***

Я проснулся в своей постели, было ещё темно. За окнами тёк сумрак городской ночи, в комнате стояла оглушающая тишина. Похоже, часы замерли, их сердце устало биться, нужен завод. Моё собственное же, напротив, билось слишком часто. Я вынырнул из снов, которые казались мне разрушающими, но вместе с тем дарили странное приятное чувство.

Я долго сидел на постели, не шевелясь. Даже рассвет заглянул из-за штор, точно хотел поинтересоваться, что со мной. Но это мне и самому было любопытно. И никаких ответов. Наверное, в глубине души я остался на ветви каменного дерева, никогда не жившего на самом деле. Наверное, во мне всё ещё переливались капли реальности сновидения. Ведь всё это было сном?

Или же нет? Вовсе не было?

То, что всегда заставляло меня идти дальше. Вопросы. Слишком много, чтобы можно было разрешить их все, чересчур любопытные, будоражившие воображение, чтобы можно было отказаться.

Возможно, когда-нибудь я снова выйду на тот горный склон, что обещает с приходом рассвета абсолютное окончание, но… это уж точно произойдёт не скоро.

***

За обеденным чаем меня застало письмо. Из тех посланий, что приходят с ветром и светом. Я вскрыл конверт, чтобы отыскать там открытку. На ней будто бы я всматривался в очертания гор, в звёздное небо, будто бы ждал рассвет.

«Рад, что ты передумал», — гласила надпись на обороте.

Мне почти хотелось улыбнуться, но… Я отложил открытку в сторону, глянул за окно — сеялся солнечный свет, пронизывал молодую листву, вызолачивая её. Горные россыпи звёзд сейчас казались недостижимыми, однако я чувствовал их внутри, точно они проросли во мне.

Что за странный мир я нашёл тогда? И нашёл ли? Может, это меня отыскало нечто?..

И передумал ли я?

Сколько вопросов, сколько странных вопросов рождалось во мне. Сумею ли я когда-нибудь хотя бы задать их все? И кто же ответит?.. Даже горы и ветра вряд ли смогут.

========== 114. Ментол и ладан ==========

Привкус ментола и запах ладана.

Я остановился в шаге от бездны и огляделся, пытаясь понять, отчего меня преследуют ароматы. Но здесь, в темноте и почти пустоте, не было ничего, что дало бы подсказку. Пусть так.

Я двинулся на ощупь, прилегая к стене насколько возможно ближе, по дуге обходя страшный зев пропасти, распростёртой на полу ничком. Я шёл, но хрупкие плитки под ногами пошатывались, будто намекая, что скоро перестанут терпеть и меня, и мой вес, и вообще какое-либо свидетельство существования жизни. Там, в темноте, в утробе, никого живого не было.

Меня должен был окутывать душный страх, густой, липкий, в котором нельзя вдыхать полной грудью, но я опять и снова не боялся. Мне не казался бесконечным хлипкий козырёк, я шёл и видел, куда поставить ногу, пусть сумрак старался обратиться тьмой.

Наконец я впрыгнул в открытый рот коридора, бездна осталась позади меня, завыла ветром, угрожая, но уже была совершенно бессильной. Впереди брезжил свет, обманчивый и слабый, такому не хочется довериться, такой даже любопытства не порождает, однако мне нужно было идти именно к нему. В груди гулко бился, дребезжал стрелкой компас.

Плитки пола были разбиты временем, раскрошились, став почти пылью, шуршали под ногой, подобно сухим травам. Я шёл, не опасаясь, что встречу кого-нибудь. В этой реальности живого не осталось, и скоро даже камни и остовы зданий обещали обратиться в прах.

Наконец коридор повернул. Свет исходил из окна, то располагалось высоко-высоко, напоминало узкую бойницу, и не имело для меня значения. У стены грудой обломков лежали некогда прекрасные статуи. Безжизненное каменное лицо уставилось на меня пустыми глазами.

Не удержавшись, я присел на корточки и коснулся недвижимых век, будто желал прикрыть белую пустоту взгляда, но, конечно, ощутил лишь холод камня и не более того. Поднявшись, я заметил новую дверь, наверняка мне нужно именно туда.

