— Первые гости уже прибыли, а вы всё в делах, — входя в кабинет, укоряет Орочимару, словно он, альфа, и так не почувствовал чужое присутствие в фамильном особняке.
Впрочем, не такое уж и чужое, учитывая то, что на праздник приглашены только близкие родственники и лучшие друзья. Сегодня Кураме исполняется полгодика, и они с Наруто решили, что пора его официально представить.
Нара отзвонился пару минут назад, сообщив, что они с женой задержатся, потому как встреча Темари-сан с инвесторами затянулась, к чему Саске отнёсся с завидным пониманием. Была б его воля, он бы Шике дал орден и поставил памятник, ибо даже представить не может, каково это — быть с альфой, и то, что Темари-сан — женщина, мало смягчает ситуацию. Наверное, поэтому пара пока что живет гражданским браком, как успел подметить Саске, довольно счастливо.
Сейчас же Саске чувствует чету Хьюго, и он очень рад за Суйгетсу, который нашёл не только любовь, но и свою омежью отдушину. После довольно скромного, формального бракосочетания Суй уволился с работы и переехал в особняк Хьюго. Саске было жаль терять такого помощника, но не отпустить он не мог: теперь жизнь Ходзуки подчинялась правилам клана его супруга.
Саске подумывал о том, чтобы как-нибудь поговорить с омегой по душам, как раньше, но вовремя одергивал себя, понимая, что между ними всё ещё крепкая дружба, но не такая, как прежде. Он не имел права вмешиваться в чужие отношения, пусть порой и подмечал, что Нейджи относится к супругу более сдержанно, нежели к жене. Главное, что Суйгетсу был счастлив заботой о своём сыне, который, кстати, был точной копией своего папочки, и это явное проявление наследия Третьего окончательно примирило пыл Хиаши-сама.
— Пора приодевать наше маленькое солнышко, — Дейдара ничуть не изменился за эти два года, всё ещё кажась самому Саске вздорным, пусть и не лишённым достоинств ребёнком.
— Мы быстро, — Наруто чмокает его в губы, отстраняясь. Саске понимает, ведь к малышу на праздник приедет его двоюродный дедушка Нагато и тетушка Карин. Эти Узумаки как раз заканчивали все свои дела в Европе и через месяц собирались обосноваться в Токио. Саске к этому факту отнесся спокойно: в конце концов, клан Узумаки должен быть возрождён, а общими силами сделать это будет быстрее — но и хвостатые поползновения в свою семью он был готов пресечь на корню.
— Подождите обрюзгшего генерала, — Орочимару кряхтя разворачивается, завершая омежью процессию, — а то без помощи мне по лестнице не взобраться.
Саске фыркает: два месяца назад у дяди словно на дрожжах попер живот, только после чего вся семья узнала, что омега уже на шестом месяце. Дядя факт своей беременности скрывал и правильно делал, очевидно, боясь, что его вынудят выбрать долг, а на шестом месяце предпринимать что-либо высшие чины уже не решатся. К тому же не успел глава гильдии уйти в декрет, как её тотчас же распустили, мол, из-за отсутствия достойной замены, и, насколько знал сам Саске, императрица нынче изо всех сил давила на парламент, дабы тот отменил своё решение.
— Ну что вы, Орочимару-сан, — Дейдара подставляет омеге локоть, за который тот с благодарностью цепляется, — у вас просто большой и крепкий малыш. Наверняка альфочкой будет.
— Да, весь в своего породистого папашу, — фыркает омега, поглаживая большой, приподнятый к груди живот, и Саске снова фыркает, припоминая, как глава клана, словно детей малых, отчитывал двух взрослых особей.
Понятное дело, что глава гильдии и Хранитель, не уйдя из этой самой гильдии, брак зарегистрировать не могли, а Фугаку-сама на нём настаивал, чтобы у ребёнка была нормальная семья. Скандалили долго и изрядно, но в итоге каждый остался при своем: ребёнок при Орочимару, Какаши при главе клана, а сам Фугаку-сама при твёрдой решимости когда-нибудь таки поженить этих двоих.
— К тому же не говорил бы ты, омега, о том, чего не знаешь, — Орочимару сокрушительно качает головой. — Вот будешь беременным, тогда и узнаешь, каково на вкус это удовольствие.
— Как знать, — Дейдара подмигивает пропускающему всю процессию в коридор супругу, — может, скоро и узнаю.
