Я не ответил ему. И что же у нас, интересно, будет? Мы построим дом, будем жить вдвоем в лесу и пасти коров? Или он поселится здесь, со мной, у всех на глазах, с одобрения моих родителей? Это было невозможно. Все, что могло быть, это наши тайные встречи, и то, как подсказывало мне сердце, только до поры до времени. Страх, что наша связь может в любой момент оборваться, вновь сковал меня.

— Сделай уже со мной что-нибудь, а то я сейчас умру, — пробормотал я, тая в его ласкающих руках. — То, что хочешь.

— То, что я хочу, боюсь, не получится, ты слишком нежный.

— А что же это? — я сгорал от любопытства, а неведомое еще больше распаляло желание.

Желание уже поглотило меня целиком. Я стал ласкать мощный ствол его возбужденного органа, но он оттолкнул мою руку.

— Я хотел бы ввести свой член тебе вот сюда, — прошептал он, беспорядочно пожирая губами мое лицо, шею и плечи.

В подтверждение своих слов он ввел между моих ягодиц свой влажный от слюны палец.

— Вот в эту дырочку, и я сразу кончу. Но в первый раз для тебя это будет больно.

Да уж… Я предполагал нечто такое. Можно было представить, какой это будет кайф для него.

— Давай, — кивнул я, продолжая принимать его жаркие поцелуи, — сделай, не тяни, а то у меня сейчас нервы сдадут.

Он перевернул меня на живот и предупредил:

— Не вздумай кричать.

— Ты тоже.

Я собрал все свое мужество, готовый принять его в себя. Дик приподнял мой зад и стал проталкивать свой член мне в анус. Как только мне стало больно, я не растерялся и впился зубами ему в руку, которой он меня обнимал и придерживал.

— Черт, — застонал он. — Эмиль…

От боли и давления у меня из глаз хлынули слезы, но от всего происходящего я получал какое-то ненормальное, извращенное, мазохистское удовольствие, потому что давал ему, и это было не прилично. Чем сильнее он долбил меня в глубину, тем крепче я сжимал свои зубы, впиваясь ему в руку. От заключительных толчков я едва не закричал и чуть не потерял сознание, боль стала просто невыносимой. Я не мог ее больше терпеть и судорожно забился под ним, пытаясь освободиться. Он сжал меня так, что, кажется, кости хрустнули и содрогнулся, с глухим и сдавленным рычанием. После сразу стало легче, так как Дик отпустил меня и вытащил свой член из моей настрадавшейся задницы. Мы отпрянули друг от друга, я схватился за зад, а он за искусанную мной руку.

— Ты чуть из меня кусок мяса не выгрыз, — жалобно простонал он, потирая рукой кожу.

— Знаешь, Дик, как больно? — враждебно, в сердцах сказал я, пиная его ногой. — Как будто в зад полено запихали.

— Извини.

Он виновато примолк. Я напился из кувшина, подал ему. Мы были на грани ссоры. Но я не мог этого допустить, поэтому набросил на него одеяло, и пристроился ему на плечо. После секса, в анусе у меня остались болезненно-саднящие ощущения, которые продолжали доставлять возбуждение. К моему удивлению, я продолжал желать еще чего-то подобного.

— Попробуй палец мне засунуть…

Я сам поразился этим своим словам. Парень мой резко обернулся ко мне, изумленно выдохнув, страстно поцеловал в знак благодарности. Потом я достаточно долго терпел его грубые пальцы, которые орудовали в моей нежной попке, разминая и растягивая ее. Он подрочил мне, и я кончил. Я был весь измотан. Задница моя теперь болела еще больше, внутри все словно горело огнем.

За окном начало светать. Заорали, перекликаясь по всей округе, петухи, стараясь перегорланить друг друга. Дик благодарно прильнул ко мне, даже во сне не переставая поглаживать мое тело, а я еще долго лежал с открытыми глазами, в ожидании нереального чуда, которое смогло бы соединить нас на век.

========== Глава 7 ==========

Поздно вечером, когда уже стемнело, я стоял на обочине дороги, примерно в трехсот метрах от нашей усадьбы. В руке моей был факел. Я зябко вздрагивал под порывами ледяного, осеннего ветра, который пронизывал меня через меховой полушубок, в ожидании моего Дика.