Но я медлил. И сердце билось неровно. И свет постепенно становился всё более тусклым

Пока вдруг не вспыхнул, ослепляя. Это был другой свет, передо мной зависла сфера, и поначалу я зажмурился, но затем понял, что глазам вовсе не больно. Я протянул руку, сфера коснулась пальцев. Она не была тёплой, не была и холодной. И ладонь свободно проходила внутрь.

Дверь открылась, и я последовал за светом.

***

Сон схлынул, как отступает море в пору прилива. Я ещё мгновение понял темноту коридора и сияние сферы, а потом и это смазалось и ушло, отступило, обнажая илистое дно реальности.

Сновидение принадлежало мне, соткалось из меня самого, но я не мог его расшифровать. Впрочем, и не слишком тосковал по этому. Только одно меня интересовало.

Привкус ментола и запах ладана.

***

День отвлёк и увёл меня прочь.

Разговоры, чужие тайны, льющийся с небес свет, аромат весны… Во всём этом было слишком мало места для размышлений о мутных снах. И только к вечеру, когда я замер в собственном саду, наслаждаясь теплом и вглядываясь в закатное небо, снова пришло ощущение.

Привкус.

Запах.

Ментол и ладан.

Странное сочетание, которое казалось подсказкой и загадкой сразу.

***

Иногда разгадать сновидение можно лишь тогда, когда и сам находишься внутри. Я отбросил мысли, чтобы дать ответам прорасти сквозь меня. Вернувшись в дом, я сделал чай. В тишине и покое я пил его глоток за глотком, удивляясь тому, что чувствовал в нём лёгкий ментоловый вкус.

А когда зажёг свечи, они запахли… конечно же, ладаном.

Тогда стало ясно, что сны, наверное, ни при чём.

Значит, нужно было ожидать гостя.

***

Мне не спалось. И к полуночи я уже точно знал, что не усну до утра. Я слонялся по дому, и иногда он обращался видением, манил иной реальностью, открывал двери, которых в нём никогда не существовало. Вот только уходить мне не следовало. Наконец часы пробили два, гулко замерли, и открылась входная дверь.

Я стоял в холле, ожидая, когда войдёт тот или та… Всё-таки тот.

Он был одет в чёрное, и чёрные его волосы свободным облаком падали на плечи. Белая кожа словно светилась изнутри, тёмный взгляд выдавал настороженность.

— Я понимаю, почему ладан, — мой голос растёкся по холлу. — Но почему ментол.

Он усмехнулся:

— Иначе ты сразу бы отгадал.

— Наверное, — я подошёл ближе и протянул ему руку. Он сжал мои пальцы.

Мы смотрели друг другу в глаза, как много раз до, как сотни раз после посмотрим, если столкнёмся.

— Почему ты здесь?

— Потому что меня здесь нет.

Это всё объясняло.

Он был из тех, кому не предложишь чай или посидеть у камина, а сегодня им владело волнение, и потому он метался по дому призраком, танцем чёрного пламени. Я не удержался от вопроса:

— Что так тебя тревожит?

— Я не странник, как ты, — начал он. — Мне не найти дверей. Путь даже…

Он не произнёс, но я знал, что там было в конце.

— Тебе нужна подсказка, — заключил я, он смерил меня взглядом.

— Вроде того.

— Я могу открыть тебе дверь, куда скажешь…

Он поймал мою ладонь и вгляделся в неё.

— Ты поишь пустоту кровью слишком часто.

— Мне это уже говорили, — отдёрнул я руку. — И что с того?

— Такая дверь мне не нужна.

— А какая нужна?

Он замер, но не нашёлся с ответом.

Запах ладана усилился, будто дом мой обратился храмом, от свежести ментола во рту сводило скулы.

— В обрядах нет нужды, — прервал я молчание. — Пойдём, я отведу тебя к твоей двери.

Мы вышли почти в три часа ночи, в тот тёмный и странный час, когда самая мелкая тень обретает разум и волю, в те самые минуты, когда страх выпускает на волю своих зверей.

Мы шли переулками, а за нашими спинами гасли фонари, луна пряталась от нас за крышами, звёзды холодно смеялись с небес.

Мы шли, и это само по себе казалось почти что подвигом.

Он не спрашивал, куда именно я веду его, и когда над нами сомкнулись кроны деревьев, он не удивился, что перед нами выросла ограда старого кладбища.