Город дышит спокойно, и тихо горят фонари. Проснулся ветер, удивлённо заглядывает в освобождённые от теней окна. Стало так светло, хотя до рассвета ещё далеко, да ночь всё ещё лежит в пространстве-вне-времени.

Останавливаюсь на собственном крыльце и бросаю взгляд на круглую луну, довольно взирающую на то, что мы сотворили вместе. Во мне мешаются огонь и вода, я смеюсь этому странному чувству, хотя знаю, что скоро ощущение стихий ослабнет, уснёт на самом дне моей души, чтобы пробудиться лишь в тот час, когда особенно нужно. В конце концов, пора возвращаться в физическое тело.

Луна улыбается. Ей понравилась наша прогулка, она ценит мою помощь.

А город свободен, он спит, даже не зная, что было с ним этой странной ночью.

И в этот миг мы прорастаем друг в друга.

Комментарий к 005. Из огня и воды

Музыка настроения Les Discrets – Après L’ Ombre

========== 006. Небо цвета лаванды ==========

Комментарий к 006. Небо цвета лаванды

Тебе, тому, кого я некогда встретил и навсегда потерял.

Тому, кто никогда не прочтёт.

Музыка настроения Derniere Volonte – L’ombre des reverberes

Казалось, засыпал в сердце января, но стоило открыть глаза — и вокруг внезапно лавандовое поле, мой извечный пятачок между мирами, место, где сходятся дороги и миры.

Закатный свет — как тонкое полотно. Он заткал всё небо лиловым и перламутровым, розоватым и золотистым — мягкими тонами, которые не сосчитать, не назвать, не рассмотреть все, так они текучи, так легко переходят один в другой.

Я здесь почти прозрачный, быть может, и присутствую только частицей, затерялся среди колыхающейся под музыку ветра лаванды. Однако больше я не хочу лежать, а когда поднимаюсь, вижу дорогу, что будто разрезает эту лавандовую пустошь надвое. Я ступаю на тёплый песок.

Не стоит рассуждать, куда она может привести меня. В конце концов, ради таких путешествий я и существую. Здесь же каждый шаг лёгок, певуч и свободен. Это прекрасное Междумирье, где нет никаких ограничений, кроме тех, которые сам выбираешь. Можно было бы даже взлететь, но сегодня меня тянет чувствовать под ногами твёрдую плоть тропы.

Раньше где-то там впереди меня ждал бы город, но не сейчас. Спускаясь с холма, я уже знаю, что нигде не найдётся ни одного строения. И, конечно, тропа выводит к обрыву. Внизу бьются о скалы лавандовые волны, море шумит и шепчет, поёт колыбельные берегу. Некогда оно поглотило город, будто тот был лишь куском пирога.

Я сажусь на обрыве и прикрываю глаза, слушая море, и ветер, и треск цикад за спиной. Здесь ничто не может быть случайным, ничто не происходит просто так. Скоро появится кто-то, ради кого я пришёл в это Междумирье.

И действительно.

Неуверенные шаги. Цикады на мгновение замолкают, но незнакомец не несёт им опасности, потому треск-пение возобновляется с новой силой. Мне нет нужды поворачивать голову, я жду, пока пришедший не приблизится, пока он не сядет рядом. Хотя других прохожих тут не может быть, и этот — точно ко мне.

— А здесь снова закат, — говорит он мгновением позже, когда уже устроился на твёрдой земле.

— Как всегда.

— Как всегда, — повторяет он задумчиво.

Теперь-то я смотрю на него, но не прямо, нет. Только скашиваю глаза, а потом сразу же перевожу взгляд вперёд на прекрасное море, на вечный закат. Солнце не сдвинулось ни на миллиметр, точно его приклеили к небосводу.

— Зачем?

— Потому что это красиво, — нахожу я ответ.

Но ему этого мало. Протягивая пальцы к солнцу, он смотрит на то, как на пару секунд становится почти прозрачным, и стискивает ладонь в кулак.

— Всё здесь будто ненастоящее.

— Напротив, здесь всё настоящее. Кроме нас, — я смеюсь. И эта мысль и ему кажется смешной.

В других мирах, когда тонешь в плену иллюзий, настоящее заключается в тебе самом, но здесь наоборот — только ты сам и являешься иллюзией, что чудом залетела в реальный мир, который настолько плотен, что ты кажешься бликом света или же крошечной тенью.

