- Чего ты хочешь? – равнодушно спрашивает Мификс, несмотря на Баттерфликс. – Перестань считывать меня. Мне это противно, – и даже в его мыслях звучит отвращение. Это – немыслимо для таких, как он. Отвергать тот самый единственный способ, с помощью которого они познают мир и познают остальных существ.

- Ты отвергаешь...

- Чего ты хочешь?! – повышает голос Мификс, голос, который становится чуть визгливым. – Ты уже получила свое, так чего тебе все неймется?! Я крепко связан по рукам и ногам. Я в твоей постели. Я лишен своей воли. Все, как ты и хотела. Так что тебе еще нужно?

Баттерфликс застывает мраморной статуей – невероятное создание с невыносимо бледной кожей, на которой только волосы – яркие, мощные, длинные, перекинутые на одну сторону, непривычно выделяются. Светло-зеленые глаза внимательно смотрят на Мификса.

- Я хочу, чтобы все было добровольно. Чтобы я не тащила тебя силком, чтобы ты сам приходил ко мне. Мне приходится идти на крайние меры, потому что по-другому никак.

- О да, этим ты многого добилась, – насмешливо тянет Мификс, но Баттерфликс – непоколебимая трансформация – даже не вздрагивает. Ее не задевают холодные слова, направленные в ее адрес. Она лишь терпеливо ждет.

И именно это всегда поднимало в Мификсе приступы паники. Баттерфликс готова ждать хоть веками, она не выйдет из себя, ей ничего не стоит. Осознание того, что перед ним – неподвижная глыба льда, заставляет его дрожать.

Это выбивает его из колеи. Это вдруг заставляет внутри вспыхнуть почти угасший огонь, всколыхнуть искры на тлеющих углях. Мификс дрожит – Мификс бьется почти в тихой истерике. Пока тихой.

- Тебе недостаточно моих мучений? – зло произносит он. – Что тебе еще надо? Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной? Смотреть, как я страдаю? Неужели тебе еще не хватило? Неужели тебе нужно еще? Почему я, чем я тебе так не угодил, бабочка?! Почему именно меня ты выбрала своей жертвой?! Сколько еще тебе нужно моих страданий? Сколько ты еще будешь истязать меня?

- Если бы ты понял, ничего этого не было бы, – в голосе Баттерфликс звучит совсем легкая грусть. Но на сотрясающегося Мификса это не действует. Даже сейчас бабочка добивает его. Тем, что сидит неподвижно и ждет, пока он... Пока он дойдет до самой крайней точки?

- За что ты так ненавидишь меня? Почему мучаешь? Почему не отпускаешь? Сколько еще... Ты вечно что-то требуешь, оставь, оставь меня в покое! Я ненавижу тебя, Флай, ненавижу! – теперь Мификс бьется уже не просто в истерике, он сотрясается в рыданиях, громких, сильных, неистовых.

- Потому что я люблю тебя!

- Я не верю тебе! – тараторит сквозь слезы и громкие всхлипы он, катаясь по кровати уже в своем истинном человеческом обличии. – Меня нельзя любить! Даже Он отшатнулся от меня в ужасе! – тут Мификс заливается безумным смехом, хватаясь крыльями за бока. – Он преследовал свою идею создания идеальных существ, я стал Его первой попыткой, первым творением, Он пытался соединить свойства Древнего и свойства человека в одном существе, но Он не знал, в какую сторону двигаться, во мне все смешалось: и животное, и человеческое, и мужское, и женское, я стал Его личным хаосом – уродом, чей Создатель в ужасе отшатнулся от него. Всего на миг, но я видел в Его глазах страх, Флай! Даже Он отшатнулся от меня. И ты еще будешь пытаться говорить мне про свою любовь. Я не верю тебе, Флай, не верю!

И он заходится в рыданиях. Он катается по кровати, бьется головой, раскидывает перья по смятым простынем, плачет, хохочет, болтает ногами, заливается дьявольским смехом, издает безумные вопли. Потому что достиг критической точки.

А Баттерфликс лишь тихо сидит на самом краю кровати и гладит его по плечу в те моменты, когда он не пытается ее оттолкнуть.

- Я нахожу тебя самым красивым существом в этом мире, – сообщает она рыдающему, бьющемуся с истерике Мификсу

- Это ложь! – выплевывает он.

- Я люблю тебя.

- Меня невозможно любить!

