Хотелось выпить. В бардачке лежала небольшая никелированная фляжка с коньяком. Входило в нее всего ничего, граммов сто пятьдесят, но для того, чтобы согреться, этого вполне хватало. Влад протянул руку к бардачку, но одернул себя – лучше выпить дома, с женой.

Откуда-то сверху на машину шлепнулся большой кусок снега. Удар прозвучал будто выстрел. Влад вздрогнул, глянул влево, потом вправо, ничего не увидел. Подумал о том, что есть в этом ударе что-то символическое, предупреждающее, зловещее. Не удержался, невольно втянул голову в плечи.

Жить ныне стало страшно. Он вспомнил пленку, которую с Зюзбашевым смотрели в Останкино. Раньше, при Брежневе, о которого вытерли ноги почти все журналисты, проповедовавшие демократию – не занимались этим только ленивые да бездарные, – жить было просто: ни тебе стрельбы, ни тебе взрывов. Если в Москве раздавался хотя бы один выстрел, то на ноги ставили всю столичную милицию – не просто ставили, а переводили на казарменное положение. Вертушка у начальника управления внутренних дел раскалялась докрасна, каждые пятнадцать минут он докладывал наверх, чуть ли не самому Брежневу, как идет расследование и найден ли тот, кто стрелял.

Сейчас же стреляют из каждого сугроба, и никому до этого нет дела, пистолет приравнен к рогатке, считается такой же безобидной безделушкой. Бьют уже из автоматов, гранатометов, и, надо полагать, наготове уже пулеметы и орудия. Брежневское время, преданное анафеме, вспоминается уже как безмятежное, едва ли не счастливое. Эх, жизнь!

Влад подъехал к арке, нажал на педаль тормоза. Под колеса попала наледь, машина заюзила. Влад переключил скорость, прикинул, впишется в арку или нет, получалось, что впишется, но впритирку, тютелька в тютельку, опасно. Подавать назад не стал, покруче выкрутил руль и чуть придавил педаль газа.

Дом надвинулся на него мрачной темной громадиной. Владу сделалось неприятно, он подумал, что пора бы разобраться в себе, понять, откуда исходит угроза, и тогда ему сделается легче…

Впрочем, он догадывался, откуда исходит эта угроза.

В доме Влада находились трое: жена Алина, ее подруга, занимавшаяся строительством их загородного дома, поскольку ни сам Влад, ни Алина не имели ни времени, ни сил заниматься этим, поэтому им и пришлось нанять «родного человечка» Инну Кузакову, чтобы она вела эту стройку, тем более у Инны и образование имелось подходящее – инженерное; третий гость, неуклюже топтавшийся у входа с вязаной спортивной шапочкой в руках, был прораб Шутин. Он собирался уходить. В доме Влада прораб чувствовал себя неуютно – слишком тут было роскошно, дорого, даже воздух и тот был какой-то дорогой. Шутин никогда бы не стал делать ремонт в этой квартире, слишком она хороша, но Алина решила – ремонт нужен и делать его будет он, Шутин… Шутин в ответ только развел руками: он человек маленький, если хозяйка считает, что нужен ремонт, значит, так тому и быть.

Загородный дом Влада в деревне Подушкино был уже почти закончен, остались только небольшие доделки, в основном по части декора. Так что скоро семья Влада переедет туда. Естественно, отпразднует новоселье.

– Ну, все… Я пошел, – сказал прораб, натягивая на голову вязаную шапочку, – мы обо всем договорились.

– Кажется, да… договорились, – рассеянно бросила жена Влада, – денег не жалейте. То, что посчитаете нужным купить из материалов, то и покупайте.

– Конечно-конечно, – поспешно закивал головой прораб, разом делаясь похожим на птицу, – я понимаю – все должно быть самое лучшее.

Внизу прораба ждали два его товарища-строителя, в квартиру Влада прораб их с собою не взял. Косточки от холода у них наверняка уже стали звонкими, как у музыкального инструмента под названием ксилофон, и поют косточки от малейшего прикосновения. Вот уж, наверное, чертыхаются ребята, вот уж ругают своего шефа…

А с другой стороны, и торопиться нельзя: ремонт и стройка – дело по нынешним временам денежное, прибыль дает хорошую, тут промахнуться не моги, поспешишь – людей насмешишь. Поэтому Шутин и вел себя так нерешительно, не только «блеск и величие» квартиры популярного Влада влияли на него.

