— Оно останется? — рискнул я спросить.
— Лунное дерево останется, но видеть его можно будет не всегда, — отозвался Хозяин. — Иди, принёсший семя.
Кивнув, я двинулся к дому. На тропе, что уводила в лес, а оттуда и в город, я увидел крылатую тень и успел вскинуть голову прежде, чем сова скрылась в темноте и мешанине ветвей. Улыбнувшись, я ускорил шаг, чувствуя, что эта сова — тоже Хозяин, что он решил вдруг проводить меня. И это было невероятно приятно.
Где-то за моей спиной вырастало лунное дерево, полное фонарей и светлячков. Я уже решил, что в следующее полнолуние непременно пойду именно туда.
========== 180. Жизнь ==========
«Нас зачастую окружают удивительные и прекрасные вещи, но мы не желаем их замечать. Настойчивые чудеса скребутся в окна со снежинками, скрипят сверчками под половицами, а мы упрямо отмахиваемся, игнорируем, стремимся не отвлекаться от насущных проблем и забот, не желая рассмотреть ближе. А сколько раз мы взываем к чуду, пока оно бежит рядом неузнанным?..»
Написав это, я задумался, мысли разбежались, и пора было выйти на прогулку, чтобы позднее вернуться к работе с новыми силами. Холмы наверняка заждались меня.
***
Погруженный в размышления, я даже не заметил, когда вместо знакомой дороги свернул в сторону узкой улочки, которая вывела прямиком на холмы, да только в места, мне почти незнакомые. Я словно очнулся, когда порыв свежего ветра ударил в лицо. Холмы раскинулись передо мной во всём своём великолепии, но я только мгновение видел их июльскими. Картина сменилась так скоро, и теперь вокруг царила зима.
День в этой реальности выдался сумрачным, низкие снеговые тучи зацепляли верхушки холмов серыми брюхами. Казалось, что за ближайшим холмом отыщется морское побережье, и северный океан, угрюмый и строгий, будет бросаться пеной на обломки скал.
Заинтригованный необычными ощущениями от этого места, я двинулся по едва заметной тропе, вверх и вглубь. Уже через десять минут я стоял на вершине первого из целой череды холмов. Внизу расстилалась долина, зажатая ими со всех сторон.
Глядя на неспешно плывущие облака, я вернулся мыслями к недописанной сказке, как вдруг ощутил присутствие. В первый миг подумалось, что это человек, я даже оглянулся, всерьёз ожидая рассмотреть город или ту самую улочку, что вывела к холмам, но мир-то был иной. Холмы простирались до горизонта. Никаких людей поблизости не было, да что там людей, не оказалось рядом ни животных, ни птиц.
Вот только присутствие ощущалось всё ярче.
Ещё не понимая, бежать от этого или же идти навстречу, я выбрал тропу, ведущую на запад. и зашагал по ней. От чужого пристального взгляда бежали мурашки по спине, кто-то был искренне заинтересован во мне, но показаться не спешил, оставаясь невидимкой.
Тропинка только поначалу как будто сама стелилась под ноги, чуть позднее она начала скользить под ногами, подсовывать замаскированные снегом камни и кочки, ямки и даже русла ручьев. Теперь было уже не до внимательных глаз, я смотрел себе под ноги, стараясь не оступиться. Миновав разросшийся шиповник, маскировавший шипы под мягкими снежными шапками, я вышел на довольно ровную площадку и только тогда смог оторвать взгляд от почвы под ногами.
За площадкой начинался очередной подъём на холм выше и круче предыдущего, тропа упрямо взбегала туда, не обещая ничего хорошего. Посреди лощинки росло раскидистое дерево, неизвестной мне породы. Укутанное снегом, оно казалось совершенно сказочным. Серобрюхие тучи вдруг посыпали мелкой снежной крошкой, и оставалось только вздохнуть. Похоже, прогулка затягивалась, и внутренний компас не обещал, что скоро покажется дверь.
Вдруг за деревом мелькнуло живое пламя. Я озадаченно всмотрелся в кружение снега, пытаясь разобраться, что же там загорелось, при этом не чувствовалось запаха дыма, да и самого дыма видно не было, но что-то действительно как будто горело. Пожав плечами, я двинулся вперёд. Когда же поравнялся с деревом, послышалась песня, монотонный напев на мотив шаманских ритмов. Пройдя ещё пару шагов я наконец увидел и поющего, и пламя.
