Ты ничего не говоришь. Так тебе нравится? – спрашивает Альбус, слегка задыхаясь.

Я еще не разобрался, – смеется его любовник и ласково ерошит волосы Альбуса. – Продолжай.

Тот опускает голову и, несмело дотронувшись пальцами до покрытых светлым пушком яиц Геллерта, снова вбирает в рот его член. На этот раз Геллерту уже не так легко сдерживаться. С его губ слетает стон, он закрывает глаза и, притягивая голову Альбуса к своему паху, несколько раз буквально насаживает его рот на себя. Судя по движению горла, тот почти давится, но попыток освободиться не делает. Наконец Геллерт кончает, еще сильнее удерживая голову Альбуса и не давая ему отстраниться, и отпускает его только тогда, когда тот, очевидно, проглатывает все.

Прости, я был несдержан, – небрежно бросает Геллерт. Его штаны сами по себе оказываются надетыми и застегиваются.

Но тебе понравилось? – допытывается Альбус, вытирая губы рукой.

Ну, конечно, есть куда совершенствоваться, но для первой попытки неплохо, – заверяет Геллерт, смеясь.

Альбус оглядывается. Губы распухшие, а глаза сияют и кажутся не голубыми – темно синими.

Ты не кончил, – небрежно замечает Геллерт. – Сними штаны.

Альбус снова оглядывается и застенчиво задирает мантию, под которой только высокие, многократно штопанные гольфы и застиранные трусы. Геллерт оттягивает трусы и залезает в них рукой. Альбус со стоном опускает голову ему на плечо. Его тощие ноги неуклюже дергаются.

Хочешь, чтобы я продолжал? – со смехом говорит Геллерт.

Пожалуйста, – шепчет Альбус, – пожалуйста.

Наконец он кончает, почти обваливаясь на партнера.

Ты словно хрупкая барышня, Ал, – смеется тот, усаживаясь обратно и вытягивая длинные ноги. – Я порой уже боюсь тебя трогать. Вдруг в обморок упадешь?

Альбус краснеет и, опускаясь на ступеньку рядом, притягивает колени к груди так, чтобы спрятать в них лицо.

Мне надо идти, – говорит он глухо. – Вдруг Ариана проснется и будет меня звать?

Геллерт фыркает:

Брось. Ничего с ней не случится. Подумаешь, пару часов без тебя.

Она же не понимает, – затравленно говорит Альбус.

Вот именно, – уверенно возражает Геллерт. – Она вообще не в состоянии понять, отчего ей плохо, и есть ты дома или нет, не имеет никакого значения.

То, что мы делаем, мне не нравится, Гел, – гнет свое Альбус. – Я обещал Абу, что буду заботиться о ней, а сам то и дело оставляю одну. А еще накладываю сонные чары, и от этого она потом не спит и бродит по ночам.

Разве у тебя недостаточно зелья сна-без-снов? – хмурится Геллерт. – И вообще, кончай уже эту ерунду. Признай в конце концов, что твоя сестра сумасшедшая, и что бы ты ни делал, лучше никогда не будет. И нам все равно придется ее усыплять и поить зельями, когда мы отправимся путешествовать. Иначе она со своими спонтанными выбросами прибьет нас обоих точно так же, как твою мать.

Альбус молчит.

Ты же хочешь отправиться со мной, Ал? – спрашивает Геллерт. – Или ты передумал?

В небрежном тоне проскальзывает тревога.

Альбус оглядывается на него беспомощно.

Конечно, хочу, – говорит он тихо.

Геллерт ласково очерчивает пальцем его распухшие губы, наклоняется и целует, проникая в рот языком. Альбус выгибается, громко стонет и вдруг отстраняется:

Что ты сделал с Эммой, Гел? Мы встретились сегодня у кладбища, и она шарахнулась от меня, как будто я болен драконьей оспой!

Геллерт хохочет:

Просто удалил все ее воспоминания о тебе и наложил отвращающие чары.

Ты… ведь не сделал ей ничего?.. – в тоне Альбуса тревога.

Геллерт морщится.

Пальцем не тронул. А надо было бы. В следующий раз задумается, прежде чем посылать письма, пропитанные амортенцией.

Гел, она же не со зла, – убежденно говорит Альбус. – Просто неумный поступок.

Ну разумеется. Только это ничего не меняет.

