Она, конечно, не засветилась ни там, ни там?..

Хочешь на нее полюбоваться? – Ричард вытаскивает из папки черно-белый рисунок. С него смотрит редкой красоты молодая женщина, несколько меланхоличная, но с решительным подбородком. В лице что-то притягивает взгляд, оно явно из разряда «раз увидел – уже не забудешь».

Она еще и блондинка. Местный художник вдохновился и нарисовал картину, которую потом подарил ей. Набросок остался у него.

Хороший художник?

Да. В сумме, что мы знаем о твоем человеке, Снейп? Ты же понимаешь, что чем больше информации, тем…

Волшебник не сильнее Шеклболта, однако временами каким-то образом накладывает очень мощные чары. Знает, как обращаться с портретами и привидениями, чтобы обезвредить их, владеет разновидностью ментальной подчиняющей магии, закрепляющей власть при сексуальном контакте. Владеет редкими заклинаниями уничтожения памяти. Был любовником Альбуса Дамблдора с 69-го примерно по 80-й год. По всей вероятности его также близко знала Минерва Макгонагалл.

Исходя из всего этого ему может быть сколько угодно лет… - Ричард крутит в пальцах серьгу. – Единственное, что мы знаем достоверного – он мужчина и маг. Каким образом он может быть связан с Андерсами? Пресловутый брат Марии? Кстати, в Европе ходят слухи про группировку испанских наемников, которые отличаются тем, что добивают своих. При этом выйти на них невозможно. Остается предположить, что это чей-то личный боевой отряд, выполняющий определенные задачи. Как я понимаю, Мария владела испанским. Их несколько раз видели в деревне с Анабеллой, и они оживленно болтали на неизвестном языке.

Внешность у нее славянская.

И прибыла она сюда из другой части Европы. Но возможно, что просто путала следы.

Джулиус Андерс был очень искусным магом, и каким-то образом его взяли в аврорат. Значит, у него была достаточная подготовка еще до того, как он связался с этим… владельцем группировки. Частные учителя?

Я проверю. И вот еще, - он протягивает мне нечто размером со спичечный коробок.

Набросок с лягушками? – спрашиваю я.

Даже нечто большее. Коллекционный привет от Рональда Муна.

И… как он поживает?

Ну… - Ричард усмехается. – С головой теперь небольшие проблемы. Не все может вспомнить, бедняга. Провалы в памяти и нервный тик.

Тик?..

Ну, не всем везет получить заказ на скромного преподавателя зельеварения Северуса Снейпа. А тут такой шанс навыки отработать.

Неожиданно мне становится не по себе. Может, Батильда и утверждает, что нет ни темной магии, ни светлой, да я и сам иногда в своих размышлениях склонялся к тому же, но я слишком хорошо помню свое собственное опьянение – нет, не при использовании Круцио: это мне никогда удовольствия не доставляло, - при изобретении Сектумсемпры. Это упоение, что ты - можешь. И - потому что можешь, как будто даже имеешь право. За эти мгновения я теперь чувствую огромный, все нарастающий стыд. Словно кто-то разрезал на мне одежду, от шеи до самого низа брюк, и потихоньку разворачивает на потеху публике, комментируя каждый открывающийся жадному взору дюйм моего костлявого некрасивого тела. И мне впервые становится страшно за то, что было бы, если бы я порезал Поттера сильнее. Интересно, это магия долга так сработала, защитив его? Или мое намерение было не в том, чтобы именно ранить его, а в том, чтобы остановить, показать, что я тоже могу? Но сила заклинания не может определяться только силой намерения. Ведь и простое заклинание без всякого намерения может убить… Я учился на втором курсе, когда после пасхальных каникул школа не досчиталась двух первокурсников – они тренировали оглушающие, и один после этого уже не встал. Или все же, значимость силы намерения и есть главное, что отличает светлую магию от темной, точнее, темную от светлой? Но тогда получается, что темные заклинания – как раз и есть самые гуманные, ведь они не могут убивать сами по себе. Для этого необходим дополнительный параметр, который не так-то просто набрать.

