Пароль у нас сегодня – «Морковные тянучки». Поднимаюсь наверх – дверь в гостиную открыта, оттуда доносится какой-то шум и резкий, продолжительный стон, и у меня на секунду темнеет в глазах. Опять? Значит, ничего не изменилось? Впрочем, я же прервал только контракт, а не связь между ними, не так ли?

И в этот момент Финеас Блэк мне кричит:

Ну что же ты столбом застыл, болван?! Иди скорей к нему!

Бросаюсь в гостиную – как раз вовремя, чтобы увидеть фигуру в темном плаще, исчезающую в зеленом пламени. Альбус лежит на полу между диваном и столом, нога придавлена опрокинутым креслом, и сам он присыпан осколками фарфора. Губа у него разбита, волосы всклокочены, под глазом наливается синим здоровый фингал, а руки – руки неуклюже пытаются соединить разорванные половинки робы. Но пальцы не слушаются, и там, где ноги не прикрыты, видно, что по ним течет кровь.

«Я убью его», - первая мысль, которая приходит мне в голову. Однако бешенство – не лучший советчик. Потом. Я буду думать об этом потом. Опускаюсь рядом с Альбусом, заношу палочку для диагностики, но он, шумно выдыхая, отталкивает мою руку:

Не надо, Северус. Я сам.

Поднимается, опираясь на мое плечо. Прислоняется к столу.

Палочка прилетает ему в руку, один взмах – и Альбуса окутывает белое сияние миллиона искорок. Больше всего их вокруг пальцев, но второе по плотности облака – пониже живота, и я отворачиваюсь, отхожу к окну, чтобы не думать, что он мог… мог… Меня даже не волнует, если Альбус сейчас сотрет мне память.

Кажется, мой друг слишком бурно отреагировал на некоторые изменения своего статуса, - легкомысленно хмыкает Альбус за моей спиной. – Вот только придется заказывать новые очки – эти, к сожалению, уже были очень старыми.

Я разворачиваюсь. Салазар, как он может так шутить?

Но Альбус, заклинанием ставящий на место кресло, выглядит так, будто случившееся – совершеннейшие пустяки. А внешне – так, будто с ним вообще ничего не произошло. Только пальцы обмотаны бинтом. Сколько же у него силы, если он так легко восстанавливается?!

Полагаю, я получил немного магии обратно, - говорит он между тем с улыбкой, прислушиваясь к себе.

А мне страшно спросить, действительно ли он свободен. И как об этом спросить?

Альбус вглядывается в мое лицо и выражение его лица сменяется тревогой. Он подходит и легко касается пальцами здоровой руки моего рукава:

Чтобы что-либо навредило мне, это должно быть что-то посерьезнее попыток сорвать на мне досаду, Северус.

Сорвать досаду, - хмыкаю я. – А если бы он вас?..

Убил? Но позволил бы Альбус себя действительно убить? Он и Геллерту не позволил, хотя, судя по воспоминаниям, на многое был для него готов.

Изнасиловал? Но, вполне вероятно, если вспомнить кровь на ногах, что он так и сделал, и, кажется, это Альбусу уже не в новинку. Однако при мысли, что тот трогал, лапал, брал Альбуса, а Альбус не хотел, ненавидел его касания, но почему-то позволял все это, все внутри переворачивается, а в горле, расползаясь по легким, образовывается комок - будто в него напихали жаброслей, и ты вот-вот уже от них задохнешься, а жабры все никак не растут.

Тебе надо выпить, - внезапно говорит Альбус.

Он призывает бутылку вина, и разливает по бокалам. Я машинально ловлю свой и делаю глоток. Но жабросли не рассасываются. Кажется, делается только хуже.

И что же? – спрашиваю с сарказмом. – Ваш друг, недовольный своим статусом, в любой момент может вернуться и закончить начатое? Или… продолжить?

Меня нужно остановить, я знаю. Потому что меня несет, я падаю в пропасть, и я даже вижу потоки яда, выплескивающиеся меж моих губ вместе с каждым словом. Но Альбус не обрывает меня, Альбус смотрит в пустоту, не удостаивая меня взглядом, а я, прекрасно зная, что он делал это все не ради себя, ну по крайней мере, через какое-то время не ради себя, не могу остановиться сейчас сам. Или не хочу.

– Как, интересно, приобретаются такие права, Альбус? Или ваш идеал отношений именно таков? Чтобы растаптывали вас, потому что вам становится неинтересно, когда растаптываете вы?