Саске, смотря на брата, вопросительно вскидывает бровь, а тот лишь ухмыляется уголком губ.
— Помнишь, отото, — провожая супруга мечтательным взглядом, таки отвечает Итачи, — о чём рассказал нам Предок в день свадьбы?
Саске, подходя к брату, просто кивает, кладя руку ему на плечо и всё понимая без лишних слов. Когда они все вчетвером стояли у алтарей, Десятый шепнул им обоим, чтобы, когда придёт время, они оба приняли пару своих детей, кем бы та не оказалась.
***
Над его головой мелодично звякают колокольчики, а Собаку но Гаара уже думает о том, чтобы развернуться и переступить порог обратно. Невозмутимый и непоколебимый альфа банально трусит, оказываясь один на один с совершенно незнакомой ему средой. Собаку но Гаара предпочитает уверенность и стабильность, ему свойственна лёгкая мечтательность, но решительная целеустремленность, он жёсткий и довольно часто жестокий, нелюдимый и в какой-то мере даже эгоистичный, но уж никак не трус, бегущий от вызова судьбы, словно крыса с тонущего корабля.
Есть у Собаку но Гаара склонность к масштабированию ситуации. Эксперты называют это пессимизмом, он же — предосторожностью. Впрочем, день сегодняшний начинался вполне обычно и безобидно, пока альфа не задумался над тем, что ехать на столь важный праздник с пустыми руками — верх неприличия. Понятное дело, что подарок счастливой чете Учиха-Узумаки он отправил ещё в день рождения малыша Курамы, но для Первородного подобное оправдание могло быть расценено как скряжничество или же финансовая затруднительность. По его альфьим рассуждениям, оптимальным прилагающимся подарком были цветы.
Только потому, что его друг, Узумаки Наруто, когда-то работал в этом магазине, Гаара в него и заехал, сделав изрядный круг по городу, хотя мог купить приличный букет в любой цветочной лавке в Камэйдо. Собаку но Гаара даже к самому мелочному делу не относился спустя рукава, поэтому сейчас и замер на пороге магазина «Цветочная романтика», растерявшись. Выбор был просто огромным, а следовать каким-то шаблонам его буремная сущность отказывалась даже при выполнении столь простой задачи.
Если бы Собаку но Гаара знал — как, он бы попросил помощи у консультанта, но слухи об этом альфе были пусть и не правдивыми, но и не совсем ложью. Общение с людьми вне деловых рамок для Собаку но Гаары было не только затруднительным, но и малоприятным.
— Добрый вечер, о-кяку-сама. Помочь вам с выбором?
— Что? — Гаара вздрагивает, с высоты своего роста переводя тяжелый взгляд на омежку-продавца. Мальчишка застал его, Первородного, врасплох. Такой… хрупкий омега, словно невинный цветок, что его даже чувство вины начинает подтачивать за то, что, пусть и на дежурное приветствие, он ответил грубостью. Впрочем, с омегами, кроме Наруто, Гаара предпочитал общаться на расстоянии разделяющего их стола, а мальчишка стоял почти у него под боком — с подобранными под забавный чепчик волосами и в довольно милом белом переднике.
— К какому празднику будет приурочен букет? — словно и не замечая его угрюмости, продолжает спрашивать омежка, смотря на него своими большими бездонно-тёмными глазами.
— Официальное представление наследника, — бурчит альфа, супя брови. Омежка его… смущает. Как-то так. Уж больно он милый, наивный и невинный, а пахнет… Мальчик пахнет как-то непередаваемо. Именно для Гаары всем тем, что он любит, одновременно. Собаку но Гаара любит только три вещи: чистое небо, горячий песок и свою гитару. Если у песка и даже неба может быть запах, то гитара, которую он купил ещё в годы шальной юности, вряд ли может чем-то пахнуть. Но для Гаары она имеет запах мечты, пусть и недосягаемой, зато вполне себе так ощущаемой, когда он, смотря на закат с балкона своего особняка, медленно перебирает натянутые струны.
— Думаю, вам бы подошли хризантемы, — внезапно выдает омежка, улыбаясь ему, хмурому и напыжившемуся, в ответ. Сущность внутри издает какой-то странный визг и начинает свой бешеный танец. К подобным вывертам Первого ему не привыкать, вот только раньше самому альфе не хотелось вторить сущности, напевая что-то весёлое и кружась в незамысловатом танце. Если он не сходит с ума, то это всё влияние странного омежки, сущность которого воспринимается как сгусток белого, мягкого света.
