Легкое, струящееся по фигуре сиреневое платье, кажущаяся небрежной, словно пучок волос взяли и просто закололи, прическа, но при этом розовые локоны вьются, кокетливо касаясь плеч, мягкие туфли на плоской подошве, лишь нитка белых бус на шее, – по-домашнему, но вполне достаточно для того, чтобы произвести впечатление на своего альфу. Да, Сакура будет идеальной супругой, тем более после того как примет к сведению уроки Микото-сан. Она останется удобной омегой и верной спутницей жизни, которая выносит и родит его детей, даже не будет роптать, если он все-таки отдаст дань устаревшим, но не приевшимся традициям и заведет себе официального любовника, но при этом сделает все, чтобы всегда быть на ступеньку выше фаворита своего мужа. И если все именно так, как он уже представлял себе тысячу раз, выбирая омегу и, в итоге, выбрав Сакуру, то почему у него такое ощущение, что во всей этой идиллии чего-то не хватает? Чего-то спонтанного и непродуманного наперед, что ли?
- Прости, что заставил тебя волноваться, - вспомнил, наконец, о том, что в одной руке коробка конфет, а во второй цветы. Белые тюльпаны. Безо всяких «но» или «может быть». В общем, без подвоха. – Это тебе.
Почему-то больно смотреть на то, как в оливковых глазах зарождается радостный блеск, а красивое лицо озаряет счастливая улыбка. Странно, но раньше подобные мелочи воспринимались им как данность: омега – это омега, со всем к ней предлагающимся. То есть, омега, цветы, подарки, романтические ужины и мятый шорох постельного белья – это вполне сочетаемые вещи. Это удобные вещи. Вещи, которые всегда можно заменить новыми.
Саске фыркнул, слегка натянуто улыбаясь. А ведь, получается, Сакуру тоже можно заменить. Он сам сегодня утром думал об этом, о том, что если Харуно не научится быть Учиха, то им придется расстаться, а ему, соответственно, искать новую невесту. Новую… Словно покатался на одной машине – не понравилось – пересел в другую. Разве с любимым человеком должно быть так?
- Спасибо, Саске… – внимание со стороны альфы столь неожиданное, что Сакура даже не знает, как реагировать.
Конфетно-букетный период с Саске – это лепестки цветов на постели и шоколадный десерт на завтрак после страстной ночи. По крайней мере, таковы её воспоминания. Её перерожденная сущность, не слабая, но и недостаточно сильная, чтобы противостоять природному магнетизму Первородного альфы, затихает в восхищенной покорности. Сакуре кажется, что сейчас, в прихожей их квартиры, когда за окном, где-то вдали, начинает трепетать молния, в их с Саске отношениях что-то меняется, что-то в лучшую, более доверительную, чувственную, сближающую сторону. Возможно, все её страхи неоправданны, ведь если Саске выделил её среди остальных, выбрал, приблизил, вероятно, она значит для него больше, чем очередная омега-пустышка. Просто Саске альфа, а альфы от природы скупы на чувства, что, впрочем, не мешает им выражать их в вот таких вот мелочах. Важных мелочах. Для неё. Мелочах, которые доказывают, что она тоже нужна Саске.
- Спасибо! – Саске чуть пошатнулся, когда Сакура прижалась к нему, обнимая за шею и прислоняя голову к его плечу. Он тоже обнял её в ответ, все ещё держа в руках коробку и букет.
В зеркале отражалась такая правильная, безукоризненная картина: высокий сильный альфа и хрупкая омега у него в объятиях. Взгляд медленно скользнул вниз, замирая на белоснежных бутонах. Со вздохом Саске признал, что продавец-омежка все никак не выходит у него из головы. Его образ – светлый, чистый, яркий. Его глаза – большие, лучистые, отражающие целый мир. Его волосы – каскад золота и поток солнечных лучей, таких непослушных и чуточку кокетливых. Его запах… Запах, казалось, не отпускал, словно вился за ним, своими ароматными ниточками уцепившись за полу его пиджака. И весь омежка сам по себе такой… необычный. Наруто… Его имя, слово капля меда на языке – чуточку щиплет вначале, а после растекается сладостным послевкусием. Не приторным, а именно сладостным, замирающим на губах.
- Саске, твой запах… – доносится, как сквозь вату. Он дома. Он рядом со своей омегой. Рядом со своей будущей супругой. Все правильно. Без каких-либо «но» или «может быть». Все так, как и должно быть в жизни Первородного.