Достаточно! - ладонь Альбуса оказывается на моей щеке быстрее, чем я успеваю увидеть замах. Но меня отрезвляет. Что же, разве могло быть что-то иное? Нарывался и получил. Кручу в руках бокал и смотрю в него, равнодушно отмечая свое собственное ожидание, что будет дальше. Ни замирания сердца, ничего.

Альбус отступает на шаг. Смотрит ровно и молчит.

Никаких «никогда не смей разговаривать в таком тоне», надо же. Или мы это уже прошли? Сейчас должно быть применено что-то покруче? Увольнение мне не грозит, отлучение от тела давно состоялось, презирать меня уже презирали, и отвращение ко мне тоже уже испытывали. Нового ничего уже не будет. Даже жаль как-то.

Хмыкаю, подношу бокал к губам и выпиваю залпом. Вино слегка ударяет в голову, но не слишком, вкусное такое вино.

Как-то так, - говорю, - Альбус, как-то так.

А потом думаю: «Какого черта?» Ему все позволено, а мне нет? Это мне-то, который душу продаст, чтоб этому чертову манипулятору было хорошо? И никакой особой благодарности за все эти годы. Только вечное шпынянье, вечное «Северус, сделай это и сделай то, но ты все равно никогда не будешь достаточно хорош. Прогнившая сердцевинка, Северус. Слизеринский факультет. Сюда ведь изначально попадают такие… прогнившие». Внезапно меня охватывает такая ярость, что я ее не только чувствую, но и вижу. Потоки раскаленной лавы бешенства в одно мгновение заполняют всего меня, бьются в границы тела, это непереносимо, и я понимаю, что единственный выход – выплеснуть ее сейчас на того, кто так долго заставлял меня страдать. Показать ему его место. Показать ему, что он ничуть не лучше меня.

Между нами два шага, и я преодолеваю их со скоростью молнии.

Северус, нет! – кричит Альбус.

Впечатываю его в стол, выбиваю палочку, связываю Инкарцеро, рывком развожу его ноги, толкая его на стол спиной, расстегиваю брюки. Все действия занимают несколько мгновений. Собственное возбуждение, примешивающееся к бешенству, готово разорвать меня на части, и унять его можно только так.

Северус, пожалуйста, нет!

Добираюсь до истекающего смазкой, отчаянно ноющего члена, пристраиваю его между дергающихся ног, еще один только миг – и толкнусь внутрь. Взгляд отмечает еще не залеченное - красное, натертое, порванное, и в этот момент умоляющий голос Альбуса пробивается в мое сознание.

Остываю моментом. Отшатываюсь, ощущая, как отступает заволокшая разум пелена.

Судорожно застегиваясь, падаю в кресло.

Мерлин.

Зелье. Это зелье. Что-то было добавлено в вино.

Призываю бокал и нюхаю, соскребаю пальцем со стенок, но пробовать уже не решаюсь. В запахе – ничего особенного.

Альбус уже развязался, сидит на краю стола, сдвинув ноги и опустив подол. Я подхожу к нему, и он со всего маху закатывает мне оплеуху. Потом опускается на диван, запрокидывая вверх белое лицо. Пальцы путаются в бороде, его трясет.

Альбус, - шепчу я, опускаясь перед ним на колени, склоняя голову и не смея прикоснуться к нему. – Это зелье. Я бы никогда…

Его пальцы ложатся на мои волосы и ласково проводят по ним.

Проклятие Жертвы, Северус, - говорит он тихо, – было на мне. Оно заставляет всех других волшебников хотеть повторить самое ужасное, что произошло с… - Альбус вздыхает. – Что-то вроде разновидности Империуса.

Да, я слышал, что кто-то из наших применял такое во время пыток магглов, заставляя тех насиловать и калечить любимых людей.

Сильные волшебники могут сопротивляться ему, - продолжает Альбус. - Полагаю, недавний расход магии и алкоголь в данном случае притупил разум, но затем тебе удалось снять проклятие.

Иначе бы первый контракт опять заработал? – спрашиваю, наконец осмелившись посмотреть ему в глаза.

Альбус не отвечает, конечно же, он не может мне ответить, но я и так знаю. Наш противник силен даже без силы Альбуса, и еще миг – и ритуал бы оказался пустышкой. Пришлось бы все начинать сначала.