- Я увидел достаточно, – холодно сообщает Мификс, хотя его глаза рвут и мечут.

- Ты так и не разглядел самого главного, – таким же ледяным тоном отзывается Баттерфликс.

Дракон, ну дай же сил... Стелла не может издать даже писк. Ей кажется, что эти двое сейчас переубивают друг друга... И ее заодно. До этого дня фея не знала, что такое ненависть, а теперь это чужое чувство волнами гуляет рядом с ней, черными, изящными пальцами с дорогими перстнями гладит ее по щеке и высасывает всякую жизнь. Они бы, возможно, ее задавили. Но в какой-то момент глаза Баттерфликс опускаются вниз и видят ее, дрожащую, слабую Стеллу, свернувшуюся в защитной позе, словно барьером вставшую между ними. И одна из аур сразу же пропадает. Стелла жадно глотает воздух и вскакивает резко, слишком резко, и в глазах на секунду темнеет.

- Мисс Стелла. Я сожалею о том, что вы сейчас испытали. И постараюсь загладить свою вину, – спокойно произносит Флай Аквела, хотя ее глаза по-прежнему выражают ненависть.

- Н-н-ничего... – дрожащими губами сообщает Стелла.

- Ты пойдешь со мной, безумный, – теперь Баттерфликс уже обращается к сирину. Мификс, вечно веселый, шебутной и безбашенный Мификс, теперь стоит с озлобленным лицом и абсолютно пустыми глазами. Он опускает плечи и как-то сильно сутулится, а его жизненная энергия, кажется, угасает. И у Стеллы, даже несмотря ни на что, сердце переворачивается от боли за лучшего друга.

- Мадам Ак... – она затыкается, потому что резкий взгляд Баттерфликс пригвождает ее к месту. Холодный, мечущий молнии. Взгляд... Раненой женщины. Раненой в самое сердце. Тот самый, который Стелла видела уже на лице этой Древней. В ее кабинете.

- Мы уже говорили об этом, мисс Стелла.

- Да, – отвечает Стелла и склоняет голову, закрывая глаза. Ей нельзя вмешиваться. Это не ее дело. И смотреть на это она не хочет. Не хочет, но и не может, однако все же находит в себе силы.

Ее взгляд встречается с пустыми глазами Мификса: такими, каких она прежде никогда не видела. Несколько минут назад он весь горел от ненависти, а сейчас... Сейчас перед ней стоит сломанная трансформация. Не имеющая своей воли. Беспрекословно подчиняющаяся чужим приказам. Мификс избегает взгляда Стеллы, когда послушно следует за Аквелой, исчезая прямо в воздухе. А Стелла остается на месте и еще долго смотрит вдаль, не понимая, что же за чувство блуждает у нее на душе.

====== Глава 40. Любовь, которой нет места в этом мире ======

Когда в одном помещении находятся два Древних, связанных друг с другом любовью, ненавистью или другим потрясающим калейдоскопом чувств, воздух вокруг разве что не искрится. Магия, закручиваясь немыслимыми фигурами, находится на самой грани, как и сами существа, созданные быть первыми, лучшими и единственными. Существа, которых нагло потеснили более слабые, недостойные того, чтобы занимать так много места.

Магия почти трещит, Древние сидят, внешне спокойные, положившие руки на широкие подлокотники кресел. Их пальцы даже не подрагивают. Но глазами... Глазами они неотрывно смотрят друг на друга, и в этом взгляде читается все: и невыносимая страсть, и взаимная потребность, и ненависть, и горечь от долгих веков разлуки, и нетерпение.

Когда в одном помещении находятся два Древних, любивших и не перестававших любить, готовых тут же наброситься друг на друга, когда их магия с треском сплетается, встречая такую знакомую и незабытую силу, в этом помещении становится невероятно тесно.

Когда в одном помещении вместе с такими Древними есть еще и человек, он может просто не выжить. Его может нагнуть, придавить к земле аурой, если первосущества увлекутся и потеряют контроль.

Но – к чести Дафны – она ничем не показывает, что испытывает какой-то дискомфорт. Она спокойна внешне и почти так же внутри. Руки, лежащие на подлокотниках, лишь едва подрагивают, а глаза сосредоточенно следят за тем, как Древние почти уже целый час поедают друг друга взглядом. Сиреникс и Омега. Пара, жестоко разлученная Драконом. И вот теперь они здесь, снова, вместе.