Саске, глубоко выдохнув и потянув уголок губ в подобии улыбки, посмотрел на Сакуру, пытаясь осознать сказанное ею. Омега все ещё в его объятиях, но уже не льнет к нему, а, запрокинув голову, требовательно и чуточку зло, с капелькой страха смотрит в глаза. Сущность Предка удивилась не меньше Учиха, ведь ещё пару секунд назад все было хорошо, правильно, ничто и никто не врывался в его жизнь и не сметал его уверенность в том, что все идет пусть и размеренно, зато верно, и не нужны ему, в двадцать шесть лет-то, никакие опрометчивые встряски, романтические приключения, влюбленная обезбашенность и прочая наивная чепуха. Как Учиха и Первородный, он в первую очередь должен думать о долге и чести.
- Что? – Саске нахмурился, ощущая, насколько разъярена омежья сущность Сакуры. Конечно же, ему ничего не стоит подавить эту вспышку гнева, но её причина волнительна и почему-то слишком важна. Впрочем, в этом, скорее всего, нет ничего удивительного, ведь Сакура – его омега, его неофициальная наречённая, так почему бы не начать уделять ей немного больше внимания, чем он привык уделять своим предыдущим пассиям?
- От тебя воняет омегой, - злобно шипит Сакура, морща лоб и цепляясь тонкими пальцами в лацканы его пиджака. – Воняет так, словно ты терся о неё. Или она о тебя?
Харуно приподнимается на носочки, заглядывая альфе в лицо. Крылья её носа трепещут. Она дышит глубоко и часто, по легкому запаху пытаясь определить, что именно связывает её альфу и эту неизвестную омегу. И отговорки, мол, ехал в метро/автобусе/маршрутном такси, которое было переполнено – не пройдут. Не в их ситуации. И даже не потому, что Саске всегда ездит на своей машине и не берет голосующих у обочины попутчиков. Дело в том, что Саске купил конфеты и цветы, чтобы извиниться. За что? Точно не за утренний инцидент, в котором виновата она сама, и за который извиняться нужно именно ей, что она, кстати, и собиралась сделать. Возможно, за то, что дал выход своему гневу в том, что наиболее действенно разряжает любого альфу – в сексе? Но сексом от Саске не пахнет. Ей ли не знать, как меняется запах этого альфы как после обычной случки, так и во время сцепки. Но ведь есть и другие способы довести альфу до разрядки, а сильнее всего запах этого омеги въелся в пиджак и руки альфы. Он был таким тонким, что она сперва и не учуяла его – наверное, просто омега слабый, скорее всего, из дворовых – но этот запах, бродячие бы драли эту омегу, и правда, был изумителен, словно аромат росинки, скользнувшей по лепестку только что раскрывшегося бутона.
- Предки, Сакура, - протянул Учиха, закатывая глаза, - мы же уже столько раз говорили об этом, - по сути, смысла объяснять что-то именно сейчас не было. Сакура уже завелась, следуя принципу: наша песня хороша – начинай сначала, - и не дать ей выговориться, заткнув, это ещё хуже, чем потерпеть часок-другой, выслушивая ничем не обоснованные упреки, догадки и, порой, даже угрожающие предупреждения. Такова уж природа омеги – грызться с другими омегами за выбранного ею альфу, даже если этот альфа уже связан с ней и помечен ею. М-да…
Саске разомкнул объятия и отступил на шаг, смотря на сощурившую глаза и упершую руки в бока девушку непривычно-снисходительно, пытаясь понять. А ведь, когда Сакура станет его женой, она поставит на нем свою, омежью, метку, и что-то подсказывало Учихе, что выбор падет на открытое и доступное место, чтобы метку видели все, чтобы все знали, кому принадлежит Первородный альфа. Саске поежился: эта мысль задевала в нем что-то неприятное и ежистое, а сущность бычилась и супилась, смотря на него из-подо лба так, будто он стоял над ней с раскаленным тавром в руках.
- Да, говорили, - Сакура согласна и не согласна в одночасье, понимая, столь чревато скандалить второй раз за день, но в тот же момент до безумия злясь на спокойного, словно удав, Учиха, который, похоже, даже не собирается отрицать очевидное. – И ты обещал мне, что у тебя не будет никаких тайных связей – только я и официальный любовник, - если бы Сакура могла, она бы остановилась на фразе «только я», без каких-либо «но» или «может быть», но таковы условия брака с Первородным диктовало общество.