— Это освежает, — признаёт он наконец, поправляя длинные волосы, которые так легки, что ветер уже несколько раз изменил ему причёску.

— Затем мы и здесь, — соглашаюсь и снова смотрю вперёд.

Ночь не таится за горизонтом, она вообще не приходит сюда. Не придёт и январь со своими вьюгами, не появится февраль с оглушающими холодом ветрами. Вечный август и вечный закат — вот что на самом деле реально. По крайней мере, в этом мире иного не существует.

Мы молчим и теперь понимаем друг друга лучше. Странная встреча, мы ведь уже давно никак не соприкасались ни в одном из миров.

— А ты нисколько не скучал, — заключает он позднее — время совершенно замерло, теперь даже и не скажешь, прошёл час или только его четверть.

— Мне некогда скучать.

Он морщится, потому что не ждал такого ответа. И ждал — тоже. Но такой вариант реальности ему ничуть не по нраву.

Снова нас кутает тишина, вплетённая в стрёкот цикад, в шелест волн.

— Быть может искупаемся? — он встаёт и смотрит вниз.

Будь мы в другом мире, будь мы сейчас не эфемерными, не свободными, такого предложения было бы не дождаться: скалы чересчур высоки, прыгнуть отсюда — чистое самоубийство. Но не сейчас.

Я прыгаю первым.

Вода принимает меня спокойно и мягко, нет никакого удара. Я вхожу раскалённым ножом в кусок масла, погружаюсь к самому дну. Вода удивительно черна, чиста, а если глянуть вверх — сияет лавандой. Таково небо сквозь эту толщу.

Моё одиночество в водной стихии прерывает он. Смотрит на меня.

Нам не нужно даже дышать, и мы кружим друг вокруг друга, как глубоководные рыбы, зачем-то поднявшиеся к поверхности. Мы шевелим руками-плавниками, мы чувствуем хвосты друг друга, мы… В какой-то миг становимся так едины, будто были рождены одним существом.

Это обман, но мы играем в него с самозабвением, точно только так и можно прочувствовать здешний подводный мир, причудливый и изменчивый. Избирая направление, мы мчимся под водой на закат, к зацепившемуся за небеса, навечно прикипевшему к ним солнцу, вырываемся из воды в центре солнечной дорожки, в волнах, что кажутся то золотыми, то лавандовыми.

И разделяемся, чтобы снова посмотреть друг на друга, теперь уже пристально, подмечая изменения, поступь и резец времени.

Никто из нас не стал старше, но каждый изменился. И я вижу в его глазах сталь, а не прошлый туман, а губы теперь смыкаются жёстко. Интересно, каким я предстаю перед ним? Ответа мне не получить, но иногда достаточно правильно поставить вопрос.

Мы плещемся в волнах, дно океана под нами поднимается и опускается, словно танцуя, только солнце висит прямо над нашими головами, очень низко и всё равно почти недосягаемо. Я поглядываю на него тоже, почти не удивляясь, хотя тут солнце совсем не такое, как в том мире, где я родился.

В одном из миров, где я родился.

— Теперь мы встретимся нескоро, — говорит он вдруг. И я вижу, что он почти растворился, будто бы его тело было лишь куском сахара, а солёная морская вода слизала его, обсосала, точно леденец.

— Но встретимся, — отвечаю ему. И называю его имя.

В этом имени есть буква «Л» и звонко произносимое «Р», и есть ещё тихое придыхание, шепчущий отзвук на грани осознания.

Его глаза расширяются. Он будто хочет сказать: «Так ты помнишь?!», но не успевает, потому что закатный свет растекается внутри него, совершенно вычёркивая из этого мира. Я остаюсь один в волнах лавандового океана, опрокидываюсь на спину, чтобы ещё долго-долго качаться, болтаться, кружить, будто щепка…

Наступает мгновение, когда я тону, опускаюсь на дно между рыб и водорослей, становясь его частью, илом, растениями, что почти не знают света. А надо мной — прекрасным куполом, восхищающими красками полыхает небо цвета лаванды.

========== 007. Поющие пески ==========

В этом мире свет столь мягок, что все краски имеют пастельные тона. Они нежны и воздушны, почти прозрачны, легко смешиваются и сплетаются между собой, создавая всё новые оттенки. А ещё свет здесь… звучит.