***
Одетая в длинное серебряное платье женщина тихо напевала. Её глаза были закрыты, руки сложены перед грудью в молитвенном жесте. Волосы, казалось, жили собственной жизнью, играя с ветром и завиваясь кольцами, то поднимаясь вокруг головы причудливой короной, то опадая бессильно на грудь. Они были и рыжими, и золотыми, и алыми, и багряными, как языки пламени. Величественная красота женщины, непокорные и гордые черты лица выдавали в ней не ту, что покорно взывает к богам, а шамана или духа. И едва я подумал об этом, как она открыла глаза.
Глубокие изумрудные омуты с золотыми искрами.
— А вот и ты! — в голосе её послышалась усмешка.
— День добрый.
— Брось, — она повела плечами, отчего грива волос растрепалась ещё сильнее, колыхаясь в пальцах ветра. Снежный ураган вокруг внезапно улёгся.
Она, несмотря на всю красоту и прелесть, не была юной. Возможно, она не была юной никогда. Извечная Мать, Жизнь. И от этого мне было немного не по себе.
— Пожалуй, тебе здесь будет холодно, — произнесла она в тот миг задумчиво, а затем взмахнула рукой.
Теперь мы стояли посреди той же лощинки, но всё вокруг зеленело, а дерево оказалось яблоней и зацвело. Май так скоро сменил снежный январь, что я улыбнулся и, послушавшись жеста, опустился в душистую траву. Она — Мать и Жизнь — устроилась в позе лотос. Только сейчас я осознал, до чего она высока.
— Ты пришёл ко мне в гости, сам не понимая зачем, — улыбнулась она. — Но искал меня, это несомненно.
— Быть может, и так, — почти согласился я, в конце концов вселенная могла таким причудливым образом ответить мне, разве нет?
Она же кивнула, как будто я правильно выучил урок, и продолжила самым будничным тоном:
— Ты размышлял мимолётно о чудесах, которые творятся вокруг каждого из вас, людей, и пришёл к выводу, что чудо — это Жизнь. А потом оставил мысли в стороне, потерявшись в потоке слов. Так вот, я и есть Жизнь, впрочем, ты это и сам уже понял.
— Да.
— Однако поиск твой будто бы не завершён? — она поднялась, коснулась ветвей яблони, превращая все соцветия в тяжёлые завязи.
— Пока что я не нашёл подходящих слов, чтобы выразить то, что чувствую.
— Твой пытливый ум подберёт их позже, ты ничего не забудешь, и, уж конечно, я не дам тебе забыть меня, — она оправила платье. — Знаю, что всё это показалось б диким любому, но ты странник. Да и Жизнь не постигаема исключительно разумом.
— Да, понимаю, — легко согласился я.
Она подошла близко-близко, погладила мимолётно по щеке и всё с той же улыбкой сказала:
— Пора тебя вернуть в зимнюю сказку. Не ищи дверей сюда, я сама тебя позову, когда придёт время.
— Как это и бывает, — усмехнулся я. — Мои двери обычно находят меня сами.
Вокруг снова встали заснеженные холмы. Рыжеволосая Жизнь в лёгком платье всё так же мягко улыбалась.
— Иди по тропе и оборачивайся, сколько пожелаешь, — и она исчезла, только смех ещё некоторое время переливался в воздухе.
Собственно, так я и поступил. Когда передо мной возникла дверь и я шагнул в неё, оказалось, что в городе тёплый вечер и на улицах, моргая, зажигались фонари.
Вернувшись домой, я заварил чай и поднялся в кабинет к недописанной сказке. Теперь мне было ясно, как её продолжить и что рассказать о чудесах.
И о Жизни.
========== 181. Гроза над домиком ==========
Я пил яблочный чай и размышлял. Только что прошла гроза, и свежий, чуть припахающий прелой травой и абрикосами воздух проникал в приоткрытое окно.
***
Проснулся я поздно и не у себя дома, точнее… В доме, но принадлежавшем совершенно другой реальности, однако однозначно считавшем меня хозяином. Нельзя перепутать это чувство, едва переступаешь порог, как становится ясно, насколько же место тебя принимает или отвергает.
Рассудив, что, раз уж тут я «дома», то будет не лишним осмотреться, я отправился исследовать ближайшие улочки. Те оказались интересными, хоть и не гостеприимными. Я почти никого не встретил, городок или даже посёлок, в который меня выкинуло из сна, предстал безлюдным, немного запущенным и в высшей мере странным. Здесь было много отвергнутых всеми домиков, заросших сорняком палисадников, покосившихся заборчиков, и в то же время чудилось, что всюду есть особенно деловитая, малозаметная со стороны жизнь. Что-то копошилось, происходило, работало, но никак нельзя было подметить это, глядя в открытую.