Кажется, я сам уже достаточно запутался в своих предположениях. Да и Ричарду я разве указ? Это его люди, которых он фактически привел под меня, и я, разумеется, могу ими распоряжаться, и структура его дела так устроена, что бунт будет вряд ли, ведь человеку, находящемуся в вассальной зависимости, слишком быстро влетает за неподчинение, магия безжалостна. Да и скооперироваться его подчиненные особо не могут, потому что, как я понимаю, большинство просто не знает о существовании друг друга. Задания выполняются устоявшимися парами, тройками, но связи между теми и другими нет. Однако еще больше давить без необходимости не хочется. Понимаю, что, несмотря на лояльное поведение, шансов на возвращение дружбы все равно нет – эта сдержанность, которой не было никогда, чувствуется теперь чуть ли не в каждом жесте, и это, Мерлин, так напоминает ссору с Лили, – но лучше воздержаться от того, что может обострить отношения и спровоцировать Ричарда так или иначе причинить вред в первую очередь самому себе.

Поэтому я не говорю ни слова, и в конце концов он возобновляет беседу сам. Причем сразу с неожиданной для меня темы.

Кстати, я тут поискал возможных других Принцев, - говорит Ричард. – Из всех в живых осталась только престарелая тетка, сестра твоего деда. Если она откинет копыта, имение уйдет ее племяннице по мужу. Ритой эта племянница точно быть не может. Она толщиной с половину Гремучей ивы, училась дома и владеет магией на уровне самого отстающего ученика третьего курса. К тому же, ей семьдесят лет, и у нее одышка и артрит. До твоей матери замуж за магглов по официальной версии никто не выходил. Так что либо это удивительнейшее совпадение, либо у кого-то из Принцев был внебрачный ребенок, которого приняли в род втихую, а потом кому-то подкинули и впоследствии он не основал свой род, но наследников все-таки наплодил.

Мысль интересная, вот только искать этих Принцев – как? Как принц искал Золушку, примеряя туфельку, так и мне развесить объявления: «Всем, у кого щит изогнутый зеленый с золотыми и черными точками, срочно явиться в Школу Чародейства и Волшебства Хогвартс…» Ну, или в Тупик Прядильщика, ага.

Домой я возвращаюсь глубоко за полночь. Четверг насыщен промежуточными контрольными сразу для двух курсов, и, конечно же, надо пораньше лечь, но я больше часа сижу за столом в лаборатории под мерное бульканье очередного варева для Люпина и рассматриваю содержимое «спичечного коробка».

Увеличив его, я обнаруживаю перед собой кованый сундучок с засовами. Его длина составляет примерно 10 дюймов, ширина – семь, а высота еще десять, и весь он доверху полон колдографиями Малфоя в самых затейливых позах. Разумеется, одетого Люциуса там нет. Зато того, на что бы не хотелось смотреть – хоть отбавляй. Должно быть, Мун подвешивал колдокамеру где-то в воздухе, возможно, зачарованную на невидимость – в конце концов, уровень аврора предполагает значительную подготовку, а небольшие предметы зачаровывать на невидимость куда проще, чем людей. Не мог же Люциус позволить все это снимать? Или… мог? Тогда, в разуме Рэнделла я смотрел эти воспоминания скопом, почти пролистывая их: по счастью, чтобы стирать память, не надо вглядываться. Но, возможно, у Люциуса просто не было выхода – принесли, подвесили в воздух, поставили перед фактом…

По действиям Люциусов на картинке однозначно не скажешь – некоторые из них пытаются спрятаться за рамку, зато другие откровенно подставляют задницу, позволяя рассмотреть ее во всей красе. В конце концов я ловлю себя на том, что тупо пялюсь в очередную дырку, во всех подробностях созерцая складочки отверстия и редкие волоски вокруг. Но спать, к счастью, хочется больше, чем что-либо еще.

В оставшиеся дни недели меня ждет относительно мирная жизнь, а в воскресенье я проникаю наконец к Минерве. Пароль срабатывает, и я без труда узнаю про второго сына Марии, родившегося в Блуберри-Бинс двумя годами позже, чем его старший брат. Про капитана Андерса, где бы и когда бы он ни родился, книга не знает ничего. Поиск отнимает значительное время, и я выскакиваю из комнат Минервы, едва не столкнувшись с самой Минервой. В итоге приходится пригласить ее на чай. Что ж, будем считать, что я отделался очень легко.