– Ну, все, – сказал он, берясь за ручку двери. На лице Шутина было написано нетерпение.

– Все, – разрешающе кивнула Алина, бросила взгляд на часы, висевшие в прихожей над зеркалом, – скоро должен появиться Влад. Он уже звонил с дороги, сказал, что едет. В девять часов вечера наверняка будет дома. – Все, – повторила она и отпустила прораба.

Тот кубарем скатился по лестнице, вывалился на улицу, к своим подопечным.

– Не ругайтесь, мужики, – проговорил он просяще и одновременно напористо, поднял обе руки, словно солдат, сдающийся в плен. – Заморозил я вас не по своей, как вы сами понимаете, вине.

– Звон по всему телу идет!

– Вы заслужили по стопочке водки. С хорошим бутербродом. Поехали в одно теплое местечко, я знаю… Там согреемся.

С машиной Влада они разминулись буквально в несколько десятков секунд, всего полторы сотни метров разделяло их. Влад видел машину прораба, прораб видел машину Влада, но ни один, ни второй не обратили друг на друга внимания.

Влад поставил машину в углу двора, имелось у него там свое место, нажал на кнопку в пластмассовом брике-тике-пульте сигнализации – запорные электронные механизмы отозвались щелканьем, затем сильным гудом. Влад проверил двери – все ли закрыты? Он привык все делать обстоятельно, это было заложено у него в крови. Двери были закрыты, Влад устало кивнул, подхватил портфель и глянул вверх.

Небо было низкое, холодное, колючее. Между пороховыми сгустками облаков проглядывали клочки черного неба – влажно поблескивающие, украшенные мелкой неяркой россыпью звезд. Весна до звезд еще не добралась – они были зимними. Да и до людей весна тоже еще не добралась – по старому календарю пока стояла зима.

В лицо ударил холодный ветер, опалил кожу, и Влад поспешил нырнуть в подъезд.

Он успел сделать лишь несколько шагов по лестнице, как навстречу ему по ступенькам стремительно скатился человек. Лицо у него было жестким, плоским, каким-то мстительным. Одет неприметно – станешь потом вспоминать – ни за что не вспомнишь. На голове – черная вязаная шапочка, именуемая спортивной, а на самом деле – обычный головной убор, превращающий человека в фантомаса – этакое существо без роду, без племени, без имени, без лица.

За первым парнем вплотную, почти сливаясь с ним, спускался второй, такой же безликий, в такой же одежде и шапочке, из породы «невидимок» – людей, которых никогда не запомнишь.

Первый сунул руку за пазуху, выдернул пистолет с длинным стволом, направил его на Влада. У Влада в горле мигом вспух твердый комок, закупорил глотку, нечем стало дышать. Он хотел выкрикнуть что-то протестующее, но голос застрял, жар обварил Владу лицо, прежде чем ствол пистолета дернулся вверх, посылая в него пулю.

Раздался выстрел.

Влад не услышал его. Только увидел, как удлиненный черный ствол окрасился красным – в зрачке его будто бы широким бутоном распустилась роза, вспухла огнисто, показалась яркая белесая середка, и Влад почувствовал, как тело его оторвалось от земли – удар пули был очень сильным.

Следом на курок нажал второй парень.

Стреляли профессионалы, им не надо было тратить много пуль, эти люди знали, что каждая обязательно попадет в цель.

Влад упал уже мертвым, изо рта у него выбрызнула кровь, быстро растеклась на полу около головы, тонкой струйкой устремилась к отопительной батарее.

– Готов, – констатировал первый парень, ухватил пальцами край черной шапочки, натянул ее на нос. – Вперед!

– Контрольный выстрел делать не будем?

– Зачем? Только лишний шум. В своей работе я уверен. Пошли отсюда! – Киллер оглянулся на двери – не высунется ли кто из квартир, но не раздалось ни одного шороха, все двери словно намертво приклеились к дверным проемам, – и, нехорошо усмехнувшись, перепрыгнул через тело Влада.

Его напарник поспешил следом.