтраки и ужины в те дни, когда семейство будет собираться за едой в малом составе. Почистили даже один из семи фонтанов, правда, самый маленький и за лабиринтом, и мозаичная плитка в бассейне возле него была вся разбита, и вода утекала непонятно куда. И все же это было прекрасное место.

Эухения подбросила вверх шарик Люмоса и скользнула в лабиринт. Кусты приветливо зашумели, раздвигаясь перед хозяйкой. Она засмеялась. Лабиринт был небольшой, в четверть квадрата, из восьми дорожек вместо полагавшихся тринадцати, однако высокий – в человеческий рост. И, наверное, иначе было бы неинтересно. Ведь суть подобных сооружений в том, чтобы спрятаться от посторонних глаз. Правда, если подняться в башне на третий этаж, все равно можно было увидеть, кто сюда вошел. А вот лавочки ближе к концу лабиринта и бассейн с башни уже не были видны.

И чем ближе Эухения к нему сейчас подходила, тем громче становились голоса – у фонтана, перебивая шум льющейся воды, ссорились барон и баронесса.

Ты мог бы мне сказать об этом! – сердито говорила Мария Инесса.

И как, по-твоему, я мог бы тебе сказать? Ты, кажется, забываешь, что я не только твой муж, но еще и врач. Пабло взял с меня клятву, что я не расскажу тебе, пока он жив, и эта клятва меня обязывала…

Вот именно, Леонардо, - голос баронессы стал еще громче, - ты клялся мне как главе рода! Интересы рода превыше всего! Пабло не уходил из рода, и мы могли подпитать его родовой магией, могли помочь! Да, лекарств от его болезни не было, но один ритуал – и мы могли бы поддерживать его жизнь годами!

Не могли! – сказал вдруг барон таким тоном, что сразу стало ясно: возражать бесполезно. – Когда он пришел ко мне, ему оставалось не больше нескольких недель, болезнь поглощала его, и самое главное – он чувствовал, будто это именно магия рода выдавливает его.

Черная мадонна! Но тогда… тогда мы могли бы изгнать его? – теперь голос баронессы был едва слышен.

Поздно, Мария Инесса, поздно. Он уже умирал, и это было необратимо. И он сказал, что хоть так поможет роду и тебе. Что если род хочет отдать его магию кому-то, значит, вам нужнее.

Баронесса ахнула, и Эухения тоже – значит, дядя пытался спасти дедушку, но все равно не смог. Или, может, это означает, что для дедушки есть еще надежда.

Эухения прошла еще несколько шагов, которые отделяли ее от поворота к бассейну и обнаружила за ним жениха. Гжегож, судя по всему, слушал беседу с не меньшим интересом.

Какая встреча! Я как раз искал вас, сеньорита Вильярдо, - усмехнулся он.

Они выбрались из лабиринта и, в две палочки прорубившись сквозь неухоженную часть сада, добрались до скамьи над озером.

Ну, и о чем ты хотел поговорить? – спросила Эухения, когда они уселись рядом.