Некоторое время они молчат. Наконец Геллерт нехотя поднимается.

Ладно, иди уже домой. Скоро Батильда вернется из Лондона. Она хоть и кажется порой спятившей, но не стоит ее недооценивать.

Он наклоняется над Альбусом, целует его и уходит. Тот несколько минут еще стоит на дорожке с задумчивым лицом, тяжело вздыхает и аппарирует.

Я выхожу из воспоминания и медленно сажусь на диван, чувствуя на себе внимательный, живой взгляд Батильды. Мне, несомненно, нужна передышка.

На то, чтобы снять второй Обливиэйт, у меня уходит вдвое больше времени и неизвестно сколько сил. Альбус снизу – это первое, что приходит мне в голову, и это единственное, что я успеваю заметить, прежде чем, практически потеряв сознание, обрушиться на пыльный пол. Впрочем, удар головой о ножку стола помогает взбодриться. По шее течет кровь, и я дотрагиваюсь до нее рукой, нащупывая длинные волосы, и осознаю, что совершенно забыл про оборотное, которое прекратило действовать еще час назад. Поднимаю голову и вздрагиваю – Батильда стоит надо мной с усмешкой на лице и обеими – моей и своей – палочками в руке.

========== Глава 77. Прошлое Альбуса (часть 2-я) ==========

Единственная связная мысль – метнуться к старухе и сбить ее с ног – так и остается невоплощенной. Батильда кладет мою палочку на стол, а своей пытается выговорить целительское заклинание. Облегчение затапливает меня. Похоже, она все еще под Империусом, а я потерял сознание лишь потому, что у меня кончились силы. Я отбираю палочку и велю Батильде сесть на место. Выуживаю из кармана укрепляющее и оборотное.

Тебя зовут Северус Снейп, - вдруг говорит она. – Лили Поттер плакала из-за того, что ты стал Пожирателем.

Я впиваюсь глазами в ее лицо. В нем лишь интерес. Впрочем, я сейчас ее хозяин, она вряд ли будет демонстрировать недовольство.

Хорошенькая девчонка, только глупенькая, - продолжает Батильда, пока я пью зелья. – Не понимает, что нет плохих и хороших людей, своих и чужих. Все, все одинаковые. Нет темной магии или светлой.

Темная магия превращает человека в зверя, - замечаю я. Всегда относился с сомнением к ее учебникам, кое-что было откровенно неправдоподобным, но сейчас мне интересно.

Батильда хрипло смеется.

Желание власти превращает человека в зверя. Это свойство любой власти, любой вещи, которую можно использовать как оружие. Кое-кто, я уже забыла, говорил мне, что в прошлом году в Хогвартсе из Тайной комнаты выполз василиск. Совершенное оружие. Но яд василиска – единственное, что может уничтожить хоркрукс.

Уничтожить что?

Хоркрукс. Предмет, в который заключена частица души волшебника. В Средние века в Европе существовало Братство сохраняющих души. Они делали хоркруксы, а потом, после смерти члена братства, собирали осколки его души обратно и возрождали в новом теле. Ходили слухи, что они использовали для этого философский камень, и в этом был как-то замешан Николас Фламель. Правда, он в этом так и не признался. Что стало с членами Братства потом – неизвестно. Кое-кто считал, что их уничтожила тайно магическая инквизиция.

Здесь есть какой-то подвох… Облизываю внезапно пересохшие губы. Тело охватывает дрожь предвкушения – так бывало, когда я находил в чьей-нибудь библиотеке что-то совершенно особенное. Или когда понимал, что вот-вот расшифрую никому не поддающиеся руны.

Но зачем уничтожать хоркрукс? Ведь это всего лишь способ продления жизни, как я понимаю?

Ответ меня совершенно не радует.

Для того чтобы создать хоркрукс, нужно убить…

На этот раз я легко попадаю в начало воспоминания. Теперь дело происходит в доме, в комнате с узкой кроватью, комодом и окном, выходящим в цветущий сад. Кровать не застелена, белоснежные простыни смяты. Батильда высматривает на них засохшие желтоватые пятна, подносит к ним палочку и произносит определяющее заклинание. Оно предсказуемо не срабатывает – если дело давнее, помогут только зелья. Батильда еще какое-то время ходит по комнате, надеясь что-то отыскать, а затем взгляд ее падает на огромное зеркало в золоченой раме.