- Я люблю тебя, – повторяет Флай, и в ее глазах наконец-то вспыхивает огонь. – Я люблю тебя – и в тот момент, когда он оказывается на спине, она ложится на него сверху – Древняя в человеческом обличии, лежащая на том, что приводит в страх многих людей и не только. Ни человек и ни птица, ни мужчина и ни женщина. – Он отшатнулся, я – нет.

- Они все боялись меня. Я никогда не был с ними в истинном облике... Они... В ужасе, брезгливо...

- Я не отшатнусь, – все также повторяет Баттерфликс, лежа на нем.

Это вызывает у Мификса новый приступ истерики.

- Ну почему я так ненавижу тебя, Флай! Почему так ненавижу и... Люблю! – в его глазах стоит самый настоящий ужас. Шок. Осознание. Он продолжает всхлипывать, но уже тише, а Баттерфликс по-прежнему заглядывает в него самого. Не мигая. Обхватив руками полные женские груди. Поглаживая мягкие синие перышки крыльев. Ногами переплетаясь с его птичьими лапами.

- Я всегда восторгалась тобой, – шепчет она. В ее глазах – обожание.

Мификс пораженно хлопает глазами, смотря на нее. Пытаясь осознать, что он сказал. Прислушиваясь к чувствам, так внезапно прихлопнувшим его. Как и всегда, только в этот раз это что-то очень сильное, стабильное и крепкое. Наконец его шок проходит, и сирин во все глаза вытаращивается на бабочку, которая по-прежнему смотрит на него с абсолютной покорностью в глазах и нереальным обожанием, таким, что он даже поверить не может, что так боготворят его.

- Ты мне об этом пыталась сказать, да? – устало спрашивает Мификс.

- Да, дорогой, уже несколько тысячелетий как, но до тебя всегда доходит поздно.

Мификса это почти приводит в восторг. Но потом он вдруг вспоминает кое-что очень важное и с укором уставляется на невозмутимую Баттерфликс.

- А Уэлл? Ты все-таки убила его. И не отрицай! – с легким нажимом произносит сирин.

- Вы не были бы счастливы... – в таком же тоне откликается бабочка. Атмосфера чуть-чуть накаляется.

- С учетом того, что ты знала...

- Нет, просто он разрывался бы между тобой и своими обязанностями Хранителя, – сухо отвечает Флай. – И в конце концов он не смог бы сделать выбор. А ты, увлекшись очередным романом, разбил бы ему сердце, если бы он ушел, выбрав тебя. А путь обратно был бы для него закрыт. Ты бы просто сломал его жизнь.

- И поэтому ее сломала ты, – с претензией выговаривает Мификс. Поджимая губы, почти с детской такой обидой, что Баттерфликс отлично понимает: он снова приходит в норму.

- Я провела для него акт милосердия. Он вознесся к Дракону – лучшей участи желать нельзя.

- А ты теперь снимешь магический контракт? – переходит на более интересную и актуальную для него тему сирин.

- Только если ты снова не будешь бегать от меня. Особенно по наследным принцам Эраклиона, – это легкое предупреждение, на которое Мификс картинно выпячивает губы и с деланным возмущением смотрит на Баттерфликс.

- Ну на кой мне этот смазливый блондин, дорогушечка? Я люблю женщин погорячее, и раз с той цыпочкой на острове земных фей ничего не вышло, страдать теперь будешь ты, – коварно обещает он с горящими, как и раньше, жизнью глазами, а Баттерфликс едва заметно качает головой.

Меньше всего она могла предугадать такой вариант. Но с другой стороны, это и должно было случиться именно так. Ведь с Мификсом редко бывает по-другому.

Он очень-очень долго может чему-то сопротивляться, играть на нервах, выводить из себя других и убивать себя сам, а потом то, что нужно, само, резко, неожиданно, совершенно внезапнейшим образом стукнет ему в голову.

И – хоп! – до него наконец-то дошло, что она веками пыталась ему сказать. То, на что она потратила немало усилий, пришло к нему в одну секунду, за которую последнюю из бесконечного числа его единственных и неповторимых влюбленностей отшибло, а у него наконец-то открылись глаза.

И теперь – знает Баттерфликс – он от нее никуда не денется. А попытается, она не пустит. А пока она снисходительно наблюдает за тем, как сирин в очередной раз попытался выйти из этой ситуации победителем и даже, кажется, уже успел убедить в этом себя. Что ж, пусть. Ей не привыкать. Но даже на Мификса можно найти управу, главное, знать, за какие ниточки дергать. И пока он свято уверен, что именно от него все зависело и он правит балом, Флай не собирается разубеждать его в этом.