Последние месяц мы встречались в теплом сарае на скотном дворе, предназначенном для новорожденного молодняка, который в это время года пустовал. Я обустроил там приличное ложе, стащив старые одеяла из кладовки. На них мы и проводили наши сказочные ночи.

Дик за это время стал мне на столько дорог, что я побаивался моих страстных чувств к нему. Мне казалось, что он относится ко мне более равнодушно, и от этих мыслей меня, порой, охватывала горечь. Но могло быть и так, что он был просто более сдержан в проявлении своих чувств, так как был загружен тяжелым, крестьянским бытом. Я старался особо не анализировать свои ощущения, гнал прочь ревность и тяжкие мысли из своего сердца.

И вот, в который раз, забыв всякий страх, я стоял и ждал Дика, чтобы встретить и осветить ему путь, чутко прислушиваясь. Вокруг зловеще шумел лес, шелестел и поскрипывал. Огонек моего факела освещал небольшое пространство вокруг меня.

Через гулкое, взволнованное биение своего сердца я услышал топот копыт его лошади. Я радостно встрепенулся, поднял факел и вышел на середину дороги, не скрывая счастливой улыбки. Итак, сегодня мы вновь будем вместе, я прижмусь к его горячему телу и отдамся во власть его поцелуев. Дик. Мой единственный мужчина, моя первая любовь.

Я пристально вглядывался в темноту. Топот копыт становился все ближе и ближе, и скоро я смог разглядеть силуэт лошади.

Неожиданно, что-то случилось. Лошадь оступилась и со ржанием стала падать на колени, а потом покатилась кубарем по дороге. Дик коротко и громко вскрикнул и тоже упал. Я охнул и рванулся к ним.

И тут на меня навалилось что-то тяжелое. Безжалостные, грубые руки схватили меня за волосы, сдавили горло, не давая ни дышать, ни кричать. Я судорожно рванулся, но почувствовал бесполезность своих усилий освободиться. Напавший со спины, оказался гораздо сильнее меня. Лошадь предпринимала попытки подняться, а Дик лежал, недвижимый, на земле.

Мое ухо обожгло тяжелое и влажное дыхание.

— Ну что, барский выкормыш? Я покончил с твоим дружком. Теперь ты будешь давать только мне.

С первых слов я понял, что это Морис, мой ненавистный гувернер, и обмер от ужаса. Однако, вся душа моя стремилась к Дику, который продолжал лежать на земле, не подавая никаких признаков жизни. Я опять дернулся, но Морис прижал меня к себе и больно сдавил мое тело.

— Успокойся, богатенький ублюдок. Твой крестьянин мертв. Помогла веревочка, которую я в нужный час натянул через дорогу. Я ведь давно слежу за вами. Пошли, дырявый сученок.

И он поволок меня в сторону усадьбы. Я пытался отбиться, но он наклонил меня и тащил за волосы почти по земле. Горячие слезы, от боли, текли из моих глаз. Однако, я не терял самообладания. Я помнил, что за поясом у меня был нож, подаренный мне, в свое время, Диком. Я проверил, на месте ли он, и спрятал его глубже, в складки одежды, чтобы не потерять и использовать в самом крайнем и страшном случае, о котором я даже подумать боялся.

— Отпусти, — стонал я, — сволочь! Я все расскажу отцу, и он скормит тебя нашим псам!

— А что ты ему расскажешь? — торжествующе говорил Морис. — Это я поведаю ему интересную новость, что его сыночек, содомит. Расскажу как ты постоянно встречаешься и трахаешься с крестьянином. Отец проверит твою растраханную дырку и обнаружит, что я прав. Я скажу, что застал вас во время свидания и силой привел тебя в усадьбу. Он мне будет еще и благодарен, а ты попадешь под вечный арест. А какой позор? Тебя имеет в задницу нищий пастух!

Он нанес мне короткий удар по зубам, разбив губу до крови. Я попытался в ответ укусить его, но не удалось. Морис втащил меня в усадьбу через калитку на скотном дворе и зашвырнул пинком в сарай, в котором мы встречались с Диком. Получалось, что он действительно следил и знал про нас все. Я упал на кучу соломы, больно ударившись и исколов себе лицо.

— Поганый щенок!

С этими словами Морис сорвал с меня штаны и стал безжалостно избивать ладонью мои ягодицы, удерживая меня за шею.