Ледяная планета, в которой бушуют устрашающие страсти, и язвительное превращение, провожающее белую змею долгим взглядом, что выразительнее любых слов. Но точно так же Сиреникс смотрит и на Дафну, и нимфа совершенно не представляет, что же может творится внутри него. Две любви, особенно такие сильные – это много даже для Древнего.

Они говорят. У Омеги поджаты губы, и ей с трудом удается сдерживаться, потому что она не привыкла к такому. Это не цивилизованная Баттерфликс, способная держать себя в руках в любое время и при любых обстоятельствах. Это Омега – воплощение дикой, первобытной мощи, пришедшая из того времени, когда мир постоянно менялся и одновременно с этим был невероятно статичен.

Она рвала и метала час назад, шипела, впивалась губами в змея, который, впрочем, от нее не отставал. Омега готова была глазами прожечь Дафну, заморозить ее и убить, расчленить, искромсать на месте, так сильно дрожали ее руки.

Но Дафна выдерживала все ее взгляды. Искусно пряча едва заметное колебание под сотнями искусственных масок, поджимала губы и шептала так, чтобы слышала лишь эта ледяная змея. “Он – мой. И ты его не получишь”. Омега скалилась, и даже это смотрелось красиво на ее человеческом лице, она почти подскакивала к Дафне, готовая растерзать ее на месте, но в ту же секунду замирала, борясь с собой. Она не привыкла к сдержанности. Не привыкла контролировать свои движения и в чем-то себя стеснять.

Омега шла – ее ничто не могло остановить. Омега говорила – все остальные замолкали. Омега брала – ни одна вещь или живое существо не ускользали от нее. А теперь от нее требуется сидеть ровно на месте и изображать холодную статую, но белой змее невероятно сложно, особенно когда ее глаза светятся такой ненавистью по отношению к Дафне и... Такой нежностью к Сирениксу.

Дафна видела: Сиреникс защищал ее. Незаметно, но выразительно, возникая рядом с нимфой, крепко держа ее запястье, проходясь длинным языком по ее шее и долго смотря на Омегу. Сигнализируя: “Не трогай ее”. И Омега, не сдерживаясь, шипела. А воздух вокруг нее леденел. Но потом она снова возвращалась в привычное состояние.

Необузданная, чужая, нездешняя.

- При других обстоятельствах я убила бы тебя на месте, – сверкая глазами, сообщает Омега Дафне, которая лишь крепче поджимает губы, но показывает, что готова слушать. – Однако Он послал меня сюда по другой причине.

За эти дни Дафна узнала достаточно. Факты, скользящие с невероятным изяществом с чувственных губ Омеги, которые не хотели укладываться в привычную картину мира. Но он уже давно начал сходить с ума, поэтому нимфа уже ничему не удивляется. С тех самых пор, как ее тело было в первый раз выпотрошено змеем.

Омегу оживил Дракон. Оживил для того, чтобы она пришла и смогла закончить одно очень важное дело. В Сирениксе живет две любви. Старая, к Омеге, которая никуда не может деться, и новая, к Дафне, которая медленно раскрывается. Слишком медленно. Но в новом мире любви к белой змее в Сирениксе быть не должно.

- Что за новый мир? – Дафна внимательно следит за Омегой, терзающей ее взглядом и молча признающейся в любви Сирениксу.

- То, что творит Дракон. Я не могу сказать большего, – она чуть проводит языком по губам, и в этом незначительном жесте столько сексуальности, что даже Дафна невольно замирает. – Но тому, что уже отжило, там не место.

Забрать. Омега должна забрать любовь к ней из Сиреникса. Всю, до последней капли, выпить, вернуть обратно тот лед, ту часть себя, что осталась с ним с тех самых времен, когда Дракон обратил ее в планету, когда две змеи были друг в друге. И сделать это можно только одним способом: заняться сексом. Крышесносящим, нечеловеческим в полном смысле этого слова, безудержным, выматывающим, больше напоминающим пытки, чем удовольствие, сексом. Им втроем.

Наверное, Дафна должна бы возмутиться. Наверное, ей нужно кричать или еще по-другому как-то вести себя, но вместо этого она впитывает в себя информацию и с невероятным сожалением смотрит на эту женщину, пусть Древнюю, но женщину, которая жертвует чуть ли не своей сутью – отдает своего мужчину другой, с треском отрывая его от своего сердца, вручая ей, Дафне, на золотом подносе. С ненавистью и безграничной болью в глазах.